Ведут они к слонам, пантерам, ланям.
Животные безвыходно внутри.

Пора нам восвояси часом ранним.
Однако же задержимся вот тут.
На эту дверь двустворчатую глянем.

И ты, пожалуй, не сочти за труд,
Хотя, конечно, этот запах гадок,
Узнай, какие звери здесь живут.

Не стану задавать тебе загадок.
Поведаю в подробностях, каков
В загоне установленный порядок.

Так, хищники всех видов и родов
От крокодила до гиппопотама
Закрыты непременно на засов.

Но видишь двери перед нами прямо.
Тут позволяют выйти за порог.
Тут как бы ваша долговая яма.

И, стало быть, режим не очень строг.
И на площадке этой могут звери
Прогуливаться вольно, без морок.

Ты сможешь по одной такой вольере
Судить о многочисленных других.
По ней поймешь о прочих в полной мере.

И в этой же вольере, во-вторых,
Заключены не кто-нибудь, а те, кто
Был особливо знаменит и лих.

Теперь они бесчувственная секта.
Но приглядись: был знаменит любой.
Узришь во всяком важного субъекта».

И повела в сторонку за собой.
И мы открыли дверь очередную.
И замер я пред новою гурьбой.

Узрел колосса я и обрисую:
Не виделось ему концов-начал —
Огромному гранитному статую.

Как на слоне когда-то Ганнибал,
Глядел он горделиво, разудало,
Несокрушимость камня выражал.

И примостились, как и подобало,
У каменных несокрушимых ног
Тот, и другой, и третий прихлебала.

Кто честолюбец, тот не одинок,
«Ты видишь: родина его — Гаэта.
Как извещает лавровый венок, —

Сказала донна, — за тщеславье это
Цирцея удостоила вельми
Сего аббата, якобы поэта —

В зверинце возвышаться над зверьми.
А по такому горе-корифею,
Какое тут собранье, сам пойми.

Но надобно спешить. Не то Цирцею,
С тобою загулявшись тут вдвоем,
Я обмануть сегодня не сумею.

Идем же далее. Ступай в проем
И в новый переход за мною выйди.
В одну-другую клеть еще зайдем.

Надеюсь, на меня ты не в обиде».

Мадонна резким сдвинула ударом
Задвижку, распахнула дверь, и мы
Порог переступили. И недаром.

Тут кто-то был. Послышались из тьмы
Загадочные в закуте зловонном,
Но явственные звуки и шумы.

Не знаю, бросился навстречу кто нам.
Освободила донна от пелен
Светильник, прикрываемый хитоном.

О небеса! Как был я изумлен.
Увидел я в пределах как бы зала
Зверей не пять, не десять, но мильон.

«Ты удивился, — спутница сказала. —
Увидевши не группу, но орду.
Действительно, животных здесь немало.

Четвероногих, и других найду —
Тут обитает и змея, и птица.
Вон, погляди, порхает какаду».

И разглядел я — живность суетится
У наших ног. Кого тут только нет!
Поверьте описанью очевидца!

Я, каюсь, — не ученый-зверовед,
Но рассказать хочу о многих разом
Животных с особливостью примет.

Вот, помнится, в углу, за дикобразом,
Лежала кошка, не ловя мышей,
Наказанная за ленивый разум.

А вот дракон, стоглав и кривошей,
Летал, кружил, то далеко, то близко,
Не мог угомониться, хоть убей.

Спала поодаль хитренькая лиска,
И туг же лаял бестолковый пес
На юный месяц, как на василиска.

А рядом самого себя до слез
Кусавший лев, рыча от боли глухо,
Вину за глупые советы нес.

А вот картина — общая поруха:
Животные за прошлые грехи
Сидели кто без глаза, кто без уха.

Теперь все стали смирны и тихи.
Всех больше было, помнится, баранов,
И кроликов, и прочей чепухи.

И вдруг увидел я, подальше глянув,
Что меж непривлекательных тетерь,
Окраской изумительно каштанов,

И вдруг увидел я, подальше глянув,
Что меж непривлекательных тетерь,
Окраской изумительно каштанов,

Красив и соразмерен, как ни мерь,
С приятностью, прошу прощенья, морды,
Сидит невиданный, изящный зверь.

Глаза его, презрительны и горды,
Блистали, но без злобы и угроз,
Оглядывая сборища и орды.

У зверя ......................................
.......................................
......................................

Я увидал .........................
.....................................
.....................................

Себя услужливостью наказав,
Всю залу обходил, как раб триклиний,
И перед каждым шею гнул жираф.

Но чванился узорчатостью линий
И словно говорил: «На всех плюю!» —
Павлин, распахивая хвост павлиний.

И чудо-юдо, помнится, свою
Диковинную спину изогнуло,
Дав место ворону и воробью.

Зверь или не зверь стоял в углу сутуло.
Он показался мне, безрог, кургуз,
Ублюдком каракатицы и мула.

А вон — ишак. Он не терпел обуз.
Не подходи, мол, я тебе не кляча!
Он от безделья пухнул, как арбуз.

А тут, и там, назойливо маяча,
Вынюхивала вдоль и поперек
Ищейка, за пронырливость незряча.

И под ногами был так мал хорек,
Что бегая от края и до края,
От тумаков себя не уберег.

Во все углы влетая и влезая,
То лаяла, то делала апорт
Хозяина искавшая борзая…

Многообразие голов и морд
С годами подзабыв,поди попробуй
Теперь в подробностях писать рапорт!

Все ж вспоминаю: буйвол крутолобый
Набычивался, душу леденя,
И на меня таращился со злобой.

А вот сама боялась, как огня,
Очами увлажненными блистая
Олениха, отпрянув от меня.

И вперемешку копошилась стая,
Но в одиночестве сидел беляк,
Напоминавший спесью горностая.

Мартышка же, кривляка из кривляк,
Сидела, точно вовсе без извилин.
Всех передразнивая так и сяк.

Веселая синица, мрачный филин,
И зверь вон тот, и пташечка вон та…
Но нет, я перечислить всех бессилен.

Вдали он слон, вблизи же — мелкота.
И часто по ошибке за Катона
Я принимал облезлого кота!

И в наше время, как во время оно,
Такие недоразуменья сплошь:
Летит, как сокол, сядет, как ворона

Но как же я средь этих морд и рож
Без толмача по-волчьи, по-бараньи
Поговорю про истину и ложь?

Я снова был отчаянья на грани,
Но прошептали милые уста:
«Я обо всем подумала заране.

Мы в этом помещенье неспроста.
Ты погулял тут, подивился всяко.
Гляди-ка в направлении перста.

Вон, у корыта, экий раскоряка!»
И я узрел в посудине бурды
Огромного недвижимого хряка.

В сравненье с ним и жирные худы!
Не знаю, королем ли мясобоен
Назвать его, но весил он пуды.

И спутница рекла: «Будь смел, как воин,
Тогда вниманья этого «гуся»
Ты, несомненно, будешь удостоен.

Его послушай, впрочем, не прося,
Чтоб воротился он к привычкам старым.
И в этом суть, я полагаю, вся:

Его ведь не заманишь и нектаром
Стать человеком и уйти домой.
Но только время потеряешь даром».

И был обескуражен разум мой.
А донна без дальнейших разговоров
Меня ведет в потемки по прямой.

И вот к нам рыло поднимает боров.

Он поднимает нехотя хлебало
От тошнотворного корыта; близ,
Сказать по правде, сильно в нос шибало.

Скотину облепляли грязь и слизь.
И около корыта море жижи
И нечистоты вонью разнеслись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186