., чтобы любить тебя.
— Да, но вначале я должен заехать к нотариусу.
— Зачем?
— Разве мы не решили, что я оставлю завещание в пользу твоего сына? Я правильно понял?
— Но ведь это не к спеху, Поль. У тебя впереди еще много времени, дорогой. Я пожал плечами.
— Время! Кто может утверждать, что у него впереди много времени? Раз мы избавляемся от этих мелочных вопросов, то избавимся от них навсегда.
— Как хочешь…
Нам понадобился целый день, чтобы покончить с этой бумажной волокитой. Когда мы возвратились в Роншье, была уже ночь. Мина купила на ужин колбасы и цыпленка. Пока она готовила еду, я пошел к Доминику. В этот раз он был совершенно пьян. По этому поводу не было ни малейшего сомнения. Я был уверен, что он вставал в наше отсутствие. Это взбесило меня. Бездельник, изображающий из себя больного, чтобы его тут нежили, еще попомнит меня в ожидании наследства!
— Как ваша лодыжка? — спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не проорать ему свой вопрос прямо в лицо.
— Так себе.
Он еле мог говорить.
— Тогда я ускорю ваше выздоровление, дорогой! Я схватил с одной стороны кровать и опрокинул его. Он поднялся разъяренный.
— Что с вами?! Что за манеры… Я больше не мог сдерживаться.
— Мерзкий пьянчужка! Со мной то, что я ненавижу небылицы. Вы так же больны, как и я! Вы придумали эту уловку, чтобы приехать сюда и чтобы ваша мать продолжала вас нежить, да?
Я наотмашь ударил его по физиономии. Это прозвучало так громко, что встревожило Мину. Она прибежала с обезумевшим видом. Увидев меня и своего сына стоящими друг против друга, она вскрикнула и прижала руку к груди:
— Поль! Доминик! Что происходит?!. Мне следовало бы оградить ее от этого волнения, но я всегда даю выход своему гневу.
— А происходит то, что у этого кретина нет никакого вывиха и что он встает в наше отсутствие, чтобы надраться!
Я толкнул Доминика. Если бы он не был пьян, то мог бы сделать вид, что падает, но Доминик пробежал несколько метров на двух ногах. И только потом упал в кресло и заревел, словно ему было десять лет.
— Я не мог привыкнуть жить один, — рыдал он. —Мне было так тоскливо, что…
Естественно, что Мина бросилась его утешать. Это была такая сцена, вынести которую я не смог. С чувством отвращения, уязвленный, я поднялся к себе в комнату. Но при виде кровати мне стало плохо. Я пошел в комнату Мины. По крайней мере, здесь был ее запах, а постель вызывала в моей памяти воспоминания о чудесных мгновениях. Я сел перед трюмо, сложив руки и рассматривая комнату в зеркало. Отображенная в нем, она казалась нереальной. Может быть тут умерла Жермена Бланшен?
С нежностью я стал ощупывать безделушки, принадлежащие Мине: пульверизатор, шкатулку с украшениями, пудреницу, которой она так редко пользовалась, маникюрный набор, щетку для волос…
Внезапно я обомлел. Холод проник в мои конечности. Иногда тело реагирует раньше мозга на какую-то опасность или необычный факт. И сейчас мое тело восстало еще до того, как я понял причину.
Я схватил Минину щетку для волос и внимательно осмотрел.
Вполне естественно, что между зубчиками всегда остаются волосы. Я собрал несколько волосков вместе и стал изучать их.
Обычно крашеные волосы сохраняют возле корней свой естественный цвет. И этот цвет все больше выделяется по мере того, как волосы растут. В данном случае я наблюдал тот же феномен. И если он меня так сильно встревожил, то только потому, что открыл необычную вещь: СЕДЫЕ ВОЛОСЫ МИНЫ БЫЛИ СВЕТЛО-РЫЖИМИ У КОРНЕЙ. ВЫВОД: ОНА КРАСИЛАСЬ. НО ОНА КРАСИЛАСЬ НАОБОРОТ, ЕСЛИ МОЖНО ТАК СКАЗАТЬ, ПОТОМУ ЧТО, ИМЕЯ КРАСИВЫЙ РЫЖЕВАТЫЙ ЦВЕТ, ОНА КРАСИЛАСЬ В МЕРЗКИЙ СЕРЫЙ.
