Его уже давно не было с нами и в действительности даже с самим собой. Теперь легче понять медленный процесс разрушения, жертвой которого он стал. В последние два года он выразился органически в виде злокачественного малокровия… В последние недели жизни… с ужасной последовательностью развилась умственная дегенерация в виде паранойи. Центральное место занимало убеждение, что я недостаточно его люблю… Его технические инновации были связаны с этим, потому что он хотел показать мне, с какой любовью нужно относиться к пациентам, чтобы помочь им… Но давайте хранить этот грустный конец в тайне.
Психическая неустойчивость была известным побочным эффектом малокровия в поздней стадии. Но паранойя была болезнью предателя, и Фрейд, оставив двусмысленности в своем письме, которые получатель мог истолковать по своему усмотрению, сумел представить Ференци как человека психически неустойчивого уже много лет. Знакомый метод.
Джонс проигнорировал приказ ничего не говорить — едва ли Фрейд мог на это рассчитывать. Он должным образом улучшил историю. Когда он написал биографию Фрейда, мир узнал о «демонах, таившихся» в душе Ференци, который годами с ними боролся, пока не был побежден и не стал жертвой психоза. Это искажение истины стало общепринятым мнением. Конечно, Ференци был идеалистом, стариком и невротиком, которого стоило лечить, но если это называть сумасшествием, то среди аналитиков он был не одинок.
Что касается движения, идеи Ференци были забыты, поскольку они были не только оскорбительными, но и непрактичными. Тот Фрейд, который всегда был готов помочь наиболее интересным пациентам и проводил с ними бесчисленные часы, на полу ли или где-либо еще, едва ли положил бы в основу терапевтического метода такое расточительное использование времени. Нельзя было отказаться и от авторитета аналитика в методике Фрейда, потому что авторитет и дисциплина играли важнейшую роль в его терапии.
Сорок лет спустя психоанализ стал изменяться. Начали придавать больше значения матерям (в отличие от Фрейда). Акцент начал смещаться с детских фантазий на окружение ребенка. Это было, по крайней мере, отдаленно связано с методами Ференци. Структура анализа перестала быть такой неприкосновенной, и люди заговорили о «терапевтическом союзе», как когда-то Ференци говорил об «эмпатии». Даже детское совращение бурно вернулось с начала восьмидесятых годов, когда появилась масса преувеличений, как бы уравновешивающая преуменьшения в прошлом. Такого мира Фрейду было бы не понять.
Глава 30. «Еврей-фанатик»
Летом 1930 года Амалия Фрейд, матриарх, как обычно, отдыхала на горном курорте Бад-Ишль. Она была знаменитостью, пусть и небольшой, в этом городке минеральных источников и врачей, который часто посещала австрийская королевская фамилия (и Паппенгеймы). Старая имперская вилла теперь стала туристической достопримечательностью. День рождения Амалии, 18 августа, совпадал с днем рождения покойного императора Франца Иосифа, и в 1930 году, когда ей исполнилось девяносто пять, она увидела свою фотографию в газете и пожаловалась: «Я тут выгляжу так, словно мне сто лет». Ее здоровье ухудшалось. У Амалии из кровных родственников было семеро детей, четырнадцать внуков и девятнадцать правнуков. Дольфи, которая всегда была с ней рядом, говорят, в 1930 году (когда ей было шестьдесят восемь) сказала: «К сожалению, я не замужем». Амалия упрекнула ее: «Разве можно так говорить молодым девушкам?»
Фрейд отдыхал возле Грундльзее, неподалеку, и в августе три раза его отвозили к ней в гости на машине. Третий визит, на ее день рождения, был их последней встречей. Она страдала от боли и была одурманена лекарствами. Коллега Фрейда, Поль Федерн, привез ее в Вену, где она умерла. На похороны в сентябре вместо Фрейда пришла Анна. После этого он писал Джонсу, что чувствует только освобождение от страха, что мог бы умереть до нее, и удовлетворение, что она «освободилась» после такой долгой жизни. «Более, — признался он, — никакого горя», и выразил скепсис по поводу горя, выказанного его братом Александром, «который на десять лет моложе меня». Александр жил богато и был похож на раввина в своей широкополой шляпе и с седой бородой, а также очень сильно напоминал Якоба.
Здоровье самого Фрейда постепенно ухудшалось. В октябре 1930 года он перенес пневмонию. Протез, «это чудовище», постоянно приходилось подправлять, а раз-два в году вырезали или прижигали подозрительную ткань. Фрейд проклинал мучения, которые доставляет ему это устройство, но утверждал, что в остальном его здоровье не так уж плохо.
В европейской политике сгущались новые тучи. На выборах в Германии в сентябре 1930 года национал-социалисты Гитлера получили больше ста мест в Рейхстаге и их партия заняла второе место. Люди по-прежнему спрашивали: «А кто такой этот Гитлер?» Возможно, он был всего лишь перевоплощением венского мэра Люгера, который прославится на день и тут же будет забыт. На Берггассе, 19, похоже, по этому поводу не слишком волновались. Политические прогнозы были мрачными уже много лет подряд, но как-то им удавалось выжить. Фрейд потихоньку жил дальше, как и все остальные. В 1931 году он думал о том, что ему нужна летняя резиденция в городе — в пригороде он подыскал подходящий дом с садом, — и о возникающих разногласиях с Ференци.
Если бы позволило здоровье, он бы посетил город, где родился — раньше Фрейбург, теперь Пршибор, находившийся в стране, созданной в конце первой мировой войны, Чехословакии. Одну улицу города назвали Фрейдова в его честь, а на дом кузнеца повесили табличку «В 1996 году газета „Иерусалим пост“ сообщала, что теперь в этом здании находится массажный салон. Заголовок звучал так: „Место рождения Фрейда предлагает другой вид терапии“.». На этом событии вместо него присутствовала Анна, одетая в шубу и берет, с печальным видом, и прочитала небольшой толпе его слова о счастливом детстве во Фрейбурге.
Теперь зритель, а не участник, он «почти» видел Чарли Чаплина на улицах Вены. Но Чаплин очень спешил. «Он неизменно играет только себя, каким он был в своей мрачной молодости», — писал Фрейд Максу Шиллеру, мужу Иветт Жильбер, и не мог удержаться, чтобы не добавить, что весь репертуар ролей мадам Иветт, от проституток до бесхитростных девушек, несомненно, берет начало в фантазиях ее ранней молодости, — только вот «я знаю, что анализ без желания пациента вызывает антагонизм».
Он позировал без особого терпения молодому скульптору Оскару Немону, которого привел к нему Федерн, «обычно на редкость неспособный открывать непризнанных гениев». Немон был «сухопарым художником с козлиной бородкой» и «восточнославянским евреем», что явно не свидетельствовало в его пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146