Яков - на толстый обрубок дерева, Мальва - на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг на друга.
- Стало быть, здесь работать хочешь? - спросила Мальва.
- Да вот... не знаю... Коли найдется что - буду.
- У нас найдется! - уверенно пообещала Мальва, ощупывая его своими зелеными, загадочно прищуренными глазами.
Он не смотрел на нее, вытирая рукавом рубахи потное лицо.
Вдруг она засмеялась.
- Мать-то, чай, отцу наказы да поклоны с тобой прислала?
Яков взглянул на нее, нахмурился и кратко сказал:
- Известно... А что?
- Ничего!
Смех ее не нравился Якову, - он точно поддразнивал его. Парень отвернулся от этой женщины и вспомнил наказы матери.
Проводив его за околицу деревни, она оперлась на плетень и быстро говорила, часто моргая сухими глазами:
- Скажи ты ему, Яша... Христа ради, скажи ты ему - отец, мол!.. Мать-то одна, мол, там... пять годов прошло, а она все одна! Стареет, мол!.. скажи ты ему, Яковушка, ради господа. Скоро старухой мать-то будет... одна все, одна! В работе все. Христа ради, скажи ты ему...
И она безмолвно заплакала, спрятав лицо в передник.
Тогда Якову не было жалко ее, а теперь стало жалко... Взглянув на Мальву, он сурово повел бровями.
- Ну, вот и я! - воскликнул Василий, являясь в шалаш с рыбой в одной руке и ножом - в другой.
Он уже справился со своим смущением, глубоко скрыв его внутри себя, и теперь смотрел на них спокойно, только в движениях его явилась несвойственная ему суетливость.
- Вот сейчас запалю я костер... и приду к вам... поговорим! Ах, Яков, а?
И он опять ушел из шалаша.
Мальва, не переставая грызть семечки, бесцеремонно разглядывала Якова, а он старался не смотреть на нее, хотя ему этого очень хотелось.
Потом, так как молчание стесняло его, он сказал вслух:
- А котомку-то я в лодке оставил, - пойти взять!
Неторопливо поднявшись с места, он вышел, на смену ему в шалаш явился Василий и, наклонясь к Мальве, заговорил торопливо и сердито:
- Ну, на что ты-то приехала с ним? Что я про тебя скажу ему? Кто ты мне?
- Приехала, да и все! - коротко сказала Мальва.
- Эх, ты... несообразная баба! Как я теперь буду? Так прямо ему в глаза и тово... сразу?.. У меня жена дома-то! Мать ему... Должна ты была это сообразить!
- Очень нужно мне соображать! Боюсь я его, что ли? Али тебя? - спросила она, пренебрежительно щуря свои зеленые глаза. - А как ты давеча завертелся перед ним! То-то смешно мне было!
- Смешно тебе! А я как буду?
- А ты думал бы об этом раньше!
- Да я знал, что ли, что его так вот вдруг выбросит сюда из моря-то?
Скрипел песок под ногами Якова, и они оборвали свой разговор. Яков принес легонькую котомку, бросил ее в угол и искоса, недобрыми глазами, взглянул на женщину.
Она с увлечением щелкала семечки, а Василий присел на обрубок, потер руками колени и с улыбкой заговорил:
- Так вот ты, значит, и явился... как это ты надумал?
- Да так... Писали мы тебе...
- Когда? Я никакого письма не получал!..
- Ну? А мы писали...
- Потерялось, видно, письмо-то, - огорчился Василий. - Ишь ты, черт его возьми... а? Когда нужно - оно и потерялось...
- Стало быть, ты не знаешь наших-то делов? - спросил Яков, недоверчиво взглянув на отца.
- Да откуда? Не получал я письма!
Тогда Яков рассказал ему, что лошадь у них пала, хлеб весь они съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля, а потом решили так: ехать Якову после пахоты к отцу, на заработки, месяца на три. Об этом они написали ему, а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
- Вот оно что! - воскликнул Василий. - Та-ак... А... как же вы... денег я вам посылал...
- Велики ли деньги? Избу чинили... Марью замуж выдали... Плуг я купил... Ведь пять годов... время-то прошло!
- Да-а! Не хватило, значит? Такое дело... А уха-то у меня сбежит! - Он встал и вышел вон.
Присев на корточки перед костром, над которым висел закипавший котелок, сбрасывая пену в огонь, Василий задумался. Все, что рассказал ему сын, не особенно сильно тронуло его, но породило в нем неприятное чувство к жене и Якову. Сколько он им за пять лет денег переслал, а они все-таки не справились с хозяйством. Если бы не Мальва, он сказал бы Якову кое-что. Самовольно, без отцова разрешения из деревни ушел - хватило ума на это, - а с хозяйством справиться не мог! Хозяйство, о котором Василий, живя до сего дня жизнью приятной и легкой, вспоминал очень редко, теперь вдруг напомнило ему о себе, как о бездонной яме, куда он пять лет бросал деньги, как о чем-то лишнем в его жизни, не нужном ему. Он вздохнул, мешая ложкой уху.
