Здесь и мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше идут палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле — пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству — такие же пирамиды куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. А вот и сами куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом — утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.
Но вот одно зрелище сменяется другим — перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва нашим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, для нас словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок мы увидели шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — так и тянуло попробовать.
Очарованные зрелищем, запахами и звуками базара зума, мы шагали к себе в номер на военный совет, как и прежде тщательно избегая толпящихся в баре доброжелателей, готовых наплести с три короба всякого вздора.
Нас было четверо: ваш покорный слуга и его дражайшая половина по имени Ли; долговязый и невозмутимый Джон Хартли — мой верный друг, с которым мы пуд соли съели, и наш куратор по рептилиям Квентин Блоксэм, именуемый в дальнейшем Кью, — высокий, мускулистый, с уверенным взглядом героя, готового вызволить свою суженую из лап кровожадного чудовища. Мы налили по бокалу пива и принялись обсуждать план действий.
Нам нужно было побывать в трех местах: в восточном регионе Мананары, где мы надеялись отловить неуловимых ай-ай; в лесах близ Мурундавы на западе, где предстояло проделать те же действия в отношении плоской черепахи и гигантской прыгающей крысы, и на озере Алаотра, где скрывался в камышах миниатюрный и скромный, кроткий лемур.
Чтобы сэкономить время, мы тут же решили распределить силы. Джон и Кью отправятся на двух вездеходах «тойотах» (одна была подарена нам Международным трестом охраны диких животных, другая — расщедрившейся компанией «Тойота») в Мурундаву и разобьют там лагерь. Одновременно я и Ли отправимся на северо-восток на озеро Алаотра за кротким лемуром. В случае успеха мы привозим добычу в столицу, сдаем ее в зоопарк Цимбазаза и уже из Антананариву летим в Мурундаву для воссоединения с остальными. План кампании был расценен как блестящий, и по сему случаю мы спустились в бар и заказали дюжину маленьких, сладких и сочных малагасийских устриц.
В помощники нашим грандиозным планам на озере Алаотра мы взяли Оливье Ланграна (только что выпустившего в свет ценнейший справочник по птицам Мадагаскара) и его очаровательную и многоодаренную супругу Люсьен. Она проделала огромную работу, пытаясь отловить на озере два вида птиц (красноголового нырка и чомгу), для которых озеро было родным домом, но которые считались исчезнувшими. Люсьен сообщила нам, что работать на озере будет невозможно без Мианты. У меня защемило сердце: а вдруг речь идет еще о каком-нибудь из тех неуловимых Пьеров, которые исчезают при вашем появлении? Но, как оказалось, я недооценивал Люсьен: на следующее утро она появилась, расточая в равных количествах шарм и готовность к работе, в сопровождении очаровательного мальгаша со смеющимися глазами и широкой улыбкой. Он оказался студентом-медиком четвертого курса, уроженцем одной из тех бесчисленных деревень, что окружают озеро Алаотра, и почти в каждой у него имелось несметное количество дядь, теть, кузенов и кузин, племянников и племянниц, не говоря уж о прочей седьмой воде на киселе.
Наш новый друг немедленно оценил обстановку и взял все предприятие под свой строгий контроль. Договорились так: мы летим к озеру самолетом, а возвращаемся поездом со всем добытым нами живым грузом. Он же поедет вперед нас поездом с клетками для животных, наймет нам комнату в отельчике и организует транспорт для поездок по деревням в поисках уже пойманных местными жителями кротких лемуров. Он объяснил, что именно это время года хорошо для ловли лемуров, ибо аборигены выжигают тростниковые заросли под посевы риса. К тому же над этими несчастными животными, изгоняемыми пламенем с насиженных мест, нависает угроза быть проданными как деликатесное кушанье или же как сувенир. И то и другое, конечно, строжайше запрещается законом, но безнаказанно продолжается.
Нечего и говорить, что рассказ о том, что происходит на озере Алаотра, поверг нас всех в уныние. Но боюсь, такое происходит по всему Мадагаскару. Начнем с того, что озеро Алаотра — крупнейшее на острове — являлось рисовой житницей страны (а мальгаши потребляют больше риса на душу населения, чем любой другой народ) и худо-бедно удовлетворяло ее потребности в этом злаке. Озеро окаймлено живописной панорамой холмов, когда-то покрытых лесами. Но с годами эта природная защита озера оказалась истребленной под посевы. С исчезновением защищавших землю лесов почва, открытая ветрам и солнцу, подверглась эрозии. За каких-нибудь несколько лет не стало деревьев
— и плодородный слой, словно вода с тающего ледника, стал стекать в Алаотра, приводя его к заиливанию. Озеро стало понемногу исчезать. Теперь этот регион утратил былое значение рисовой житницы, и страна вынуждена приобретать этот продукт за границей, отрывая валюту от своей и без того тощей экономики.
Не следует винить мальгашский народ. В глазах крестьянина расчистка участка леса выглядит не экологическим самоубийством, а средством отвоевать еще кусочек сельскохозяйственной земли, которая прокормит его несколько лет. Срубленные деревья предаются огню, а оставшаяся зола вскормит почву — так поступали праотцы, почему он не может? И как ему объяснить, что поколение праотцев насчитывало впятеро меньше людей, чем теперешнее, и что такое хищническое использование щедрот природы обречет на смерть его правнуков…
Чем ближе мы подлетали к Амбатундразаке, самому крупному городу на озере Алаотра, тем большую скорбь навевал вид под крылом самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Но вот одно зрелище сменяется другим — перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва нашим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, для нас словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок мы увидели шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — так и тянуло попробовать.
