Станет только хуже.
Она поняла, что Броуди говорит серьезно, и едва сумела прошептать:
– Николас тут ни при чем.
«Мне нужен ты!» Но этого она не могла сказан» вслух: слова не шли с языка.
Она выждала еще десять секунд, потом наклонилась, подхватила ночную рубашку у колен, стянула ее через голову и швырнула на пол ему под ноги.
И сразу же ее охватила дрожь. Ей хотелось выглядеть соблазнительной, но невозможно было удержаться и не обхватить себя обеими руками поперек груди. Надо было прикрыться и в то же время не дать ему увидеть, как ее трясет. Анна заставила себя поднять на него глаза, хотя его неистово-жадный взгляд прожигал ее насквозь. Если он сейчас ее отвергнет, она умрет.
Броуди хотел отвернуться, но это было выше его сил. Бог ему свидетель, он всего лишь мужчина, а Энни так прекрасна! Однажды он уже видел ее обнаженной, но был в тот раз слишком возбужден, чтобы оценить ее по достоинству. Миниатюрная и безупречная, точеная, как статуэтка, она была восхитительна. В лунном свете ее кожа отливала жемчугом. Волосы еще не вполне просохли после ванны: она заколола их на макушке, но отдельные мягкие пряди выбились из узла и свисали на плечи, завиваясь и щекоча ей шею. Нежные полушария грудей соблазнительно вздымались над скрещенными руками.
И все-таки Броуди, может быть, нашел бы в себе силы противостоять искушению, но как раз в эту минуту она повернула голову, и в свете луны у нее на щеках блеснули две серебристые дорожки, оставленные слезами. Это добило его окончательно. В два шага он преодолел разделявшее их пространство и оказался рядом с ней.
Анна инстинктивно отшатнулась. Броуди застыл на месте. Она улыбнулась, хотя в глазах у нее явственно читался испуг. Он не стал просить ее о доверии, не стал убеждать, что все будет хорошо. Все его тело было охвачено огнем, но обманывать ее он не хотел. Мгновение растянулось до бесконечности. В последнюю секунду, когда Броуди уже открыл рот, чтобы ее успокоить, солгать, сказать, что все это не имеет значения, она перестала прикрывать грудь и протянула к нему одну руку.
Ее маленькая теплая ладошка коснулась его рубахи и замерла – робкая и нерешительная. Наконец Анна собралась с духом и передвинула руку ему на шею. С быстрым вздохом она прижалась к нему, ее грудь коснулась его широкой груди, покрытой жесткими волосами. Броуди притянул ее к себе порывисто и страстно, потом опомнился и смягчил объятия, вспомнив, что нельзя ее пугать, и призывая себя к сдержанности. Но ее соски – две твердые горячие точки – прожигали ему грудь словно каленым железом, вскоре он уже и сам не смог бы сказать, кто из них двоих дрожит сильнее.
Они поцеловались. Неясный стон сорвался с ее губ, когда он проник языком ей в рот. Ее собственный язычок сначала был робок, потом стал любопытным и, наконец, осмелел: заскользил по его губам все настойчивее. Ее пальцы зарылись ему в волосы и притянули его голову ближе. Глаза у нее были крепко зажмурены, но все тело чутко отзывалось на каждое его прикосновение.
– Энни, – прошептал Броуди, – помедленнее. Энни, не торопись…
Ему пришло в голову, что она хочет поскорее со всем покончить, потому что ей страшно. Он заставил ее попятиться к кровати, покрывая ее закрытые глаза и щеки частыми поцелуями, словно пил ее кожу мелкими глотками.
– Вот так-то лучше, – продолжал Броуди, прижимая ее бедрами к высокому матрацу, – главное, не надо спешить.
«Если можешь», – добавил он мысленно.
Колени у Анны подогнулись, она опрокинулась на спину поперек кровати, а Броуди склонился и навис над ней сверху. Он развел ей ноги и опустился на колени между ними. Анна ахнула. В один миг все ее страхи вернулись и охватили ее вновь. Ей вспомнилось, как он делал это раньше, как целовал ее и ласкал ртом ее грудь, а потом сделал больно. Она вся напряглась, хотя в глубине души ей пришлось признать, что некая потаенная часть ее естества все еще хочет его, жаждет встречи с ним в точности, как и раньше, даже если ей будет больно.
Оказалось, что у Броуди другие планы. Он успокоил ее нежными поцелуями, неторопливыми и изучающими. Анна попыталась сесть, но Броуди решительно, почти что грубо прижал ее к постели и опять опустился на колени у нее между ног. Она пыталась бороться, отталкивала его руки, заставляющие ее раскрыться, но первое же прикосновение его рта просто доконало ее. Она вскрикнула от испуга, потом от наслаждения и, услыхав свой собственный, неприлично громкий вопль, зажала себе рот ладонью, смущенно бормоча:
– Прости, прости…
Броуди оторвался от своего занятия и склонился над ней.