Я еще плохо представлял, что означало это открытие, но смутно понимал, что оно было серьезным.
Очень серьезным!
Глава 7
Бесполезно рассказывать, насколько грустным и мрачным был в эту ночь ужин. В первый раз в этом доме мы сидели за столом втроем. Доминик, протрезвевший после наставлений матери и моей пощечины, ел, едва раскрывая рот и не глядя на нас. Перед десертом он встал и возвратился в зал на свою кровать.
— Я сожалею, Поль.
— Хммм?
Я недоверчиво посмотрел на Мину, больше не вспоминая об инциденте с Домиником. Я думал только о своем открытии, касающемся ее волос.
— Я прошу тебя проявить великодушие…
— Ах да! Не будем больше говорить об этом.
— Мы живем в такое время, когда молодежь.., ищет себя, понимаешь…
— Загвоздка в том, что он надеется найти себя в бутылках со скотчем.
— Нужно понять, насколько наш брак повлиял на его жизнь.
— Однако он не младенец. Я в двадцать три года…
— Я не сужу о нем по тебе, дорогой. Есть мужчины в пятнадцать лет и мальчики в шестьдесят.
— Прекрасно, я постараюсь об этом не забывать.
— Мне хотелось бы также попросить тебя, Поль, пойти на жертву. Я прошу тебя об этом во имя той необыкновенной любви, которую испытываю к тебе.
Она встала со стула и села ко мне на колени. Я почувствовал тепло ее бедер, а прикосновение ее рта к моему вызвало у меня озноб.
— Хорошо, — сказал я, предупреждая ее просьбу, — он может оставаться здесь столько, сколько ты захочешь.
Это привело ее в замешательство. Она взяла мою голову в руки, чтобы заставить меня взглянуть на нее. Но ее глаза немного ускользали от меня из-за танцующих бликов в стеклах очков.
— Тебе это очень неприятно, Поль?
— Не стоит усложнять. Он меня немного раздражает. Ему нужно строить свою жизнь, обеспечивать себе положение, а не цепляться за мамину юбку. Извини, что я говорю это тебе, ЕГО матери, но это сильнее меня.
— Да, ты прав, Поль. Мы подождем несколько дней, а затем серьезно поговорим с ним.
— Хорошо.
Она горячо поцеловала меня. Никто не умел целовать лучше, чем она. Ее поцелуи были настоящими актами любви.
— Я благодарю тебя, Поль. Посмотришь, все уладится, а потом.., потом мы будем счастливы.
— Да, Мина, счастливы. Она грустно улыбнулась.
— В конце концов, если Бог подарит мне жизнь… Угроза смерти вызвала во всем моем теле боль.
— Мина, ты не лечишься!
— Да нет…
— Я никогда не видел, чтобы ты принимала лекарства.
— Потому что я должна принимать их по пять дней в месяц.
— Твои лекарства здесь?
— Конечно, в моем чемодане. Черт, я вспомнила, что мое лечение начинается завтра.
— Ты чуть не забыла?
— Вовсе нет!
— Но ты о нем ни разу не вспоминала!
— Я бы вспомнила завтра.
Она начала убирать со стола. Мои глаза остановились на ее волосах.
— Мина…
Она держала стопку тарелок и собиралась выйти.
— Да, дорогой?
— Я хотел спросить тебя, почему… Второй раз с тех пор, как мы познакомились, я услышал, как во мне звенит колокольчик тревоги.
— Спросить меня о чем? Я пожал плечами.
— Так, ни о чем…
— Ну скажи…
— Да глупости.
