Но она возникла через полтора часа после моего возвращения.
Глава 27
Светик оказалась дебелой девицей, выглядевшей на все двадцать пять, при том что в действительности ей едва исполнилось семнадцать. Из-под обесцвеченной соломенной челки на меня смотрели пытливые серые глазки-буравчики, она словно бы проверяла, насколько реальная «тетя Женя» соответствует заочному образу, который она для себя сконструировала в далеком Барнауле. Похоже, несмотря на юный возраст, Светик была весьма прозорливой особой, поскольку легко и безошибочно просчитала особенности моей психологии. Для этого ей одного взгляда хватило. А тут еще я сама, вместо того чтобы попенять ей на навязчивость, зачем-то стала оправдываться, объяснять, почему я ее не встретила в аэропорту.
— Да ладно вам, теть Жень, — беззаботно отозвалась Светик, перегородившая своим огромным чемоданом всю прихожую. Кстати, этот чемодан поверг меня в жуткую панику, ибо, если судить по его размерам, троюродная Иванова племянница прибыла в Первопрестольную не на одну недельку.
Мои коммунальные соседки тоже почувствовали опасность, сердито захлопали дверями, и это был единственный случай в моей жизни, когда я с ними мысленно солидаризировалась.
— А вы тут, что ли, не одна живете? — спокойно отреагировала на демарш коммунальных волчиц Светик.
— Нет, я живу здесь не одна, — отрывисто бросила я и попыталась сдвинуть с места чемодан — совершенно неподъемный.
— Куда? Сюда? — Светик кивнула на мою дверь и без особенных усилий переместила свою поклажу в мою комнату, уменьшившуюся на глазах, подобно знаменитой шагреневой коже.
Я едва не расплакалась, глядя на небольшой свободный пятачок пола возле кровати, и как можно тверже сказала:
— Видишь, удобства у меня минимальные, поэтому ты побудешь у меня только до тех пор, пока твой дядя не вернется из командировки.
А сама подумала: «Если он вообще в командировке». А потом вспомнила «командировки», в которые он регулярно отправлялся в те далекие времена, когда в моем паспорте еще стоял штамп ЗАГСа и которые закончились разводом. Что, если это в точности такая же история?
— А что? — огляделась Светик. — Здесь вполне нормально. Я неприхотливая, запросы у меня скромные…
Ну началось! Мало мне всего, что свалилось в последние пару недель на мою голову, так еще и эта наглая девица со своим чемоданом!
Потом события переместились на кухню. И пока я потчевала барнаульскую нахалку сосисками и чаем, она не замолкала ни на минуту. Рассказывала о «моих» барнаульских родственниках, приобретенных только потому, что у меня хватило дури на пятом курсе выскочить за Ивана (уж лучше бы я в старых девах осталась!), о каком-то московском Светиковом поклоннике, с которым она познакомилась через газету (!!!), и о прочих благоглупостях.
Я слушала ее вполуха, потому что из головы у меня не выходила недавняя встреча с Генкой Поваровым в Шереметьево-2 и наш разговор в машине, оставивший в моей душе какой-то странный, почти необъяснимый осадок. А тут еще беспокойство о Нинон, которая неизвестно где пропадала. Даже если она решила снова перебраться в Дроздовку, могла бы все-таки меня предупредить. А то сиди здесь и переживай!
В конце концов я не выдержала, бросила новоявленную племянницу на кухне, а сама кинулась в прихожую — звонить. Странно, но телефон Нинон по-прежнему не отвечал, уж по крайней мере Генка, который теперь наверняка там, мог бы отозваться. А вдруг повреждение на линии или с телефоном что-нибудь? Что ж, и это не исключено. У меня возникла идея поехать к Нинон на квартиру, чтобы все узнать на месте, но после непродолжительных раздумий я дала ей отбой. Чем черт не шутит, а ну как Генка с Нинон специально отключили телефон, чтобы спокойно разобраться в своих сложных взаимоотношениях, а тут я: здрасьте, я ваша тетя. Нет уж, лучше я до завтра подожду.
Приняв такое мудрое решение, я вернулась на кухню, где прожорливая Светик все еще работала челюстями, попробовала даже сосредоточиться на последних барнаульских новостях, но мне это снова не удалось. Теперь меня мучили воспоминания о дыре в заборе и белой тряпице на кустах смородины. Я просто покоя себе не находила! В общем, я опять бросила Светика в одиночестве и снова понеслась к телефону. Причем тревога, обуявшая меня в одночасье, оказалась настолько мощной, что я махнула рукой на любознательность своих соседок, — пусть слушают, если им так хочется.
— Слушаю! — Голос был все таким же сердитым.
