А этого можете не возвращать, я его только что актировал. Доставит вас до Успенского!
— А дальше что с ним делать?
— Отдадите кому-нибудь, обдерут, шкура в хозяйстве всегда сгодится.
«Сходить к Шабунину, пожаловаться, — подумал Слава и махнул рукой. — Все равно…»
На полок навалили соломы, Слава взгромоздился на грядку, ухватился за вожжи.
— Счастливо! — закричал заведующий. — Доедете, разлюбезное дело.
Петя, уже одетый, сидел на стуле. Слава помог ему выйти, поправил солому, расстелил одеяло, подложил ему под голову подушку, уложил пачки с книгами.
Эмма вынесла сверток с носильными вещами.
— Простыни с постели я не положила, — честно предупредила она Славу. — Зачем везти грязное белье? Вашей маме лишняя стирка…
— Поехали? — спросил Слава брата.
— Поехали, — шепотом согласился Петя.
Слава пожал руку Эмме.
— Эмма Артуровна!
— Вячеслав Николаевич, я вас никогда-никогда не буду забывать, — проникновенно сказала Эмма. — Вы были хороший человек.
Слава сел рядом с Петей, дернул вожжами, ветеран конной тяги переступил с ноги на ногу и медленно побрел по залитой солнцем улице, мимо яблоневого сада…
— Вячеслав Николаевич! Вячеслав Николаевич!
Слава обернулся. По улице бежала Эмма Артуровна. Она протянула мельхиоровый подстаканник.
— Возьмите, Вячеслав Николаевич, это вам за все хорошее, что имело место между нами.
И Слава взял, нельзя было обидеть Эмму.
Потихоньку выехали за околицу.
И — долго-недолго — пропал наконец за холмом городок, потянулись нескончаемые поля, и как последний привет Малоархангельска порыв теплого летнего ветра донес до Славы сладковатый запах торфа, тлеющего во всех печах покинутого города.
А конь шел и шел, все медленнее и медленнее…
Петя тронул брата за рукав.
— Не жалей меня, — прошептал Петя. — Подгони, а то мы и к завтрему не дотащимся.
Пете было плохо, его томила не только болезнь, но и дорога, он все чаще поднимал голову.
— Да что там у тебя? — с раздражением спросил Петя. — Лошадь тебя совсем не слушается!
— А тебя послушается?
— Ты вожжи держать не умеешь, — рассердился Петя и с трудом сел. — Дай-ка…
— Лежи! Языком еле ворочает, а туда же…
Кнута не было.
Слава спрыгнул, сорвал с придорожной ракиты ветку, подал Пете, к удивлению Славы, скорость их Росинанта заметно возросла.
Шаг за шагом уходила в прошлое малоархангельская жизнь.
— Мало тебя уважают… — вырвалось у Пети. — Порядочному человеку не дадут такого одра.
Слава только сейчас сообразил, Петя ведь не знает, что он уже не секретарь укомола.
— А ты знаешь, я уже не работаю в укомоле, — сказал он возможно равнодушнее. — Подал заявление, хочу учиться, мою просьбу уважили.
— Так ты насовсем к нам!
К вечеру Петю опять стало клонить в сон, и Слава взял вожжи.
— Давай нигде не останавливаться? — предложил он Пете. — Все будет ближе к дому.
— Как хочешь, — безучастно пробормотал Петя, температура у него опять поднялась. Слава не мог понять, спит он или теряет сознание.
Над головами у них неслись сизые свинцовые облака, порывы ветра налетали все чаще, ночь обещала быть знобкой, гнулись придорожные кусты. Слава выпростал из-под Пети одеяло, укрыл, сверху еще укутал курткой, поежился сам и плотнее застегнул пиджачок. Наступила ночь. Птицы свиристели за придорожными канавами, брехали вдалеке собаки, и все время казалось, будто кто-то плачет, а кто и где — не понять.
Поднялись на взгорок, миновали редкий лесок, потянулись опять поля, налево посевы, в темноте не разобрать чего, направо поросшие травой пары. Конь точно почуял корм и остановился, Слава задергал вожжами, хлестнул — ни с места.
— Дьявол!
Дьявол встал намертво.
Пришлось будить Петю, он лучше разбирался в лошадях.
— Что делать?
Петя схватил себя за горло.
— Не могу дышать.
— Встал этот черт!
— Распряги, — с трудом произнес Петя. — Пусть пасется.
Слава стреножил коня, и тот, мягко шлепая губами, побрел в поле.
— Будешь есть?
Петя покачал головой, выпил несколько глотков воды. Слава стал взбивать на полке солому.
— Под телегу, — прохрипел Петя. — Там теплее, и на случай дождя.
Легли под повозку, солому застелили попонкой, сверху накрылись одеялом, Слава прижался к брату, обнял, тот опять впал в забытье.
Ветер усиливался. Слава выглянул из-под повозки — небо черное, нигде ни проблеска, ни одной звездочки, по земле полз тускло-серый туман, летели и шуршали сорванные с деревьев листья. Вдали грохотал гром. «Дождь, — подумал Слава. — Только бы не над нами». Вспыхнул свет и погас, и опять гром. Молния. Это уж совсем близко. Молнии сверкали одна за другой, гром громыхал не переставая. Славе становилось все страшнее от непрерывных ослепительных вспышек.