Она вышла. А для меня начался, как я его назвал, период размышлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Да, но вначале я должен заехать к нотариусу.
— Зачем?
— Разве мы не решили, что я оставлю завещание в пользу твоего сына? Я правильно понял?
— Но ведь это не к спеху, Поль. У тебя впереди еще много времени, дорогой. Я пожал плечами.
— Время! Кто может утверждать, что у него впереди много времени? Раз мы избавляемся от этих мелочных вопросов, то избавимся от них навсегда.
— Как хочешь…
Нам понадобился целый день, чтобы покончить с этой бумажной волокитой. Когда мы возвратились в Роншье, была уже ночь. Мина купила на ужин колбасы и цыпленка. Пока она готовила еду, я пошел к Доминику. В этот раз он был совершенно пьян. По этому поводу не было ни малейшего сомнения. Я был уверен, что он вставал в наше отсутствие. Это взбесило меня. Бездельник, изображающий из себя больного, чтобы его тут нежили, еще попомнит меня в ожидании наследства!
— Как ваша лодыжка? — спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не проорать ему свой вопрос прямо в лицо.
— Так себе.
Он еле мог говорить.
— Тогда я ускорю ваше выздоровление, дорогой! Я схватил с одной стороны кровать и опрокинул его. Он поднялся разъяренный.
— Что с вами?! Что за манеры… Я больше не мог сдерживаться.
— Мерзкий пьянчужка! Со мной то, что я ненавижу небылицы. Вы так же больны, как и я! Вы придумали эту уловку, чтобы приехать сюда и чтобы ваша мать продолжала вас нежить, да?
Я наотмашь ударил его по физиономии. Это прозвучало так громко, что встревожило Мину. Она прибежала с обезумевшим видом. Увидев меня и своего сына стоящими друг против друга, она вскрикнула и прижала руку к груди:
— Поль! Доминик! Что происходит?!. Мне следовало бы оградить ее от этого волнения, но я всегда даю выход своему гневу.
— А происходит то, что у этого кретина нет никакого вывиха и что он встает в наше отсутствие, чтобы надраться!
Я толкнул Доминика. Если бы он не был пьян, то мог бы сделать вид, что падает, но Доминик пробежал несколько метров на двух ногах. И только потом упал в кресло и заревел, словно ему было десять лет.
— Я не мог привыкнуть жить один, — рыдал он. —Мне было так тоскливо, что…
Естественно, что Мина бросилась его утешать. Это была такая сцена, вынести которую я не смог. С чувством отвращения, уязвленный, я поднялся к себе в комнату. Но при виде кровати мне стало плохо. Я пошел в комнату Мины. По крайней мере, здесь был ее запах, а постель вызывала в моей памяти воспоминания о чудесных мгновениях. Я сел перед трюмо, сложив руки и рассматривая комнату в зеркало. Отображенная в нем, она казалась нереальной. Может быть тут умерла Жермена Бланшен?
С нежностью я стал ощупывать безделушки, принадлежащие Мине: пульверизатор, шкатулку с украшениями, пудреницу, которой она так редко пользовалась, маникюрный набор, щетку для волос…
Внезапно я обомлел. Холод проник в мои конечности. Иногда тело реагирует раньше мозга на какую-то опасность или необычный факт. И сейчас мое тело восстало еще до того, как я понял причину.
Я схватил Минину щетку для волос и внимательно осмотрел.
Вполне естественно, что между зубчиками всегда остаются волосы. Я собрал несколько волосков вместе и стал изучать их.
Обычно крашеные волосы сохраняют возле корней свой естественный цвет. И этот цвет все больше выделяется по мере того, как волосы растут. В данном случае я наблюдал тот же феномен. И если он меня так сильно встревожил, то только потому, что открыл необычную вещь: СЕДЫЕ ВОЛОСЫ МИНЫ БЫЛИ СВЕТЛО-РЫЖИМИ У КОРНЕЙ. ВЫВОД: ОНА КРАСИЛАСЬ. НО ОНА КРАСИЛАСЬ НАОБОРОТ, ЕСЛИ МОЖНО ТАК СКАЗАТЬ, ПОТОМУ ЧТО, ИМЕЯ КРАСИВЫЙ РЫЖЕВАТЫЙ ЦВЕТ, ОНА КРАСИЛАСЬ В МЕРЗКИЙ СЕРЫЙ.
