Сразу следом за ними появилась леди Хелен. Несколько секунд все четверо в неловком молчании пристально смотрели друг на друга. Затем Линли сказал:
– Хейверс, пожалуйста, позвоните в Ярд. Сообщите Уэбберли, что сегодня утром мы возвращаемся в Лондон.
Кивнув, Хейверс исчезла в парадной двери. Быстро глянув на леди Хелен, потом на Линли, Сент-джеймс последовал ее примеру.
– Ты вернешься вместе с нами, Хелен? – спросил Линли, когда они остались одни. Он положил портсигар обратно в карман, так и не открыв его. – Так для тебя будет быстрее. В Обане нас ждет вертолет.
– Я не могу, Томми. И ты это знаешь.
Ее слова не таили в себе злости. Но они были безжалостно окончательными. Казалось, им больше нечего было сказать друг другу. Однако Линли поймал себя на том, что пытается найти какую-то лазейку, чтобы пробиться сквозь ее сдержанность, не важно, каким образом, пусть самым нелепым. Непостижимо, что он должен расстаться с ней вот так. И именно это он и сказал ей, прежде чем здравый смысл, гордость и попросту правила приличия взяли верх…
– Я не вынесу, если ты вот так уйдешь от меня, Хелен.
Она стояла перед ним в полосе солнечного света. Он пробился сквозь ее волосы, придав им изумительный оттенок, цвета старого бренди. На мгновенй милые темные глаза стали непроницаемыми. Затем это выражение исчезло.
– Я должна идти, – ровным голосом произнесла она и, пройдя мимо него, вошла в дом.
«Это как смерть, – подумал Линли. – Но далее ни достойных похорон, ни разумных сроков траура, скорбь моя будет вечной».
В своем захламленном лондонском кабинете супер-интендант Малькольм Уэбберли положил телефонную трубку на рычаг.
– Это была Хейверс, – сказал он. Характерным жестом он запустил правую руку в свои редеющие рыжеватые волосы и резко потянул, словно хотел ускорить неотвратимое облысение.
Сэр Дэвид Хильер, старший суперинтендант, остался у окна, где провел уже минут пятнадцать, с безмятежным видом разглядывая тесные ряды зданий, образовывавших силуэт города. Как всегда, одет он был безукоризненно, а его осанка выдавала человека очень успешного, умеющего ловко лавировать среди рифов политической власти.
– И?.. – спросил он.
– Они возвращаются.
– Это все?
– Нет. По словам Хейверс, они прорабатывают ниточку, ведущую в Хэмпстед. Очевидно, Синклер работала там над книгой. У себя дома.
Хильер медленно повернул голову, но так как солнце было позади него, лицо его осталось в тени.
– Над книгой? Помимо пьесы?
– Хейверс выразилась как-то неопределенно. Но по-моему Линли что-то учуял, и, видимо, он должен в этом разобраться.
Хильер холодно улыбнулся этим словам:
– Возблагодарим Господа за невероятно творческую интуицию инспектора Линли.
– Он мой лучший человек, Дэвид, – с горечью сказал Уэбберли.
– И конечно, подчинится приказу. Как и ты.
Хильер вернулся к созерцанию города.
10
Было половина третьего, когда Линли и Хейверс наконец добрались до маленького углового дома Джой Синклер. Расположенное в фешенебельном Хэмпстеде, это белое кирпичное здание было очевидным свидетельством ее писательского успеха. Окно на фасаде, занавешенное прозрачными шторами цвета слоновой кости, выходило на лоскуток сада, где росли подрезанные розовые кусты, дремлющие кустики жасмина и камелии с тугими почками. Из двух наружных ящиков для растений выплескивался вниз и вверх по стенам плющ, особенно разросшийся над входом, узкий, крытый кровельной дранкой фронтон которого был почти не виден под густыми, с бронзовыми прожилками листьями. Хотя фасад дома смотрел на Флэск-уок, вход в садик был с Бэк-лейн, узкой, мощенной булыжником улочки, поднимавшейся к Хит-стрит в квартале отсюда; машины по ней ехали тихо, почти беззвучно.
Линли откинул крючок на кованых железных воротах и прошел по уложенной плиткой дорожке. День был безветренный, но воздух – сырой, и по-зимнему затуманенное солнце играло на медной табличке, привинченной слева, и на полированном почтовом ящике посреди двери.
– Неплохое гнездышко, – прокомментировала с грубоватым восхищением Хейверс. – Тут тебе и пресловутый садик за кирпичной стенкой, и соответствущий фонарный столб девятнадцатого века, и укрытая тенью деревьев улица, вдоль которой стоят ваши непременные «БМВ». – Она ткнула большим пальцем в сторону дома. – Должно быть, стоило немалых денег.