В блеске солнца маленький желтоватый огонь костра был жалок, бледен. Голубые, прозрачные струйки дыма тянулись от костра к морю, навстречу брызгам волн. Василий следил за ними и думал о том, что теперь ему хуже будет жить, не так свободно. Наверное, Яков уже догадался, кто эта Мальва...
А она сидела в шалаше, смущая парня задорными, вызывающими глазами, в которых, не исчезая, играла улыбка.
- Чай, поди-ка, невесту в деревне-то оставил? - вдруг сказала она, заглядывая в лицо Якова.
- Может, и оставил, - неохотно ответил тот.
- Красивая, что ли? - небрежно спросила она.
Яков промолчал.
- Что молчишь?.. Лучше меня, али нет?
Он посмотрел ей в лицо, не желая этого. Щеки у нее были смуглые, полные, губы сочные, - полураскрытые задорной улыбкой, они вздрагивали. Розовая ситцевая кофта как-то особенно ловко сидела на ней, обрисовывая круглые плечи и высокую, упругую грудь. Но не нравились ему ее лукаво прищуренные, зеленые, смеющиеся глаза.
- Зачем ты так говоришь? - вздохнув, сказал он просящим голосом, хотя желал говорить с ней строго.
- А как надо говорить? - засмеялась она.
- И смеешься тоже... чему?
- Над тобой смеюсь...
- Ну, что я тебе? - обиженно спросил он и снова опустил глаза под ее взглядом.
Она не ответила.
Яков догадывался о том, кто она отцу, и это мешало ему свободно говорить с ней. Догадка не поражала его: он слыхал, что на отхожих промыслах люди сильно балуются, и понимал, что такому здоровому человеку, как его отец, без женщины трудно было бы прожить столько времени. Но все-таки неловко и перед ней и перед отцом. Потом он вспоминал свою мать - женщину истомленную, ворчливую, работавшую там, в деревне, не покладая рук...
- Готова ушица! - объявил Василий, являясь в шалаш. - Достань-ка ложки, Мальва!
Яков взглянул на отца и подумал:
"Видно, часто она у него бывает, коли знает, где ложки лежат!"
Взяв ложки, она сказала, что надо пойти помыть их и что в корме лодки у нее есть водка.
Отец и сын посмотрели вслед ей и, оставшись один на один, помолчали.
- Ты с ней как встретился? - спросил Василий.
- А я спрашивал про тебя в конторе, и она была там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
- Стало быть, здесь работать хочешь? - спросила Мальва.
- Да вот... не знаю... Коли найдется что - буду.
- У нас найдется! - уверенно пообещала Мальва, ощупывая его своими зелеными, загадочно прищуренными глазами.
Он не смотрел на нее, вытирая рукавом рубахи потное лицо.
Вдруг она засмеялась.
- Мать-то, чай, отцу наказы да поклоны с тобой прислала?
Яков взглянул на нее, нахмурился и кратко сказал:
- Известно... А что?
- Ничего!
Смех ее не нравился Якову, - он точно поддразнивал его. Парень отвернулся от этой женщины и вспомнил наказы матери.
Проводив его за околицу деревни, она оперлась на плетень и быстро говорила, часто моргая сухими глазами:
- Скажи ты ему, Яша... Христа ради, скажи ты ему - отец, мол!.. Мать-то одна, мол, там... пять годов прошло, а она все одна! Стареет, мол!.. скажи ты ему, Яковушка, ради господа. Скоро старухой мать-то будет... одна все, одна! В работе все. Христа ради, скажи ты ему...
И она безмолвно заплакала, спрятав лицо в передник.
Тогда Якову не было жалко ее, а теперь стало жалко... Взглянув на Мальву, он сурово повел бровями.
- Ну, вот и я! - воскликнул Василий, являясь в шалаш с рыбой в одной руке и ножом - в другой.
Он уже справился со своим смущением, глубоко скрыв его внутри себя, и теперь смотрел на них спокойно, только в движениях его явилась несвойственная ему суетливость.
- Вот сейчас запалю я костер... и приду к вам... поговорим! Ах, Яков, а?
И он опять ушел из шалаша.
Мальва, не переставая грызть семечки, бесцеремонно разглядывала Якова, а он старался не смотреть на нее, хотя ему этого очень хотелось.
Потом, так как молчание стесняло его, он сказал вслух:
- А котомку-то я в лодке оставил, - пойти взять!
Неторопливо поднявшись с места, он вышел, на смену ему в шалаш явился Василий и, наклонясь к Мальве, заговорил торопливо и сердито:
- Ну, на что ты-то приехала с ним? Что я про тебя скажу ему? Кто ты мне?
- Приехала, да и все! - коротко сказала Мальва.
- Эх, ты... несообразная баба! Как я теперь буду? Так прямо ему в глаза и тово... сразу?.. У меня жена дома-то! Мать ему... Должна ты была это сообразить!
