Это была женщина. Двадцатниками могут быть мужчины и женщины, молодые и старые. Когда она вошла, все сразу поняли, кто она такая.
– А как она выглядела?
– Я не помню, да это и не имеет значения.
– Что такое Двадцатники?
– Нечто особенное. Ты это видишь и чувствуешь. Она сразу подошла ко мне и спросила:
– «Двадцатник? Откуда? " Я молчал и только смотрел на нее.
– А что потом?
– Потом… практически ничего. Она спросила, что произошло, и я рассказал ей, после чего она ушла. Похоже, существует союз Двадцатников. Они ни секунды не сомневалась в том, что я Двадцатник – как и двое других жителей этого города, которые заглянули мне в глаза – после этого меня предоставляли самому себе и все, что я говорил было правильным.
– Ну, всем известно, что ты особенный. Ты же Рекс. Естественно, ты являешься Двадцатником. Вот только мне в голову пришел один вопрос…
– Да, – сказал Рекс.
– Что означает твое[169] и мое[170]?
– Ты тоже Двадцатница.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Регина.
– Поверь мне, это так, – улыбнувшись, сказал он.
– Получается, что рядовые жители Меркурия это другая раса? Крестьяне? А мы раса господ?
– Что-то вроде этого. Только у меня такое впечатление, что на миллион крестьян приходится два Двадцатника, и что у крестьян, вероятно, тоже есть душа, так что, в конечном итоге они могут оказаться гораздо важнее Двадцатников.
– Да я не страдаю от мании величия, – пожав плечами сказала Регина. – Я только имела в виду, что, может быть, само существование Двадцатников заставляет всех остальных хотеть только одного – забиться куда-нибудь и там умереть?
– Возможно, это и так но мои наблюдения говорят о другом.
– Если не считать Двадцатников, ты нарисовал довольно мрачную картину, Рекс.
– Это еще не самое худшее. Я не говорил тебе про священника. Я рискнул и рассказал ему кое-что про наш мир и про тебя… Мне не следовало ни о чем беспокоиться, в том громадном городе нет ни одного человека, которому было бы настолько не наплевать на все что с ним происходит, что он стал бы тратить силы на то, чтобы изгнать чужака из города или подать на него в суд, или, вообще, открыто объявить, что он чужак. Они и так, все чужие друг другу. Кроме того, он понял, что я Двадцатник. Они все это сразу понимают, если только ты не ходишь опустив глаза или не смотришь на них.
– А что он рассказал тебе про Двадцатников?
– Ничего. Он просто игнорировал мои вопросы. Однако в конце он кое-что мне сказал. Я поделился с ним своими сомнениями по поводу бумажника, а он ответил мне, что в данных обстоятельствах он не считает, будто я поступил неправильно взяв эти деньги, чтобы узнать кое-что про Меркурий. Сумма была совсем незначительной. Так вот, я обнаружил три вещи, благодаря которым они кое-как еще держаться на плаву. Жители Меркурия называют их пекс, лекс и секс.
– Ну, одно из них звучит вполне нормально.
– Они понимают его совсем по-другому. Секс у них существует только как один из путей ухода от действительности. Поэтому он является самым слабым и наименее надежным из трех предметов о которых я тебе говорил. Все это занимает крошечную долю твоей жизни.
Нет, я не воспользовался ни одним из множества предложений, правда, если честно, мне было немного интересно. Пекс несколько лучше. Это наркотик, не алкоголь, хотя подают его в барах. В нем нет никаких пищевых добавок, поэтому после него тебя не выворачивает наизнанку. К нему не наступает привыкания. Действие начинается моментально и длится по крайней мере около часа. Как и алкоголь, он высвобождает все доступные резервы счастья и радости, которые имеются в человеке.
Его душа поет целый час. А потом ему приходится расплачиваться – он чувствует себя еще более несчастным, единственным лекарством от этого является время или новый укол.
– А ты пробовал его?
– Нет. Может быть, мне следовало, но я не мог рисковать выкинуть какую-нибудь безумную шутку в Меркурии.
– И они не запрещают это зелье? – изумленно спросила Регина.
– Запретить надежду многих людей на счастье? Кроме того, никто не доказал, что он представляет физическую опасность.
– Ты же сказал, что какая-то девушка умерла после такого укола.
– У нее было больное сердце и она это знала. Кто-то рассказал мне про нее, когда выносили тело. В этом огромном городе все ратуют за пекс, кроме психологов и социологов. Естественно, счастье – это сильный стимулятор – та девушка просто не пережила его.
– Остается лекс. Это значит закон?