– Судя по тому, что Дэвис-Джонс сказал об условиях ее завещания, она могла себе это позволить, – ответил Линли. Он отпер дверь и знаком предложил Хейверс зайти.
Они оказались в маленькой прихожей, выложенной мраморной плиткой и лишенной какой бы то ни было мебели. На полу валялась целая коллекция писем за несколько дней, брошенных в щель почтового ящика почтальоном. Вполне ожидаемая для преуспевающего писателя подборка: пять рекламных проспектов, счет за электричество, одиннадцать писем, адресованных Джой через ее издателя и переправленных ей, счет за телефон, несколько маленьких конвертов, похожих на приглашения, несколько конвертов, судя по размерам, с деловыми бумагами и с разнообразными обратными адресами. Линли отдал их Хейверс:
– Просмотрите это, сержант.
Она взяла письма, и они прошли дальше в через дверь из матового стекла, которая вела в длинный коридор. Здесь, по левой стене, были открыты две двери, а справа поднималась лестница. В дальнем конце коридора резковатые дневные тени наполняли то, что, видимо, было кухней.
Сначала Линли и Хейверс вошли в гостиную. Комната сияла в золотом свете, который падал тремя косыми лучами через большое окно-эркер на светло-серый ковер, который, видимо, был совсем новым и постелен недавно. Здесь мало что выдавало пристрастия хозяйки дома, разве что кресла-шезлонги вокруг очень низеньких столиков, свидетельствовавшие о ее склонности к современному дизайну. Это подтверждалось и выбранными Джой Синклер предметами искусства. Три картины маслом в стиле Джексона Поллока были прислонены к стене – ждали, пока их повесят, а на одном из столиков стояла угловатая мраморная скульптура, изображавшая непонятно что.
Двойные двери в восточной стене вели в столовую. Она тоже была обставлена скудно, с тем же самым элегантным минимализмом современного дизайна. Линли подошел к блоку из четырех французских окон позади обеденного стола, нахмурившись при виде их замков, которые с легкостью вскрыл бы даже начинающий грабитель. Хотя, отметил он про себя, у Джой Синклер поживиться было нечем, разве что из магазинов исчезнет скандинавская мебель, или те картины в гостиной на самом деле очень ценные.
Сержант Хейверс отодвинула один из стульев и села за стол, разложив перед собой почту и сосредоточенноподжав губы. Она начала вскрывать письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Хейверс, пожалуйста, позвоните в Ярд. Сообщите Уэбберли, что сегодня утром мы возвращаемся в Лондон.
Кивнув, Хейверс исчезла в парадной двери. Быстро глянув на леди Хелен, потом на Линли, Сент-джеймс последовал ее примеру.
– Ты вернешься вместе с нами, Хелен? – спросил Линли, когда они остались одни. Он положил портсигар обратно в карман, так и не открыв его. – Так для тебя будет быстрее. В Обане нас ждет вертолет.
– Я не могу, Томми. И ты это знаешь.
Ее слова не таили в себе злости. Но они были безжалостно окончательными. Казалось, им больше нечего было сказать друг другу. Однако Линли поймал себя на том, что пытается найти какую-то лазейку, чтобы пробиться сквозь ее сдержанность, не важно, каким образом, пусть самым нелепым. Непостижимо, что он должен расстаться с ней вот так. И именно это он и сказал ей, прежде чем здравый смысл, гордость и попросту правила приличия взяли верх…
– Я не вынесу, если ты вот так уйдешь от меня, Хелен.
Она стояла перед ним в полосе солнечного света. Он пробился сквозь ее волосы, придав им изумительный оттенок, цвета старого бренди. На мгновенй милые темные глаза стали непроницаемыми. Затем это выражение исчезло.
– Я должна идти, – ровным голосом произнесла она и, пройдя мимо него, вошла в дом.
«Это как смерть, – подумал Линли. – Но далее ни достойных похорон, ни разумных сроков траура, скорбь моя будет вечной».
В своем захламленном лондонском кабинете супер-интендант Малькольм Уэбберли положил телефонную трубку на рычаг.
– Это была Хейверс, – сказал он. Характерным жестом он запустил правую руку в свои редеющие рыжеватые волосы и резко потянул, словно хотел ускорить неотвратимое облысение.
Сэр Дэвид Хильер, старший суперинтендант, остался у окна, где провел уже минут пятнадцать, с безмятежным видом разглядывая тесные ряды зданий, образовывавших силуэт города. Как всегда, одет он был безукоризненно, а его осанка выдавала человека очень успешного, умеющего ловко лавировать среди рифов политической власти.
– И?.. – спросил он.
– Они возвращаются.
