– Эй, потаскуха, – окликнул ее брат, – кажется, ты сейчас будешь извергаться, я вижу это по твоим мерзостям.
– Клянусь спермой, – зарычала она, – я хочу кататься по полу и вываляться в дерьме, которым все здесь забрызгала эта маленькая стерва.
– Вы с ума сошли! – воскликнула Олимпия.
– Нет, я просто хочу удовлетворить свои желания, и ничего больше.
Она сделала все, что хотела, и с головы до ног измазанная нечистотами, содрогнулась в неистовом, похожем на припадок, оргазме.
После этого Боргезе приступила к исполнению приговоров.
– Погодите, – сказал капитан, увидев, что Олимпия берет из камина горячую кочергу, чтобы прижать ее к груди Розины, – я должен насладиться этой женщиной, пока вы ее пытаете.
Он совершил акт содомии; Олимпия поставила клеймо.
– Ах ты, лопни мои яйца! – кричал он. – Как приятно сношать человека, который корчится от боли! Несчастен тот, кто прожил всю жизнь и не изведал такого наслаждения! Природа не придумала ничего, что могло бы сравниться с ним.
Обезумевшая от ужаса Эрнелинда, оказавшись в лапах родного отца, который прежде всего прочистил ей задний проход, приняла жуткое наказание, предписанное моей подругой; остальная часть программы была выполнена с такой же точностью и неукоснительностью; все мы испытали оргазм, который, впрочем, не успокоил наши чудовищные страсти.
Карлсон, неистовый и разъяренный, как скандинавский воин – позже он признался мне, что его вдохновила на это моя задница, – устроил настоящую бойню своим детям: он бил, истязал, сношал их без разбору, а мы, трое женщин, хозяек этого страшного бала, ласкали друг друга, наслаждаясь зрелищем, которое напоминало загон для овец, куда ворвался голодный волк.
– Вставай, сука! – эти слова капитана, который в эту минуту содомировал меня и тискал ягодицы Олимпии и Раймонды, были обращены к Розине. – Пришла твоя очередь, мерзкая тварь, теперь ты будешь пытать своих отпрысков. А ты, Карлсон, приставь свой кинжал к сердцу этого ничтожества, и если она посмеет ослушаться, коли ее насмерть.
Розина ахнула и зашлась в рыданиях.
– Держи себя в руках, – посоветовала ей Олимпия, – выражение горя и отчаяния еще больше возбуждает нашу жестокость. Перестань плакать, иначе будет еще хуже.
– Возьми старшую дочь за волосы, – командовал Боршан, – и жди указаний Клервиль, за ней выскажется Боргезе, а слово Жюльетты будет последним.
– Я повелеваю этой жалкой женщине, – сказала моя подруга, – пустить кровь из груди своей дочери.
Розина застыла, будто застигнутая параличом; острие кинжала Карлсона впилось в ее кожу, и она повиновалась.
– Каково ваше желание, Олимпия?
– Пусть она зальет ягодицы дочери расплавленным воском. И снова минутное замешательство и упрямство, снова укол кинжала, и снова повиновалась несчастная Розина.
– Ваше слово, Жюльетта.
– О, я бы хотела, чтобы мать устроила хорошую порку этой девочке, чтобы кровь лилась ручьями.
Вы не представляете себе, с какой неохотой исполнялось мое желание! Вначале удары были совсем слабые и не оставляли даже следов, но кинжал Карлсона сделал свое дело, Розина заработала хлыстом поживее и некоторое время спустя содрала кожу с ягодиц дочери. Еще более жестокие страдания выпали на долю остальных детей. По моему желанию Франсиско содомировал старшую сестру и терзал при этом свою мать; во время этой процедуры Боршан сбросил сперму в мой задний проход.
– Лопни мои глаза, – выругался капитан, извлекая свой орган, все еще твердый и разбухший, – мне надоели детские забавы, не пора ли перейти к делу? Для начала свяжем всех четверых вместе так, чтобы они составили одно целое.
– Хорошо, и что дальше?
– Потом каждый из нас возьмет горячую кочергу и немного поворошит эту кучу падали…
Целый час раздавались истошные вопли, шипела кожа, пахло паленой плотью, затем капитан строго произнес:
– Возьми кинжал, Розина, и всади его в сердце сына, а его пусть поддержит отец.
– Нет, злодей, ни за что! – простонала мать. – Я скорее всажу его в свое сердце… – И она покончила бы с собой, если бы я вовремя не перехватила ее руку.
– Ты подчинишься, гнусная тварь! – взвизгнул Карлсон.
Он схватил запястье жены и сам вонзил лезвие в грудь мальчика. Клервиль, ревнивая Клервиль, жившая только истреблением самцов, увидев, что ее отстранили от истязания юноши, взяла другой нож и нанесла ему раны в тысячу раз более жестокие. Потом Розину разложили на узкой скамье, крепко привязали, и Боршан приказал Эрнелинде вскрыть скальпелем материнский живот. Трясущаяся от страха, сломленная, окровавленная, поддерживаемая только надеждой спасти свою жизнь, подгоняемая Карлсоном, девочка выполнила чудовищный приказ.
– Вот отсюда ты появилась на– свет, – зловеще сказал отец, указывая на зияющую полость, – и сюда же ты сейчас вернешься.
Ее сложили калачиком, перевязали веревками и, едва дышавшую, засунули в чрево, в котором когда-то, давным-давно, она получила жизнь.
– А эту, – кивнул капитан в сторону Кристины, – привяжем к материнской спине. Здорово придумано, не правда ли? – заметил он, когда это было сделано. – Посмотрите, как мало места могут занимать три женщины.
– А Франсиско? – поинтересовалась Клервиль.
– Он твой, – небрежно бросил Боршан. – Отведи его подальше и кончай с ним, как хочешь.
– Пойдем со мной, Жюльетта, – кивнула мне Клервиль, уводя юношу в соседнюю комнату.
Там две обезумевшие от крови вакханки долго истязали несчастного, подвергая самым жестоким и изощренным издевательствам, какие только способно придумать человеческое воображение. Когда мы вернулись в салон, разгоряченные и прекрасные, как никогда, Карлсон и Боршан не удержались и сразу набросились на нас, что вызвало ревнивые протесты Боргезе, которая досадливо заявила, что жертвы еще дышат, поэтому не следует терять драгоценного времени. Поскольку пора было ужинать, все решили продолжить пытки прямо за столом.
– В таком случае, – сказала Олимпия, которой предоставили право выбрать последнюю пытку, тем более, что она не приложила руку к истязанию и умерщвлению Франсиско, – разложим жертвы перед собой на столе. Во-первых, мы полюбуемся состоянием, в каком они уже находятся, а это, смею думать, очень приятно; во-вторых, устроим кровавое пиршество, что достойно увенчает сегодняшнюю оргию.
– Я согласна, – заявила Клервиль, – но перед ужином я хочу совокупиться.
– Но с кем, дорогая? – развела я руками. – Наши рыцари выжаты до последней капли.
– Братец, – обратилась моя ненасытная подруга к капитану, – сделай милость, вызови сюда десяток самых стойких своих солдат, а мы сыграем для них роль шлюх.
Появились солдаты, и мы, не дрогнув перед угрожающе торчавшими перед нами членами, распластались на подушках, разбросанных на полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179