- Очень нужно мне соображать! Боюсь я его, что ли? Али тебя? - спросила она, пренебрежительно щуря свои зеленые глаза. - А как ты давеча завертелся перед ним! То-то смешно мне было!
- Смешно тебе! А я как буду?
- А ты думал бы об этом раньше!
- Да я знал, что ли, что его так вот вдруг выбросит сюда из моря-то?
Скрипел песок под ногами Якова, и они оборвали свой разговор. Яков принес легонькую котомку, бросил ее в угол и искоса, недобрыми глазами, взглянул на женщину.
Она с увлечением щелкала семечки, а Василий присел на обрубок, потер руками колени и с улыбкой заговорил:
- Так вот ты, значит, и явился... как это ты надумал?
- Да так... Писали мы тебе...
- Когда? Я никакого письма не получал!..
- Ну? А мы писали...
- Потерялось, видно, письмо-то, - огорчился Василий. - Ишь ты, черт его возьми... а? Когда нужно - оно и потерялось...
- Стало быть, ты не знаешь наших-то делов? - спросил Яков, недоверчиво взглянув на отца.
- Да откуда? Не получал я письма!
Тогда Яков рассказал ему, что лошадь у них пала, хлеб весь они съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля, а потом решили так: ехать Якову после пахоты к отцу, на заработки, месяца на три. Об этом они написали ему, а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
- Вот оно что! - воскликнул Василий. - Та-ак... А... как же вы... денег я вам посылал...
- Велики ли деньги? Избу чинили... Марью замуж выдали... Плуг я купил... Ведь пять годов... время-то прошло!
- Да-а! Не хватило, значит? Такое дело... А уха-то у меня сбежит! - Он встал и вышел вон.
Присев на корточки перед костром, над которым висел закипавший котелок, сбрасывая пену в огонь, Василий задумался. Все, что рассказал ему сын, не особенно сильно тронуло его, но породило в нем неприятное чувство к жене и Якову. Сколько он им за пять лет денег переслал, а они все-таки не справились с хозяйством. Если бы не Мальва, он сказал бы Якову кое-что. Самовольно, без отцова разрешения из деревни ушел - хватило ума на это, - а с хозяйством справиться не мог! Хозяйство, о котором Василий, живя до сего дня жизнью приятной и легкой, вспоминал очень редко, теперь вдруг напомнило ему о себе, как о бездонной яме, куда он пять лет бросал деньги, как о чем-то лишнем в его жизни, не нужном ему. Он вздохнул, мешая ложкой уху.
В блеске солнца маленький желтоватый огонь костра был жалок, бледен. Голубые, прозрачные струйки дыма тянулись от костра к морю, навстречу брызгам волн. Василий следил за ними и думал о том, что теперь ему хуже будет жить, не так свободно. Наверное, Яков уже догадался, кто эта Мальва...
А она сидела в шалаше, смущая парня задорными, вызывающими глазами, в которых, не исчезая, играла улыбка.
- Чай, поди-ка, невесту в деревне-то оставил? - вдруг сказала она, заглядывая в лицо Якова.
- Может, и оставил, - неохотно ответил тот.
- Красивая, что ли? - небрежно спросила она.
Яков промолчал.
- Что молчишь?.. Лучше меня, али нет?
Он посмотрел ей в лицо, не желая этого. Щеки у нее были смуглые, полные, губы сочные, - полураскрытые задорной улыбкой, они вздрагивали. Розовая ситцевая кофта как-то особенно ловко сидела на ней, обрисовывая круглые плечи и высокую, упругую грудь. Но не нравились ему ее лукаво прищуренные, зеленые, смеющиеся глаза.
- Зачем ты так говоришь? - вздохнув, сказал он просящим голосом, хотя желал говорить с ней строго.
- А как надо говорить? - засмеялась она.
- И смеешься тоже... чему?
- Над тобой смеюсь...
- Ну, что я тебе? - обиженно спросил он и снова опустил глаза под ее взглядом.
Она не ответила.
Яков догадывался о том, кто она отцу, и это мешало ему свободно говорить с ней. Догадка не поражала его: он слыхал, что на отхожих промыслах люди сильно балуются, и понимал, что такому здоровому человеку, как его отец, без женщины трудно было бы прожить столько времени. Но все-таки неловко и перед ней и перед отцом. Потом он вспоминал свою мать - женщину истомленную, ворчливую, работавшую там, в деревне, не покладая рук...
- Готова ушица! - объявил Василий, являясь в шалаш. - Достань-ка ложки, Мальва!
Яков взглянул на отца и подумал:
"Видно, часто она у него бывает, коли знает, где ложки лежат!"
Взяв ложки, она сказала, что надо пойти помыть их и что в корме лодки у нее есть водка.
Отец и сын посмотрели вслед ей и, оставшись один на один, помолчали.
- Ты с ней как встретился? - спросил Василий.
- А я спрашивал про тебя в конторе, и она была там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13