Очарованные зрелищем, запахами и звуками базара зума, мы шагали к себе в номер на военный совет, как и прежде тщательно избегая толпящихся в баре доброжелателей, готовых наплести с три короба всякого вздора.
Нас было четверо: ваш покорный слуга и его дражайшая половина по имени Ли; долговязый и невозмутимый Джон Хартли — мой верный друг, с которым мы пуд соли съели, и наш куратор по рептилиям Квентин Блоксэм, именуемый в дальнейшем Кью, — высокий, мускулистый, с уверенным взглядом героя, готового вызволить свою суженую из лап кровожадного чудовища. Мы налили по бокалу пива и принялись обсуждать план действий.
Нам нужно было побывать в трех местах: в восточном регионе Мананары, где мы надеялись отловить неуловимых ай-ай; в лесах близ Мурундавы на западе, где предстояло проделать те же действия в отношении плоской черепахи и гигантской прыгающей крысы, и на озере Алаотра, где скрывался в камышах миниатюрный и скромный, кроткий лемур.
Чтобы сэкономить время, мы тут же решили распределить силы. Джон и Кью отправятся на двух вездеходах «тойотах» (одна была подарена нам Международным трестом охраны диких животных, другая — расщедрившейся компанией «Тойота») в Мурундаву и разобьют там лагерь. Одновременно я и Ли отправимся на северо-восток на озеро Алаотра за кротким лемуром. В случае успеха мы привозим добычу в столицу, сдаем ее в зоопарк Цимбазаза и уже из Антананариву летим в Мурундаву для воссоединения с остальными. План кампании был расценен как блестящий, и по сему случаю мы спустились в бар и заказали дюжину маленьких, сладких и сочных малагасийских устриц.
В помощники нашим грандиозным планам на озере Алаотра мы взяли Оливье Ланграна (только что выпустившего в свет ценнейший справочник по птицам Мадагаскара) и его очаровательную и многоодаренную супругу Люсьен. Она проделала огромную работу, пытаясь отловить на озере два вида птиц (красноголового нырка и чомгу), для которых озеро было родным домом, но которые считались исчезнувшими. Люсьен сообщила нам, что работать на озере будет невозможно без Мианты. У меня защемило сердце: а вдруг речь идет еще о каком-нибудь из тех неуловимых Пьеров, которые исчезают при вашем появлении? Но, как оказалось, я недооценивал Люсьен: на следующее утро она появилась, расточая в равных количествах шарм и готовность к работе, в сопровождении очаровательного мальгаша со смеющимися глазами и широкой улыбкой. Он оказался студентом-медиком четвертого курса, уроженцем одной из тех бесчисленных деревень, что окружают озеро Алаотра, и почти в каждой у него имелось несметное количество дядь, теть, кузенов и кузин, племянников и племянниц, не говоря уж о прочей седьмой воде на киселе.
Наш новый друг немедленно оценил обстановку и взял все предприятие под свой строгий контроль. Договорились так: мы летим к озеру самолетом, а возвращаемся поездом со всем добытым нами живым грузом. Он же поедет вперед нас поездом с клетками для животных, наймет нам комнату в отельчике и организует транспорт для поездок по деревням в поисках уже пойманных местными жителями кротких лемуров. Он объяснил, что именно это время года хорошо для ловли лемуров, ибо аборигены выжигают тростниковые заросли под посевы риса. К тому же над этими несчастными животными, изгоняемыми пламенем с насиженных мест, нависает угроза быть проданными как деликатесное кушанье или же как сувенир. И то и другое, конечно, строжайше запрещается законом, но безнаказанно продолжается.
Нечего и говорить, что рассказ о том, что происходит на озере Алаотра, поверг нас всех в уныние. Но боюсь, такое происходит по всему Мадагаскару. Начнем с того, что озеро Алаотра — крупнейшее на острове — являлось рисовой житницей страны (а мальгаши потребляют больше риса на душу населения, чем любой другой народ) и худо-бедно удовлетворяло ее потребности в этом злаке. Озеро окаймлено живописной панорамой холмов, когда-то покрытых лесами. Но с годами эта природная защита озера оказалась истребленной под посевы. С исчезновением защищавших землю лесов почва, открытая ветрам и солнцу, подверглась эрозии. За каких-нибудь несколько лет не стало деревьев
— и плодородный слой, словно вода с тающего ледника, стал стекать в Алаотра, приводя его к заиливанию. Озеро стало понемногу исчезать. Теперь этот регион утратил былое значение рисовой житницы, и страна вынуждена приобретать этот продукт за границей, отрывая валюту от своей и без того тощей экономики.
Не следует винить мальгашский народ. В глазах крестьянина расчистка участка леса выглядит не экологическим самоубийством, а средством отвоевать еще кусочек сельскохозяйственной земли, которая прокормит его несколько лет. Срубленные деревья предаются огню, а оставшаяся зола вскормит почву — так поступали праотцы, почему он не может? И как ему объяснить, что поколение праотцев насчитывало впятеро меньше людей, чем теперешнее, и что такое хищническое использование щедрот природы обречет на смерть его правнуков…
Чем ближе мы подлетали к Амбатундразаке, самому крупному городу на озере Алаотра, тем большую скорбь навевал вид под крылом самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54