Очнувшись, он взглянул на экран: шли последние мгновения игры. Мучительный, уже не раз снившийся ему сон длился, казалось, несколько часов, то есть куда дольше, чем любая реклама.
Отто снилось, что он находится в родильной палате, а в углу стоит еще какой-то мужчина, лицо которого скрывает хирургическая маска, так что видны только глаза. Женщина-гинеколог принимает у его жены роды, и ей помогает медсестра, которой Отто никогда в жизни не видел. Но докторша — та самая, что наблюдала миссис Клаузен; они много раз посещали ее вместе.
Мужчину в углу Отто не узнавал, но вдруг догадался, кто это может быть, и душу его охватили дурные предчувствия.
Наконец родился ребенок, и миссис Клаузен так сияла от счастья, что Отто, глядя на нее, и во сне не мог сдержать слез. И тут человек, стоявший в углу, снял маску и оказался тем самым репортером с телевидения, который угодил в пасть ко льву. Да, знаменитый плейбой, бедолага, как там его зовут? Миссис Клаузен подняла глаза и устремила на него безмерно счастливый взгляд. Самого Отто она словно не замечала, а может, ему только казалось, что он находится там?
И еще одна загадка: у этого корреспондента-бедолаги оказалось две руки! И он обеими руками держал новорожденного младенца! А миссис Клаузен вдруг приподнялась на постели и погладила его левую ладонь!
Затем Отто увидел самого себя. Он лихорадочно осматривал свое тело, пытаясь отыскать руки. И вдруг понял: левой руки у него нет!..
И тут же проснулся — весь в слезах, в спортбаре Грин-Бея, за две минуты до конца матча на суперкубок Кто-то из приятелей, неправильно истолковав слезы Отто, ласково потрепал его по плечу и сказал с грубоватым сочувствием:
— Да уж, дерьмовая игра!
Но Отто, хоть и был здорово пьян, все же постарался больше не отключаться. И не потому, что боялся пропустить конец игры, — он боялся, что ему снова приснится тот сон. Уж лучше совсем не спать, думал он.
Конечно, он понимал, почему ему снятся такие сны, и стыдился этого, и никогда не рассказывал об этом жене.
Отто не первый год сидел за рулем тяжелого грузовика, принадлежавшего пивной компании, и считал себя образцовым водителем: он, к слову, ни разу в жизни не сел за руль пьяным. Он вообще пил мало и обычно ничего крепче пива в рот не брал, и ему, конечно же, стало стыдно — причем за все сразу: что он так набрался, что ему приснился отвратительный сон и что любимая команда провалила игру.
— По-моему, я сегодня перебрал, — признался Отто бармену, своему верному другу, человеку в высшей степени порядочному. — Не стоит, наверно, за руль садиться. — Жаль, подумал бармен, что у нас такие пьяные редко встречаются. Вот бы все были столь же ответственными и совестливыми, как наш Отто!
Выход они придумали быстро. Обоим показалось, что Отто не стоит принимать предложения подвезти его, одно за другим следовавшие от его пьяных и безответственных приятелей. Он еще и сам вполне держался на ногах и запросто мог отогнать свой грузовик подальше от служебного входа — оттуда до стоянки было всего метров пятьдесят, не больше, — чтобы не мешать доставке и разгрузке товаров, которая начнется с раннего утра в понедельник. Не требовалось даже выезжать на тротуар или пересекать улицу. А потом бармен вызовет ему такси.
— Нет-нет, я сам вызову такси, — пробормотал Отто, — у меня в кабине мобильник — Он пообещал, что перегонит грузовик и сразу же позвонит в таксопарк. А пока будет дожидаться такси, еще и жене позвонит — надо же узнать, как она там себя чувствует и не слишком ли расстроена глупейшим проигрышем команды Грин-Бея. И кроме того, сказал Отто бармену, свежий воздух пойдет ему только на пользу.
Насчет свежего воздуха Отто был не очень уверен, но уж больно ему не хотелось смотреть на то, что творилось на футбольном поле после матча. А творилось там нечто невообразимое, и физиономии возбужденно вопивших болельщиков из Денвера казались Отто просто омерзительными, а от бесконечных телеповторов и описаний тех ошибок, которые совершила команда Грин-Бея, его просто тошнило. Чего стоил один только прорыв нападающего «Бронкос» Террела Дэвиса! Тьфу, глаза бы не глядели — не защита, а размазня какая-то!
При одной мысли, что он снова увидит на экране прыгающих от счастья и орущих во всю глотку игроков Денвера, его так замутило, словно он тоже подхватил грипп. В последний раз он испытывал такую дурноту, когда в новостях показывали, как у того смазливого журналиста лев руку отгрыз. Как же его звали-то, дуболома этого?
Зато миссис Клаузен отлично знала имя злосчастного репортера.