В свете молнии он увидел старую раскидистую ветлу.
Растолкал Петю.
— Укроемся!
Потащил Петю за руку.
Ветер несся с бешеной скоростью, швырял в лицо листья, молнии ослепляли.
Слава прижался к стволу ветлы и прижал к себе брата.
— Петенька…
— Где мы? — хрипло спросил Петя.
— Под ветлой! — крикнул Слава. — Здесь поспокойнее!
— Дурак! — вдруг выкрикнул Петя и теперь уже сам потащил Славу в открытое поле.
— Что ты делаешь? — закричал Слава. — Ты сошел с ума!
Петя бежал и тащил за собой брата.
Какая-то сумасшедшая молния еще раз прорезала небо, грохнул гром, и на них обрушился неистовый ливень.
— Видишь, что наделал! — закричал Слава, дергая Петю за рукав.
А Петя в ответ закашлялся, на мгновение подавился и неожиданно произнес обычным своим голосом:
— Что за черт, во рту какая-то дрянь!
Петя плевался, а сверху лило и лило.
— Петенька! — радостно закричал Слава. — У тебя же ангина! Прорвало, прорвало!
— Кого прорвало? — громко спросил Петя.
— Да нарыв, нарыв! У тебя уже было так…
Петя часто болел ангинами, Слава сообразил, что нарыв в горле мешал ему говорить.
— Бежим под телегу, — сказал Петя, и они побрели под дождем к своему укрытию, черневшему в нескольких шагах.
И едва залезли под полок, как дождь сразу прекратился.
— Тебе не будет хуже? — с тревогой спросил Слава.
— Нет, мне лучше.
Они закутались в одеяло и стали ждать рассвета, и рассвет не замедлил окрасить землю сперва в серые, потом в лиловые, а потом в розовые и, наконец, в лимонно-золотистые тона.
Братья выползли из-под своего укрытия, мокрые, жалкие, замерзшие, только солнце могло их обогреть и обсушить. Неподалеку пасся их пепельный конь. Ветлы не было — на ее месте торчал обугленный пень. Молния угодила прямо в это несчастное дерево.
— В грозу нельзя стоять под деревьями, — сказал Петя. — Вбило бы тебя в землю.
Многое Петя знал лучше Славы: когда и как укладывать в лежку яблоки, когда пожалеть коня, как уберечься от молнии…
Как хорошо, что Петя выздоровел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
— А дальше что с ним делать?
— Отдадите кому-нибудь, обдерут, шкура в хозяйстве всегда сгодится.
«Сходить к Шабунину, пожаловаться, — подумал Слава и махнул рукой. — Все равно…»
На полок навалили соломы, Слава взгромоздился на грядку, ухватился за вожжи.
— Счастливо! — закричал заведующий. — Доедете, разлюбезное дело.
Петя, уже одетый, сидел на стуле. Слава помог ему выйти, поправил солому, расстелил одеяло, подложил ему под голову подушку, уложил пачки с книгами.
Эмма вынесла сверток с носильными вещами.
— Простыни с постели я не положила, — честно предупредила она Славу. — Зачем везти грязное белье? Вашей маме лишняя стирка…
— Поехали? — спросил Слава брата.
— Поехали, — шепотом согласился Петя.
Слава пожал руку Эмме.
— Эмма Артуровна!
— Вячеслав Николаевич, я вас никогда-никогда не буду забывать, — проникновенно сказала Эмма. — Вы были хороший человек.
Слава сел рядом с Петей, дернул вожжами, ветеран конной тяги переступил с ноги на ногу и медленно побрел по залитой солнцем улице, мимо яблоневого сада…
— Вячеслав Николаевич! Вячеслав Николаевич!
Слава обернулся. По улице бежала Эмма Артуровна. Она протянула мельхиоровый подстаканник.
— Возьмите, Вячеслав Николаевич, это вам за все хорошее, что имело место между нами.
И Слава взял, нельзя было обидеть Эмму.
Потихоньку выехали за околицу.
И — долго-недолго — пропал наконец за холмом городок, потянулись нескончаемые поля, и как последний привет Малоархангельска порыв теплого летнего ветра донес до Славы сладковатый запах торфа, тлеющего во всех печах покинутого города.
А конь шел и шел, все медленнее и медленнее…
Петя тронул брата за рукав.
— Не жалей меня, — прошептал Петя. — Подгони, а то мы и к завтрему не дотащимся.
Пете было плохо, его томила не только болезнь, но и дорога, он все чаще поднимал голову.
— Да что там у тебя? — с раздражением спросил Петя. — Лошадь тебя совсем не слушается!
— А тебя послушается?
— Ты вожжи держать не умеешь, — рассердился Петя и с трудом сел. — Дай-ка…
— Лежи! Языком еле ворочает, а туда же…
Кнута не было.
Слава спрыгнул, сорвал с придорожной ракиты ветку, подал Пете, к удивлению Славы, скорость их Росинанта заметно возросла.