– Ты просишь прощения? – недоверчиво переспросил он. – За что, Энни?
Опьяняющий смех вскипел у нее в груди, но так и не вырвался наружу, превратившись в затяжной стон, потому что Броуди снова прижался к ней ртом. Не может быть, чтобы это было нормально, наверное, это некое ужасное извращение, которому он научился в какой-нибудь дикой, варварской, нецивилизованной… Анна забыла, какое слово должно за этим последовать, вообще утеряла способность мыслить. Она таяла, ее плоть плавилась и кипела в огне, она превратилась в очаг не передаваемого словами желания, и грань была, все ближе, ближе…
Броуди в точности угадал этот момент и поднялся с пола, рывком увлекая ее за собой и крепко прижимая к себе.
Потрясенная до потери рассудка, Анна ухватилась за него, вся дрожа, что-то бессвязно бормоча и ничего не понимая. Он отпустил ее и принялся расстегивать брюки. Она ощутила холодок в животе и отвернулась, но уголком глаза продолжала следить, как он стягивает их и отбрасывает в сторону. Но вот он опять повернулся к ней и остановился неподвижно. Анна не была трусихой. Она посмотрела на него:
– О, Джон…
Должно быть, она сказала это вслух, хотя сама не заметила. В комнате не было другого освещения, кроме лунного света, но даже в этом неярком серебристом сиянии Анна увидела куда больше, чем хотела: нечто смутно белеющее в полутьме, огромное, устрашающее, вскинутое, как копье. Броуди взял ее дрожащие руки и поднес их к губам. Она заподозрила, что будет дальше, и ее догадка оказалась верна, но не успела она хоть что-то предпринять, как Броуди ее опередил: сжал ее пальцы вокруг своей мужской плоти и удержал их, когда она попыталась отдернуть руки. На миг оба они затаили дыхание.
Очень скоро Анна убедилась, что он ей совсем не противен: она держала в руках нечто упругое, теплое и бархатистое на ощупь. Когда Броуди взял ее за плечи, она начала осторожно и бережно исследовать неожиданный подарок. А потом она увидела его лицо – такое открытое, беззащитное, взволнованное, – и последние остатки страха улетучились. Расстановка сил переменилась в мгновение ока. Они были равны.
– Давай ляжем в постель, – предложил Броуди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Она поняла, что Броуди говорит серьезно, и едва сумела прошептать:
– Николас тут ни при чем.
«Мне нужен ты!» Но этого она не могла сказан» вслух: слова не шли с языка.
Она выждала еще десять секунд, потом наклонилась, подхватила ночную рубашку у колен, стянула ее через голову и швырнула на пол ему под ноги.
И сразу же ее охватила дрожь. Ей хотелось выглядеть соблазнительной, но невозможно было удержаться и не обхватить себя обеими руками поперек груди. Надо было прикрыться и в то же время не дать ему увидеть, как ее трясет. Анна заставила себя поднять на него глаза, хотя его неистово-жадный взгляд прожигал ее насквозь. Если он сейчас ее отвергнет, она умрет.
Броуди хотел отвернуться, но это было выше его сил. Бог ему свидетель, он всего лишь мужчина, а Энни так прекрасна! Однажды он уже видел ее обнаженной, но был в тот раз слишком возбужден, чтобы оценить ее по достоинству. Миниатюрная и безупречная, точеная, как статуэтка, она была восхитительна. В лунном свете ее кожа отливала жемчугом. Волосы еще не вполне просохли после ванны: она заколола их на макушке, но отдельные мягкие пряди выбились из узла и свисали на плечи, завиваясь и щекоча ей шею. Нежные полушария грудей соблазнительно вздымались над скрещенными руками.
И все-таки Броуди, может быть, нашел бы в себе силы противостоять искушению, но как раз в эту минуту она повернула голову, и в свете луны у нее на щеках блеснули две серебристые дорожки, оставленные слезами. Это добило его окончательно. В два шага он преодолел разделявшее их пространство и оказался рядом с ней.
Анна инстинктивно отшатнулась. Броуди застыл на месте. Она улыбнулась, хотя в глазах у нее явственно читался испуг. Он не стал просить ее о доверии, не стал убеждать, что все будет хорошо. Все его тело было охвачено огнем, но обманывать ее он не хотел. Мгновение растянулось до бесконечности. В последнюю секунду, когда Броуди уже открыл рот, чтобы ее успокоить, солгать, сказать, что все это не имеет значения, она перестала прикрывать грудь и протянула к нему одну руку.