Я еще плохо представлял, что означало это открытие, но смутно понимал, что оно было серьезным.
Очень серьезным!
Глава 7
Бесполезно рассказывать, насколько грустным и мрачным был в эту ночь ужин. В первый раз в этом доме мы сидели за столом втроем. Доминик, протрезвевший после наставлений матери и моей пощечины, ел, едва раскрывая рот и не глядя на нас. Перед десертом он встал и возвратился в зал на свою кровать.
— Я сожалею, Поль.
— Хммм?
Я недоверчиво посмотрел на Мину, больше не вспоминая об инциденте с Домиником. Я думал только о своем открытии, касающемся ее волос.
— Я прошу тебя проявить великодушие…
— Ах да! Не будем больше говорить об этом.
— Мы живем в такое время, когда молодежь.., ищет себя, понимаешь…
— Загвоздка в том, что он надеется найти себя в бутылках со скотчем.
— Нужно понять, насколько наш брак повлиял на его жизнь.
— Однако он не младенец. Я в двадцать три года…
— Я не сужу о нем по тебе, дорогой. Есть мужчины в пятнадцать лет и мальчики в шестьдесят.
— Прекрасно, я постараюсь об этом не забывать.
— Мне хотелось бы также попросить тебя, Поль, пойти на жертву. Я прошу тебя об этом во имя той необыкновенной любви, которую испытываю к тебе.
Она встала со стула и села ко мне на колени. Я почувствовал тепло ее бедер, а прикосновение ее рта к моему вызвало у меня озноб.
— Хорошо, — сказал я, предупреждая ее просьбу, — он может оставаться здесь столько, сколько ты захочешь.
Это привело ее в замешательство. Она взяла мою голову в руки, чтобы заставить меня взглянуть на нее. Но ее глаза немного ускользали от меня из-за танцующих бликов в стеклах очков.
— Тебе это очень неприятно, Поль?
— Не стоит усложнять. Он меня немного раздражает. Ему нужно строить свою жизнь, обеспечивать себе положение, а не цепляться за мамину юбку. Извини, что я говорю это тебе, ЕГО матери, но это сильнее меня.
— Да, ты прав, Поль. Мы подождем несколько дней, а затем серьезно поговорим с ним.
— Хорошо.
Она горячо поцеловала меня. Никто не умел целовать лучше, чем она. Ее поцелуи были настоящими актами любви.
— Я благодарю тебя, Поль. Посмотришь, все уладится, а потом.., потом мы будем счастливы.
— Да, Мина, счастливы. Она грустно улыбнулась.
— В конце концов, если Бог подарит мне жизнь… Угроза смерти вызвала во всем моем теле боль.
— Мина, ты не лечишься!
— Да нет…
— Я никогда не видел, чтобы ты принимала лекарства.
— Потому что я должна принимать их по пять дней в месяц.
— Твои лекарства здесь?
— Конечно, в моем чемодане. Черт, я вспомнила, что мое лечение начинается завтра.
— Ты чуть не забыла?
— Вовсе нет!
— Но ты о нем ни разу не вспоминала!
— Я бы вспомнила завтра.
Она начала убирать со стола. Мои глаза остановились на ее волосах.
— Мина…
Она держала стопку тарелок и собиралась выйти.
— Да, дорогой?
— Я хотел спросить тебя, почему… Второй раз с тех пор, как мы познакомились, я услышал, как во мне звенит колокольчик тревоги.
— Спросить меня о чем? Я пожал плечами.
— Так, ни о чем…
— Ну скажи…
— Да глупости.
Она вышла. А для меня начался, как я его назвал, период размышлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28