– Это все?
– Нет. По словам Хейверс, они прорабатывают ниточку, ведущую в Хэмпстед. Очевидно, Синклер работала там над книгой. У себя дома.
Хильер медленно повернул голову, но так как солнце было позади него, лицо его осталось в тени.
– Над книгой? Помимо пьесы?
– Хейверс выразилась как-то неопределенно. Но по-моему Линли что-то учуял, и, видимо, он должен в этом разобраться.
Хильер холодно улыбнулся этим словам:
– Возблагодарим Господа за невероятно творческую интуицию инспектора Линли.
– Он мой лучший человек, Дэвид, – с горечью сказал Уэбберли.
– И конечно, подчинится приказу. Как и ты.
Хильер вернулся к созерцанию города.
10
Было половина третьего, когда Линли и Хейверс наконец добрались до маленького углового дома Джой Синклер. Расположенное в фешенебельном Хэмпстеде, это белое кирпичное здание было очевидным свидетельством ее писательского успеха. Окно на фасаде, занавешенное прозрачными шторами цвета слоновой кости, выходило на лоскуток сада, где росли подрезанные розовые кусты, дремлющие кустики жасмина и камелии с тугими почками. Из двух наружных ящиков для растений выплескивался вниз и вверх по стенам плющ, особенно разросшийся над входом, узкий, крытый кровельной дранкой фронтон которого был почти не виден под густыми, с бронзовыми прожилками листьями. Хотя фасад дома смотрел на Флэск-уок, вход в садик был с Бэк-лейн, узкой, мощенной булыжником улочки, поднимавшейся к Хит-стрит в квартале отсюда; машины по ней ехали тихо, почти беззвучно.
Линли откинул крючок на кованых железных воротах и прошел по уложенной плиткой дорожке. День был безветренный, но воздух – сырой, и по-зимнему затуманенное солнце играло на медной табличке, привинченной слева, и на полированном почтовом ящике посреди двери.
– Неплохое гнездышко, – прокомментировала с грубоватым восхищением Хейверс. – Тут тебе и пресловутый садик за кирпичной стенкой, и соответствущий фонарный столб девятнадцатого века, и укрытая тенью деревьев улица, вдоль которой стоят ваши непременные «БМВ». – Она ткнула большим пальцем в сторону дома. – Должно быть, стоило немалых денег.
– Судя по тому, что Дэвис-Джонс сказал об условиях ее завещания, она могла себе это позволить, – ответил Линли. Он отпер дверь и знаком предложил Хейверс зайти.
Они оказались в маленькой прихожей, выложенной мраморной плиткой и лишенной какой бы то ни было мебели. На полу валялась целая коллекция писем за несколько дней, брошенных в щель почтового ящика почтальоном. Вполне ожидаемая для преуспевающего писателя подборка: пять рекламных проспектов, счет за электричество, одиннадцать писем, адресованных Джой через ее издателя и переправленных ей, счет за телефон, несколько маленьких конвертов, похожих на приглашения, несколько конвертов, судя по размерам, с деловыми бумагами и с разнообразными обратными адресами. Линли отдал их Хейверс:
– Просмотрите это, сержант.
Она взяла письма, и они прошли дальше в через дверь из матового стекла, которая вела в длинный коридор. Здесь, по левой стене, были открыты две двери, а справа поднималась лестница. В дальнем конце коридора резковатые дневные тени наполняли то, что, видимо, было кухней.
Сначала Линли и Хейверс вошли в гостиную. Комната сияла в золотом свете, который падал тремя косыми лучами через большое окно-эркер на светло-серый ковер, который, видимо, был совсем новым и постелен недавно. Здесь мало что выдавало пристрастия хозяйки дома, разве что кресла-шезлонги вокруг очень низеньких столиков, свидетельствовавшие о ее склонности к современному дизайну. Это подтверждалось и выбранными Джой Синклер предметами искусства. Три картины маслом в стиле Джексона Поллока были прислонены к стене – ждали, пока их повесят, а на одном из столиков стояла угловатая мраморная скульптура, изображавшая непонятно что.
Двойные двери в восточной стене вели в столовую. Она тоже была обставлена скудно, с тем же самым элегантным минимализмом современного дизайна. Линли подошел к блоку из четырех французских окон позади обеденного стола, нахмурившись при виде их замков, которые с легкостью вскрыл бы даже начинающий грабитель. Хотя, отметил он про себя, у Джой Синклер поживиться было нечем, разве что из магазинов исчезнет скандинавская мебель, или те картины в гостиной на самом деле очень ценные.
Сержант Хейверс отодвинула один из стульев и села за стол, разложив перед собой почту и сосредоточенноподжав губы. Она начала вскрывать письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100