Шаг за шагом уходила в прошлое малоархангельская жизнь.
— Мало тебя уважают… — вырвалось у Пети. — Порядочному человеку не дадут такого одра.
Слава только сейчас сообразил, Петя ведь не знает, что он уже не секретарь укомола.
— А ты знаешь, я уже не работаю в укомоле, — сказал он возможно равнодушнее. — Подал заявление, хочу учиться, мою просьбу уважили.
— Так ты насовсем к нам!
К вечеру Петю опять стало клонить в сон, и Слава взял вожжи.
— Давай нигде не останавливаться? — предложил он Пете. — Все будет ближе к дому.
— Как хочешь, — безучастно пробормотал Петя, температура у него опять поднялась. Слава не мог понять, спит он или теряет сознание.
Над головами у них неслись сизые свинцовые облака, порывы ветра налетали все чаще, ночь обещала быть знобкой, гнулись придорожные кусты. Слава выпростал из-под Пети одеяло, укрыл, сверху еще укутал курткой, поежился сам и плотнее застегнул пиджачок. Наступила ночь. Птицы свиристели за придорожными канавами, брехали вдалеке собаки, и все время казалось, будто кто-то плачет, а кто и где — не понять.
Поднялись на взгорок, миновали редкий лесок, потянулись опять поля, налево посевы, в темноте не разобрать чего, направо поросшие травой пары. Конь точно почуял корм и остановился, Слава задергал вожжами, хлестнул — ни с места.
— Дьявол!
Дьявол встал намертво.
Пришлось будить Петю, он лучше разбирался в лошадях.
— Что делать?
Петя схватил себя за горло.
— Не могу дышать.
— Встал этот черт!
— Распряги, — с трудом произнес Петя. — Пусть пасется.
Слава стреножил коня, и тот, мягко шлепая губами, побрел в поле.
— Будешь есть?
Петя покачал головой, выпил несколько глотков воды. Слава стал взбивать на полке солому.
— Под телегу, — прохрипел Петя. — Там теплее, и на случай дождя.
Легли под повозку, солому застелили попонкой, сверху накрылись одеялом, Слава прижался к брату, обнял, тот опять впал в забытье.
Ветер усиливался. Слава выглянул из-под повозки — небо черное, нигде ни проблеска, ни одной звездочки, по земле полз тускло-серый туман, летели и шуршали сорванные с деревьев листья. Вдали грохотал гром. «Дождь, — подумал Слава. — Только бы не над нами». Вспыхнул свет и погас, и опять гром. Молния. Это уж совсем близко. Молнии сверкали одна за другой, гром громыхал не переставая. Славе становилось все страшнее от непрерывных ослепительных вспышек.
В свете молнии он увидел старую раскидистую ветлу.
Растолкал Петю.
— Укроемся!
Потащил Петю за руку.
Ветер несся с бешеной скоростью, швырял в лицо листья, молнии ослепляли.
Слава прижался к стволу ветлы и прижал к себе брата.
— Петенька…
— Где мы? — хрипло спросил Петя.
— Под ветлой! — крикнул Слава. — Здесь поспокойнее!
— Дурак! — вдруг выкрикнул Петя и теперь уже сам потащил Славу в открытое поле.
— Что ты делаешь? — закричал Слава. — Ты сошел с ума!
Петя бежал и тащил за собой брата.
Какая-то сумасшедшая молния еще раз прорезала небо, грохнул гром, и на них обрушился неистовый ливень.
— Видишь, что наделал! — закричал Слава, дергая Петю за рукав.
А Петя в ответ закашлялся, на мгновение подавился и неожиданно произнес обычным своим голосом:
— Что за черт, во рту какая-то дрянь!
Петя плевался, а сверху лило и лило.
— Петенька! — радостно закричал Слава. — У тебя же ангина! Прорвало, прорвало!
— Кого прорвало? — громко спросил Петя.
— Да нарыв, нарыв! У тебя уже было так…
Петя часто болел ангинами, Слава сообразил, что нарыв в горле мешал ему говорить.
— Бежим под телегу, — сказал Петя, и они побрели под дождем к своему укрытию, черневшему в нескольких шагах.
И едва залезли под полок, как дождь сразу прекратился.
— Тебе не будет хуже? — с тревогой спросил Слава.
— Нет, мне лучше.
Они закутались в одеяло и стали ждать рассвета, и рассвет не замедлил окрасить землю сперва в серые, потом в лиловые, а потом в розовые и, наконец, в лимонно-золотистые тона.
Братья выползли из-под своего укрытия, мокрые, жалкие, замерзшие, только солнце могло их обогреть и обсушить. Неподалеку пасся их пепельный конь. Ветлы не было — на ее месте торчал обугленный пень. Молния угодила прямо в это несчастное дерево.
— В грозу нельзя стоять под деревьями, — сказал Петя. — Вбило бы тебя в землю.
Многое Петя знал лучше Славы: когда и как укладывать в лежку яблоки, когда пожалеть коня, как уберечься от молнии…
Как хорошо, что Петя выздоровел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204