— Не долго… Знаю я, как недолго… Они прицепятся, как клещи… — Бормотала девушка, когда Петр вел ее к своему «Пежо 607».
Когда дошли до машины, он открыл переднюю дверь, усадил ее на сиденье, вынул из бардачка купленную по пути фляжку с коньяком, из кармана конфетку «Красный мак» (любимый конфеты, ими были набиты все Петины карманы), протянул ей и то и другое.
— Выпейте пару глотков. Вам надо согреться и успокоиться.
Девушка безропотно взяла фляжку, но от конфеты отказалась — наверняка, от вида пищи, пусть даже такой несерьезной, ее мутило.
Петр больше не стал с ней препираться, он молча кивнул ей, закрыл дверь и побежал к подъезду.
Дверь Галицынской квартиры он узнал сразу, еще не видя ее номера, потому что все остальные были новыми, крепкими, с большими оптическими глазками (дом престижный, всех бедняков отсюда отселили более удачливые соотечественники) и только ее поражала своим затрапезным видом. Петр подошел к ней, несколько раз позвонил, на случай если соседи подглядывают в свои глазки, после чего вошел, но дверь оставил приоткрытой.
Прихожая была освещена запыленной семидесяти ватной лампочкой. Но даже при таком скудном освещении Петр смог разглядеть все: и труп Голицыной, и орудие убийства, и беспорядок, царящий в помещении. Насчет первого он мог сказать вот что: тело окровавлено, изранено, но, судя по характеру ран, а они были не глубокими, можно было сделать вывод, что старуху пугали или пытали, и только потом убили, нанеся ей точный удар в сердце. Насчет второго: нож самый обычный, кухонный, скорее всего, его взяли здесь же. Насчет третьего: в квартире явно что-то искали, потому что ящики были выдвинуты, вещи свалены на полу, книги выброшены из шкафа…
Петр обернулся на дверь, согнувшись, стал рассматривать замки. На первый взгляд следов взлома нет, значит, Лизавета Петровна впустила убийцу сама. Это говорит о том, что она знала его и не боялась. Либо действовали настоящие мошенники, которые специализируются на обмане легковерных старух, они так искусно заморачивают им головы, что бабки их впускают в свои халупы с радостью. Правда, Петр ни разу не слышал, чтобы аферисты шли на «мокруху», но от этой версии все же отказываться не стоит, мало ли какие отморозки сейчас этим промышляют…
Пройдя в комнату, Петр нашел телефон (он стоял на широком подлокотнике дивана), взял его в руки, набрал знакомый с детства номер «02», сообщил о трупе, заверил дежурного, что будет послушно ждать приезда милиции и с места не сдвинется, потом, когда разговор был закончен, достал из кармана сотовый и, немного подумав, набрал еще один номер.
После десятого гудка, ему ответили.
— Ало, — раздался в трубке хриплый голос.
— Станислав Павлович?
— Черт, кто это? Я сплю.
— Это адвокат Моисеев.
— Кто? — все еще не понимал Стас, наверное, Петр его и вправду разбудил.
— Адвокат Моисеев. Дело Новицкой, помните?
— Да, да… Извините, я плохо соображаю… Сутки не спал… Так что вы хотели?
— Я сейчас нахожусь в квартире Елизаветы Петровны Голицыной. Ее убили. Зарезали кухонным ножом. В квартире следы обыска, думаю, вам стоит это знать.
— Милиция вызвали?
— Да, они скоро будут, но, как я понимаю, приедут ребята из другого отделения, а вам, как мне кажется, стоит посмотреть на место преступления своими глазами…
— Все, еду.
Закончив разговор, Петр убрал телефон в карман и приготовился ждать, но ждать не пришлось, так как менты уже подходили к двери квартиры — их грубые голоса и топот ног были слышны даже из комнаты.
— Оперативно вы добрались, — заметил он, выходя им навстречу.
— Документы, — буркнул один из оперов, высокий лысоватый мужчина с неопрятной эспаньолкой.
Петр предъявил.
— Адвокат Моисеев? — опер присвистнул. — И что вам тут понадобилось?
— Лизавета Петровна, — Петр показал глазами на окровавленный труп. — Наследница одной из моих клиенток.
— Наследница? Это интересно…
— Нет, это совсем не интересно, потому что унаследовала она пачку писем, вот они, — Он достал из-за пазухи пачку пожелтевших писем, обвязанную атласной голубой ленточкой. — Я как раз привез их госпоже Голицыной…
— Уху, — пробурчал опер, возвращая Петру документы. — Сейчас вас допросят по всей форме, показания запишут, а пока пройдите в кухню что ли… — Он позвал одного из коллег, который сидел на корточках рядом с трупом. — Сань, закончишь, допроси свидетеля. И письма изыми, вдруг пригодятся…
Петр убрал паспорт в карман, мельком глянул на часы, отметил, что пробыл здесь уже четверть часа, затем направился в кухню. Однако до пункта назначения не дошел, завернув за поворот (кухня располагалась в отдельном крыле квартиры вместе с санузлом), он приостановился, и, воспользовавшись тем, что из прихожей его теперь не видно, стал прислушиваться к разговорам оперов.
— Ну что, Калиныч, скажешь? — послышался сиплый голос лысого бородача.
— Чего говорить-то? — раздался в ответ приятный баритон, принадлежащий, скорее всего, эксперту. — Сам же видишь… Трупец свеженький… Дай бог час прошел, как ее пришили.
— Здорово ее покромсали.
— Да-а… На ремни, видать, хотели порезать…
— Пытали что ли?
— Похоже… — Калиныч горько покряхтел. — Жалко бабку, все равно ведь, раскололась, а сколько мучилась…
— Думаешь, раскололась?
— Раз ее убили, значит, все, что нужно узнали. — Он поцокал языком. — А удар точнейший. В самое сердце.
Тут их диалог был прерван кем-то третьим.
— Жека, ты гвоздики на стенах видел?
— Ничего я еще не видел, — ответил бородач, оказавшийся Жекой.
— Сразу ясно, что на них картины висели, а теперь их нет. Уж не из-за них ли бабуську грохнули?
— Зачем тогда квартиру перерыли?
— Другие ценности искали, — незнакомец пошуршал чем-то, наверное, бумагой и продолжил. — Тут полно квитанций из ломбарда, судя по всему, старуха имела старинные вещички…
— Думаешь, по наводке могли придти? Зная, что у старухи имеется антикварное барахлишко?
— Скорее всего… — Опять шуршание. — Тем более что, если верить чекам, она всегда сдавала вещи в один и тот же ломбард… Ты помнишь, у нас в том году два случая были: старичка-коллекционера в марте пришили, он еще шкатулки китайские собирал, и бабку, типа этой, в июле?
— Да, к обоим пришли по наводке эксперта из ломбарда… Грабанули, потом задушили… Нашу старушку могли по той же причине кокнуть.
— Еще из-за квартиры могли, вон какие хоромы, — подал голос Калиныч.
— Нет, хата, судя по документам, не приватизирована, и прописан в ней только один человек, вон счет за газ какой маленький, а мне с моими двумя спиногрызами и одной спиногрызкой, аж на двух листах приходит…
На этом, к сожалению, их беседа прервалась, потому что в квартиру ввалился еще кто-то, и бородач, он же Жека, приказал своему коллеге Александру:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71