Над всем этим шоу надзирателем и контролером возвышается правительство, состоящее из избранных представителей народа, и, скажу вам, другого такого скопища беспомощных неудачников, ловкачей и негодяев трудно найти.
А наши богачи — счастливы ли они? Уж, по крайней мере, они-то должны быть веселы, беспечны, беззаботны. Или иметь даже больше того, чего мы хотим, не цель всех наших усилий? Посмотрите на них, наших несчастных богачей! Это самые жалкие создания на земле. Как бы мне хотелось, чтобы голодающие в Азии в одно прекрасное утро проснулись богачами, все до одного! Как быстро они поняли бы бессмысленность американского образа жизни!
Еще есть средний класс — оплот нации, как мы с умилением говорим. Рассудительный, не знающий сомнений, надежный, образованный, стоящий за традиционные ценности, обладающий чувством собственного достоинства. Можете быть уверены, что уж они-то во всем признают только умеренность. Но есть ли души более пустые? Они живут, как трупы из музея восковых фигур. Взвешиваются утром и вечером. Говорят «да» сегодня и «нет» — завтра. Флюгеры, воланы для бадминтона, орущие рупоры. Всю жизнь сохраняют видимость. За нею — пустота. Даже балласт отсутствует.
А еще рабочие — самые высокооплачиваемые в мире, как мы с гордостью заявляем. У них есть машины, собственные дома. (У некоторых из них.) Но все тянут лямку страховки, облигаций военного займа, выплат за участок на кладбище. Дети обучаются бесплатно, при школах есть спортплощадки и помещения для игр и отдыха, пища одобрена санитарными инспекторами. Цеха оборудованы кондиционерами, туалеты сияют чистотой и всегда исправны. Сорок часов в неделю, сверхурочная работа оплачивается вдвое. На сотой неделе оказывается, что они едва сводят концы с концами. Их грабит правительство, грабят банки, грабят лавочники, грабит босс, грабят все. Они грабят друг друга. Я говорю о рабочих высшего разряда, из которых иногда выходят солдаты или политики высшего разряда. Что же до массы чумазых, не состоящих в профсоюзе, безымянных, то они живут, как крысы. Они позорят нацию. Ту нацию, которая одна не признается в бедности, грязи, пороках, неграмотности, нищенстве или праздности и лени.
Никто не знает счастья, за исключением гангстеров, которые день ото дня становятся умней, расторопней, ловчей, деловитей, прогрессивней, почтенней, так сказать, и которые воздействуют на умы молодежи (при помощи комиксов, кино, радио, телевидения), проникают наверх, так что иногда трудно сказать о человеке, что сидит рядом с вами, один ли он из них или же это просто адвокат, судья, банкир, конгрессмен или проповедник... я говорю, за исключением гангстеров, кто, видно, отлично себя чувствует, кто прекрасно сознает, что делает, и делает это с удовольствием, имеет цветущий вид, наслаждается жизнью, девочками по пятьдесят и по сто долларов за вызов, которые по большей части совсем не глупы, хорошо образованы, миловидны, всегда прекрасно одеты, начитаны, ведут себя просто и естественно, менее крикливы, вульгарны и тщеславны, значительно менее, чем жены или любовницы тех, кого они обслуживают. Даже член Верховного суда находит приятным, полезным и поучительным провести часок-другой с кем-нибудь из этой братии. Жаль только, что у них не хватает времени на рядовых граждан.
Как миннезингер люмпен-пролетариата знаю, что ни один порядочный американец не воспримет сказанное всерьез. Не воспримет он всерьез и тот факт, что, по последним данным, тринадцать миллионов девятьсот семьдесят шесть тысяч двести тридцать восемь человек: мужчин, женщин и какой-то процент детей, гниют в тюрьмах, исправительных колониях, больницах, психиатрических лечебницах, учреждениях для умственно отсталых и тому подобных заведениях по всей стране. Я могу несколько ошибаться в цифрах в ту или иную сторону, но факты остаются фактами. Как поет Лорд Бакли: «Ты накрой стол, Назз, и мы насытимся!»
Нет надобности говорить, что это такого рода факты, в которые никто не захочет, чтобы его тыкали носом, как котенка, которого приучают проситься. Одна вонь подобных фактов способна вызвать умственное расстройство у ржанки или скопы. Лучше не подносить их своим детям, пока они не получат магистерскую степень. Лучше пусть дышат лимоном и лавандой, пока не повзрослеют.

Часть третья
ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ
Конрад Морикан.
Родился в Париже 17 января 1887 в 17.00 или 17.15.
Умер в Париже 31 августа 1954.
С Конрадом Мориканом меня познакомила Анаис Нин. Однажды осенью 1936 года она привела его ко мне в Вилла Сера, где я снимал мастерскую. Первое мое впечатление было не слишком благоприятным. Он показался мне мрачным и любящим поучать самоуверенным эгоцентриком. Фаталистом по природе.
Он пришел под вечер, и, поболтав немного, мы отправились в небольшой ресторанчик на авеню Орлеан. По тому, как он изучал меню, я сразу понял, что он привередлив. Пока мы сидели за столом, он не умолкал ни на секунду, что ничуть не мешало ему получать удовольствие от еды. Но говорил он о таких вещах, о каких не говорят за столом во избежание расстройства желудка.
От него исходил запах, который, как ни старался я не обращать внимания, назойливо лез в ноздри. Смесь лавровишневой воды, мокрого пепла, дешевого табака и легкого оттенка каких-то неуловимо знакомых изысканных духов. Со временем этот букет преобразится для меня в один безошибочный запах — аромат смерти.
Еще до встречи с Мориканом меня ввели в круг астрологов. В Эдуардо Санчесе, кузене Анаис Нин, я нашел человека огромной эрудиции, который по совету своего психоаналитика астрологией занимался в терапевтических, так сказать, целях. Эдуардо часто напоминал мне дождевого червя — говорят, одну из самых полезных Божьих тварей. Его способность поглощать и переваривать знания была невероятной. Как тот червь, он трудился главным образом на благо других, а не на собственное. Сейчас он был поглощен изучением взаимодействия Плутона, Нептуна и Урана. Он с головой ушел в исторические, метафизические и биографические источники в поисках материалов, подтверждающих его интуитивные догадки. И в конце концов начал работать над великой темой: Апокатастасом.
С Мориканом я вошел в новые воды. Он был не только астролог и ученый, пропитанный герметической философией, но и оккультист. Он и внешне чем-то напоминал мага. Довольно высокий, хорошо сложенный, широкоплечий, вальяжный, он мог сойти за потомка индейского вождя. Как он позже доверительно сказал мне, ему нравилось думать, что фамилия Морикан как-то связана с могиканами. Когда его что-то печалило, его лицо принимало несколько комичное выражение, словно он чувствовал себя последним из могикан. В такие минуты он своей массивной головой с широкими скулами, безучастным и бесстрастным лицом походил на страдающую скалу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122