— Интересно, как поживает бедный мистер Уоллингфорд? — спрашивала она вдруг ни с того ни с сего. Отто в ответ только головой качал: каждый раз, когда он слышал это имя, к горлу у него подкатывала тошнота.
А его жена, помолчав немного, обычно добавляла:
— Знаешь, если б я умирала, я бы отдала этому бедолаге собственную руку. А ты разве не отдал бы, Отто?
— Не знаю… Я ведь с ним даже не знаком, — отвечал Отто. — Рука — это ведь не какой-то внутренний орган, как ее незнакомому человеку отдать? Внутренние органы — они и есть внутренние, кто их видит? А рука… Ну нет! По руке ведь и самого человека всегда узнать можно — ты ведь понимаешь, о чем я?
— Знаешь, если уж ты умер, так умер! — припечатала миссис Клаузен.
И Отто вдруг вспомнил, что Патрика Уоллингфорда совсем недавно обвиняли в уклонении от отцовства — эту скандальную историю, естественно, показывали по телевизору, про нее писали в газетах, так что она не ускользнула от внимания миссис Клаузен, которая почему-то очень огорчилась, узнав, что анализ ДНК отрицательный и Уоллингфорд отцом ребенка быть не может.
— Да тебе-то какая разница, кто у них там настоящий отец? — удивился Отто.
— Понимаешь, у него такой вид, словно он и есть отец, — сказала миссис Клаузен. — Точнее, должен им быть.
— Да, наружность у него и впрямь довольно привлекательная… Ты это хотела сказать? — спросил Отто.
— Нет. Просто он выглядит так, будто ему вот-вот предъявят новый иск об отцовстве.
— Так ты поэтому хочешь, чтобы я отдал ему свою руку?
— Ну что ты, Отто! Я этого не говорила! Я всего лишь сказала: «Если уж ты умер, так умер».
— Ладно, допустим, — не успокаивался Отто. — Тогда объясни: почему именно я должен отдать свою руку? И почему именно ему?
Ну вот, теперь придется кое-что рассказать о миссис Клаузен. Это, пожалуй, важнее, чем описывать вам, как она выглядит. Видите ли, в чем дело — стоило ей захотеть, и голос ее начинал звучать так эротично, что Отто мгновенно воспламенялся. Хотя и ненадолго.
— Почему именно ты? — переспросила миссис Клаузен, воспользовавшись тем самым своим голосом. — Да… потому что я люблю тебя и никогда никого другого не полюблю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Отто снилось, что он находится в родильной палате, а в углу стоит еще какой-то мужчина, лицо которого скрывает хирургическая маска, так что видны только глаза. Женщина-гинеколог принимает у его жены роды, и ей помогает медсестра, которой Отто никогда в жизни не видел. Но докторша — та самая, что наблюдала миссис Клаузен; они много раз посещали ее вместе.
Мужчину в углу Отто не узнавал, но вдруг догадался, кто это может быть, и душу его охватили дурные предчувствия.
Наконец родился ребенок, и миссис Клаузен так сияла от счастья, что Отто, глядя на нее, и во сне не мог сдержать слез. И тут человек, стоявший в углу, снял маску и оказался тем самым репортером с телевидения, который угодил в пасть ко льву. Да, знаменитый плейбой, бедолага, как там его зовут? Миссис Клаузен подняла глаза и устремила на него безмерно счастливый взгляд. Самого Отто она словно не замечала, а может, ему только казалось, что он находится там?
И еще одна загадка: у этого корреспондента-бедолаги оказалось две руки! И он обеими руками держал новорожденного младенца! А миссис Клаузен вдруг приподнялась на постели и погладила его левую ладонь!
Затем Отто увидел самого себя. Он лихорадочно осматривал свое тело, пытаясь отыскать руки. И вдруг понял: левой руки у него нет!..
И тут же проснулся — весь в слезах, в спортбаре Грин-Бея, за две минуты до конца матча на суперкубок Кто-то из приятелей, неправильно истолковав слезы Отто, ласково потрепал его по плечу и сказал с грубоватым сочувствием:
— Да уж, дерьмовая игра!
Но Отто, хоть и был здорово пьян, все же постарался больше не отключаться. И не потому, что боялся пропустить конец игры, — он боялся, что ему снова приснится тот сон. Уж лучше совсем не спать, думал он.
Конечно, он понимал, почему ему снятся такие сны, и стыдился этого, и никогда не рассказывал об этом жене.
Отто не первый год сидел за рулем тяжелого грузовика, принадлежавшего пивной компании, и считал себя образцовым водителем: он, к слову, ни разу в жизни не сел за руль пьяным. Он вообще пил мало и обычно ничего крепче пива в рот не брал, и ему, конечно же, стало стыдно — причем за все сразу: что он так набрался, что ему приснился отвратительный сон и что любимая команда провалила игру.