— А Шерстобитова можно? — пролепетала я, уверенная, что сейчас мне ответят: его нет, он будет позже.
В трубке же раздался невнятный шорох, и другой голос, тоже мужской, только молодой и звонкий, произнес:
— Да, я слушаю.
— Шерстобитов? — отказывалась я верить собственному счастью.
— Шерстобитов, Шерстобитов, — подтвердила трубка. — А в чем дело?
— Шерстобитов, — я чуть не добавила «миленький», — мне нужно срочно переговорить с Андреем Беловым.
На другом конце провода повисла тягостная пауза, а я заволновалась.
— Это невозможно, — наконец ответил Шерстобитов.
— Почему? — глупо спросила я, и в голову мою полезла всякая белиберда: перестрелки, засады. Следователь — это вам не дворник все-таки. И вроде бы какое мне до всего этого дело, после того как он наплевал мне в душу, а предательская влага уже начала скапливаться в уголках моих глаз. Вот она, всепрощающая женская сущность! — С ним… С ним что-то случилось? — заорала я на всю квартиру.
— А с кем я говорю? — спросил Шерстобитов.
— Это… это Женя… То есть Евгения Пастухова…
— Все ясно. — Интонации Шерстобитова ни с того ни с сего стали откровенно враждебными. — Так вот, уважаемая Евгения Пастухова, пока с ним ничего страшного не случилось, если не считать временного отстранения от работы и преждевременных родов у его жены, но вы ведь на этом не остановитесь, не так ли?
— Что? — Я сразу охрипла. — Я… я не совсем понимаю…
— Да ладно вам, — Шерстобитов повысил голос, — не прикидывайтесь овечкой. Ведь подметные письма — ваша работа!
— Какие еще подметные письма? — пробормотала я растерянно, но Шерстобитов уже бросил трубку на рычаг.
Не буду подробно останавливаться на том, как я провела остаток этого суматошного дня. Скажу только, что Светик трещала без умолку, а я несколько раз пыталась дозвониться Нинон, причем абсолютно безуспешно. Ночь я провела будто на раскаленных угольях, можно сказать, совсем не спала, только ворочалась с боку на бок, а в моем разгоряченном мозгу то и дело прокручивались обрывки непонятных фраз: «Подметные письма… Отстранен от работы… Не прикидывайтесь овечкой… Это она так сказала?.. Это она так сказала?..»
Я встала в семь утра, когда Светик еще спала, и побежала к телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Глава 27
Светик оказалась дебелой девицей, выглядевшей на все двадцать пять, при том что в действительности ей едва исполнилось семнадцать. Из-под обесцвеченной соломенной челки на меня смотрели пытливые серые глазки-буравчики, она словно бы проверяла, насколько реальная «тетя Женя» соответствует заочному образу, который она для себя сконструировала в далеком Барнауле. Похоже, несмотря на юный возраст, Светик была весьма прозорливой особой, поскольку легко и безошибочно просчитала особенности моей психологии. Для этого ей одного взгляда хватило. А тут еще я сама, вместо того чтобы попенять ей на навязчивость, зачем-то стала оправдываться, объяснять, почему я ее не встретила в аэропорту.
— Да ладно вам, теть Жень, — беззаботно отозвалась Светик, перегородившая своим огромным чемоданом всю прихожую. Кстати, этот чемодан поверг меня в жуткую панику, ибо, если судить по его размерам, троюродная Иванова племянница прибыла в Первопрестольную не на одну недельку.
Мои коммунальные соседки тоже почувствовали опасность, сердито захлопали дверями, и это был единственный случай в моей жизни, когда я с ними мысленно солидаризировалась.
— А вы тут, что ли, не одна живете? — спокойно отреагировала на демарш коммунальных волчиц Светик.
— Нет, я живу здесь не одна, — отрывисто бросила я и попыталась сдвинуть с места чемодан — совершенно неподъемный.
— Куда? Сюда? — Светик кивнула на мою дверь и без особенных усилий переместила свою поклажу в мою комнату, уменьшившуюся на глазах, подобно знаменитой шагреневой коже.
Я едва не расплакалась, глядя на небольшой свободный пятачок пола возле кровати, и как можно тверже сказала:
— Видишь, удобства у меня минимальные, поэтому ты побудешь у меня только до тех пор, пока твой дядя не вернется из командировки.
А сама подумала: «Если он вообще в командировке». А потом вспомнила «командировки», в которые он регулярно отправлялся в те далекие времена, когда в моем паспорте еще стоял штамп ЗАГСа и которые закончились разводом. Что, если это в точности такая же история?
— А что? — огляделась Светик. — Здесь вполне нормально. Я неприхотливая, запросы у меня скромные…
Ну началось! Мало мне всего, что свалилось в последние пару недель на мою голову, так еще и эта наглая девица со своим чемоданом!