Ее маленькая теплая ладошка коснулась его рубахи и замерла – робкая и нерешительная. Наконец Анна собралась с духом и передвинула руку ему на шею. С быстрым вздохом она прижалась к нему, ее грудь коснулась его широкой груди, покрытой жесткими волосами. Броуди притянул ее к себе порывисто и страстно, потом опомнился и смягчил объятия, вспомнив, что нельзя ее пугать, и призывая себя к сдержанности. Но ее соски – две твердые горячие точки – прожигали ему грудь словно каленым железом, вскоре он уже и сам не смог бы сказать, кто из них двоих дрожит сильнее.
Они поцеловались. Неясный стон сорвался с ее губ, когда он проник языком ей в рот. Ее собственный язычок сначала был робок, потом стал любопытным и, наконец, осмелел: заскользил по его губам все настойчивее. Ее пальцы зарылись ему в волосы и притянули его голову ближе. Глаза у нее были крепко зажмурены, но все тело чутко отзывалось на каждое его прикосновение.
– Энни, – прошептал Броуди, – помедленнее. Энни, не торопись…
Ему пришло в голову, что она хочет поскорее со всем покончить, потому что ей страшно. Он заставил ее попятиться к кровати, покрывая ее закрытые глаза и щеки частыми поцелуями, словно пил ее кожу мелкими глотками.
– Вот так-то лучше, – продолжал Броуди, прижимая ее бедрами к высокому матрацу, – главное, не надо спешить.
«Если можешь», – добавил он мысленно.
Колени у Анны подогнулись, она опрокинулась на спину поперек кровати, а Броуди склонился и навис над ней сверху. Он развел ей ноги и опустился на колени между ними. Анна ахнула. В один миг все ее страхи вернулись и охватили ее вновь. Ей вспомнилось, как он делал это раньше, как целовал ее и ласкал ртом ее грудь, а потом сделал больно. Она вся напряглась, хотя в глубине души ей пришлось признать, что некая потаенная часть ее естества все еще хочет его, жаждет встречи с ним в точности, как и раньше, даже если ей будет больно.
Оказалось, что у Броуди другие планы. Он успокоил ее нежными поцелуями, неторопливыми и изучающими. Анна попыталась сесть, но Броуди решительно, почти что грубо прижал ее к постели и опять опустился на колени у нее между ног. Она пыталась бороться, отталкивала его руки, заставляющие ее раскрыться, но первое же прикосновение его рта просто доконало ее. Она вскрикнула от испуга, потом от наслаждения и, услыхав свой собственный, неприлично громкий вопль, зажала себе рот ладонью, смущенно бормоча:
– Прости, прости…
Броуди оторвался от своего занятия и склонился над ней.
– Ты просишь прощения? – недоверчиво переспросил он. – За что, Энни?
Опьяняющий смех вскипел у нее в груди, но так и не вырвался наружу, превратившись в затяжной стон, потому что Броуди снова прижался к ней ртом. Не может быть, чтобы это было нормально, наверное, это некое ужасное извращение, которому он научился в какой-нибудь дикой, варварской, нецивилизованной… Анна забыла, какое слово должно за этим последовать, вообще утеряла способность мыслить. Она таяла, ее плоть плавилась и кипела в огне, она превратилась в очаг не передаваемого словами желания, и грань была, все ближе, ближе…
Броуди в точности угадал этот момент и поднялся с пола, рывком увлекая ее за собой и крепко прижимая к себе.
Потрясенная до потери рассудка, Анна ухватилась за него, вся дрожа, что-то бессвязно бормоча и ничего не понимая. Он отпустил ее и принялся расстегивать брюки. Она ощутила холодок в животе и отвернулась, но уголком глаза продолжала следить, как он стягивает их и отбрасывает в сторону. Но вот он опять повернулся к ней и остановился неподвижно. Анна не была трусихой. Она посмотрела на него:
– О, Джон…
Должно быть, она сказала это вслух, хотя сама не заметила. В комнате не было другого освещения, кроме лунного света, но даже в этом неярком серебристом сиянии Анна увидела куда больше, чем хотела: нечто смутно белеющее в полутьме, огромное, устрашающее, вскинутое, как копье. Броуди взял ее дрожащие руки и поднес их к губам. Она заподозрила, что будет дальше, и ее догадка оказалась верна, но не успела она хоть что-то предпринять, как Броуди ее опередил: сжал ее пальцы вокруг своей мужской плоти и удержал их, когда она попыталась отдернуть руки. На миг оба они затаили дыхание.
Очень скоро Анна убедилась, что он ей совсем не противен: она держала в руках нечто упругое, теплое и бархатистое на ощупь. Когда Броуди взял ее за плечи, она начала осторожно и бережно исследовать неожиданный подарок. А потом она увидела его лицо – такое открытое, беззащитное, взволнованное, – и последние остатки страха улетучились. Расстановка сил переменилась в мгновение ока. Они были равны.
– Давай ляжем в постель, – предложил Броуди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110