— По-моему, я сегодня перебрал, — признался Отто бармену, своему верному другу, человеку в высшей степени порядочному. — Не стоит, наверно, за руль садиться. — Жаль, подумал бармен, что у нас такие пьяные редко встречаются. Вот бы все были столь же ответственными и совестливыми, как наш Отто!
Выход они придумали быстро. Обоим показалось, что Отто не стоит принимать предложения подвезти его, одно за другим следовавшие от его пьяных и безответственных приятелей. Он еще и сам вполне держался на ногах и запросто мог отогнать свой грузовик подальше от служебного входа — оттуда до стоянки было всего метров пятьдесят, не больше, — чтобы не мешать доставке и разгрузке товаров, которая начнется с раннего утра в понедельник. Не требовалось даже выезжать на тротуар или пересекать улицу. А потом бармен вызовет ему такси.
— Нет-нет, я сам вызову такси, — пробормотал Отто, — у меня в кабине мобильник — Он пообещал, что перегонит грузовик и сразу же позвонит в таксопарк. А пока будет дожидаться такси, еще и жене позвонит — надо же узнать, как она там себя чувствует и не слишком ли расстроена глупейшим проигрышем команды Грин-Бея. И кроме того, сказал Отто бармену, свежий воздух пойдет ему только на пользу.
Насчет свежего воздуха Отто был не очень уверен, но уж больно ему не хотелось смотреть на то, что творилось на футбольном поле после матча. А творилось там нечто невообразимое, и физиономии возбужденно вопивших болельщиков из Денвера казались Отто просто омерзительными, а от бесконечных телеповторов и описаний тех ошибок, которые совершила команда Грин-Бея, его просто тошнило. Чего стоил один только прорыв нападающего «Бронкос» Террела Дэвиса! Тьфу, глаза бы не глядели — не защита, а размазня какая-то!
При одной мысли, что он снова увидит на экране прыгающих от счастья и орущих во всю глотку игроков Денвера, его так замутило, словно он тоже подхватил грипп. В последний раз он испытывал такую дурноту, когда в новостях показывали, как у того смазливого журналиста лев руку отгрыз. Как же его звали-то, дуболома этого?
Зато миссис Клаузен отлично знала имя злосчастного репортера.
— Интересно, как поживает бедный мистер Уоллингфорд? — спрашивала она вдруг ни с того ни с сего. Отто в ответ только головой качал: каждый раз, когда он слышал это имя, к горлу у него подкатывала тошнота.
А его жена, помолчав немного, обычно добавляла:
— Знаешь, если б я умирала, я бы отдала этому бедолаге собственную руку. А ты разве не отдал бы, Отто?
— Не знаю… Я ведь с ним даже не знаком, — отвечал Отто. — Рука — это ведь не какой-то внутренний орган, как ее незнакомому человеку отдать? Внутренние органы — они и есть внутренние, кто их видит? А рука… Ну нет! По руке ведь и самого человека всегда узнать можно — ты ведь понимаешь, о чем я?
— Знаешь, если уж ты умер, так умер! — припечатала миссис Клаузен.
И Отто вдруг вспомнил, что Патрика Уоллингфорда совсем недавно обвиняли в уклонении от отцовства — эту скандальную историю, естественно, показывали по телевизору, про нее писали в газетах, так что она не ускользнула от внимания миссис Клаузен, которая почему-то очень огорчилась, узнав, что анализ ДНК отрицательный и Уоллингфорд отцом ребенка быть не может.
— Да тебе-то какая разница, кто у них там настоящий отец? — удивился Отто.
— Понимаешь, у него такой вид, словно он и есть отец, — сказала миссис Клаузен. — Точнее, должен им быть.
— Да, наружность у него и впрямь довольно привлекательная… Ты это хотела сказать? — спросил Отто.
— Нет. Просто он выглядит так, будто ему вот-вот предъявят новый иск об отцовстве.
— Так ты поэтому хочешь, чтобы я отдал ему свою руку?
— Ну что ты, Отто! Я этого не говорила! Я всего лишь сказала: «Если уж ты умер, так умер».
— Ладно, допустим, — не успокаивался Отто. — Тогда объясни: почему именно я должен отдать свою руку? И почему именно ему?
Ну вот, теперь придется кое-что рассказать о миссис Клаузен. Это, пожалуй, важнее, чем описывать вам, как она выглядит. Видите ли, в чем дело — стоило ей захотеть, и голос ее начинал звучать так эротично, что Отто мгновенно воспламенялся. Хотя и ненадолго.
— Почему именно ты? — переспросила миссис Клаузен, воспользовавшись тем самым своим голосом. — Да… потому что я люблю тебя и никогда никого другого не полюблю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96