Потом события переместились на кухню. И пока я потчевала барнаульскую нахалку сосисками и чаем, она не замолкала ни на минуту. Рассказывала о «моих» барнаульских родственниках, приобретенных только потому, что у меня хватило дури на пятом курсе выскочить за Ивана (уж лучше бы я в старых девах осталась!), о каком-то московском Светиковом поклоннике, с которым она познакомилась через газету (!!!), и о прочих благоглупостях.
Я слушала ее вполуха, потому что из головы у меня не выходила недавняя встреча с Генкой Поваровым в Шереметьево-2 и наш разговор в машине, оставивший в моей душе какой-то странный, почти необъяснимый осадок. А тут еще беспокойство о Нинон, которая неизвестно где пропадала. Даже если она решила снова перебраться в Дроздовку, могла бы все-таки меня предупредить. А то сиди здесь и переживай!
В конце концов я не выдержала, бросила новоявленную племянницу на кухне, а сама кинулась в прихожую — звонить. Странно, но телефон Нинон по-прежнему не отвечал, уж по крайней мере Генка, который теперь наверняка там, мог бы отозваться. А вдруг повреждение на линии или с телефоном что-нибудь? Что ж, и это не исключено. У меня возникла идея поехать к Нинон на квартиру, чтобы все узнать на месте, но после непродолжительных раздумий я дала ей отбой. Чем черт не шутит, а ну как Генка с Нинон специально отключили телефон, чтобы спокойно разобраться в своих сложных взаимоотношениях, а тут я: здрасьте, я ваша тетя. Нет уж, лучше я до завтра подожду.
Приняв такое мудрое решение, я вернулась на кухню, где прожорливая Светик все еще работала челюстями, попробовала даже сосредоточиться на последних барнаульских новостях, но мне это снова не удалось. Теперь меня мучили воспоминания о дыре в заборе и белой тряпице на кустах смородины. Я просто покоя себе не находила! В общем, я опять бросила Светика в одиночестве и снова понеслась к телефону. Причем тревога, обуявшая меня в одночасье, оказалась настолько мощной, что я махнула рукой на любознательность своих соседок, — пусть слушают, если им так хочется.
— Слушаю! — Голос был все таким же сердитым.
— А Шерстобитова можно? — пролепетала я, уверенная, что сейчас мне ответят: его нет, он будет позже.
В трубке же раздался невнятный шорох, и другой голос, тоже мужской, только молодой и звонкий, произнес:
— Да, я слушаю.
— Шерстобитов? — отказывалась я верить собственному счастью.
— Шерстобитов, Шерстобитов, — подтвердила трубка. — А в чем дело?
— Шерстобитов, — я чуть не добавила «миленький», — мне нужно срочно переговорить с Андреем Беловым.
На другом конце провода повисла тягостная пауза, а я заволновалась.
— Это невозможно, — наконец ответил Шерстобитов.
— Почему? — глупо спросила я, и в голову мою полезла всякая белиберда: перестрелки, засады. Следователь — это вам не дворник все-таки. И вроде бы какое мне до всего этого дело, после того как он наплевал мне в душу, а предательская влага уже начала скапливаться в уголках моих глаз. Вот она, всепрощающая женская сущность! — С ним… С ним что-то случилось? — заорала я на всю квартиру.
— А с кем я говорю? — спросил Шерстобитов.
— Это… это Женя… То есть Евгения Пастухова…
— Все ясно. — Интонации Шерстобитова ни с того ни с сего стали откровенно враждебными. — Так вот, уважаемая Евгения Пастухова, пока с ним ничего страшного не случилось, если не считать временного отстранения от работы и преждевременных родов у его жены, но вы ведь на этом не остановитесь, не так ли?
— Что? — Я сразу охрипла. — Я… я не совсем понимаю…
— Да ладно вам, — Шерстобитов повысил голос, — не прикидывайтесь овечкой. Ведь подметные письма — ваша работа!
— Какие еще подметные письма? — пробормотала я растерянно, но Шерстобитов уже бросил трубку на рычаг.
Не буду подробно останавливаться на том, как я провела остаток этого суматошного дня. Скажу только, что Светик трещала без умолку, а я несколько раз пыталась дозвониться Нинон, причем абсолютно безуспешно. Ночь я провела будто на раскаленных угольях, можно сказать, совсем не спала, только ворочалась с боку на бок, а в моем разгоряченном мозгу то и дело прокручивались обрывки непонятных фраз: «Подметные письма… Отстранен от работы… Не прикидывайтесь овечкой… Это она так сказала?.. Это она так сказала?..»
Я встала в семь утра, когда Светик еще спала, и побежала к телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54