– Да, но только в ином смысле. Они имеют в виду Закон Божий.
– Религия как-то не укладывается в то общество которое ты описал. Но если они все там религиозны, разве им это не помогает?
– Не так, как следовало, потому что они слишком сильно на нее рассчитывают. Бог для них совсем не утешитель, они хотят, чтобы он был отцом, матерью, доктором, нянькой, исповедником, опорой и убежищем. Религия им не помогает, хотя они отчаянно припадают к ней, потому что они в нее ничего не вкладывают, они только берут. Нет, они, конечно, приносят в церковь деньги, очень много денег. Но это единственное, что они отдают.
– Деньги? Разве они не бедные? У меня сложилось впечатление, что у них бедное общество.
– Они бедны во всем кроме денег. Меркурий автоматизирован и очень удобен для жилья. Я не знаю, что там производиться, но я совершенно уверен, что средний житель этого города достаточно хорошо обеспечен. К сожалению они не понимают как можно использовать преимущество сравнительного изобилия.
Рекса передернуло.
– Я просто умирал от голода. Как только у меня появились деньги, я пошел в ресторан и заказал себе какую-то еду.
Трудно поверить, что, хотя я и был голоден, что вполне мог убить кролика и проглотить его сырым, как я уже однажды поступил здесь, я оставил в своей тарелке большую часть еды.
– Что, очень плохо?
– Не то, из чего это было сделано. Все продукты были сушеные, замороженные или консервированные, но «ты» смогла бы из этого что-нибудь сделать. В Меркурии они берут воду, кладут туда картошку, морковку, лук и мясо и очень долго варят. Супом называется жидкость, а остальное подают на второе. Почему они так делают? А потому что им наплевать. Поварам и тем, кто это ест. Никому ни до чего нет дела.
– Ты мне ничего не рассказал про священника, – сказала Регина. – Только, что он кое-что тебе рассказал «потом». Что это значит?
– После того, как он узнал кое-что про наш мир, про тебя и меня, он задал мне несколько вопросов. В определенном смысле он был хорошим, терпеливым человеком. Но когда я ответил на все его вопросы и попросил у него помощи, он вытянул руки и тихо сказал: – Помогите мне.
Глава 5
На следующий день после возвращения с Буллана Рекс бродил вокруг дома, много ел и пил, часто отдыхал, а время от времени, чувствуя, что ему это необходимо, делал короткую сложную зарядку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– А как она выглядела?
– Я не помню, да это и не имеет значения.
– Что такое Двадцатники?
– Нечто особенное. Ты это видишь и чувствуешь. Она сразу подошла ко мне и спросила:
– «Двадцатник? Откуда? " Я молчал и только смотрел на нее.
– А что потом?
– Потом… практически ничего. Она спросила, что произошло, и я рассказал ей, после чего она ушла. Похоже, существует союз Двадцатников. Они ни секунды не сомневалась в том, что я Двадцатник – как и двое других жителей этого города, которые заглянули мне в глаза – после этого меня предоставляли самому себе и все, что я говорил было правильным.
– Ну, всем известно, что ты особенный. Ты же Рекс. Естественно, ты являешься Двадцатником. Вот только мне в голову пришел один вопрос…
– Да, – сказал Рекс.
– Что означает твое[169] и мое[170]?
– Ты тоже Двадцатница.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Регина.
– Поверь мне, это так, – улыбнувшись, сказал он.
– Получается, что рядовые жители Меркурия это другая раса? Крестьяне? А мы раса господ?
– Что-то вроде этого. Только у меня такое впечатление, что на миллион крестьян приходится два Двадцатника, и что у крестьян, вероятно, тоже есть душа, так что, в конечном итоге они могут оказаться гораздо важнее Двадцатников.
– Да я не страдаю от мании величия, – пожав плечами сказала Регина. – Я только имела в виду, что, может быть, само существование Двадцатников заставляет всех остальных хотеть только одного – забиться куда-нибудь и там умереть?
– Возможно, это и так но мои наблюдения говорят о другом.
– Если не считать Двадцатников, ты нарисовал довольно мрачную картину, Рекс.
– Это еще не самое худшее. Я не говорил тебе про священника. Я рискнул и рассказал ему кое-что про наш мир и про тебя… Мне не следовало ни о чем беспокоиться, в том громадном городе нет ни одного человека, которому было бы настолько не наплевать на все что с ним происходит, что он стал бы тратить силы на то, чтобы изгнать чужака из города или подать на него в суд, или, вообще, открыто объявить, что он чужак. Они и так, все чужие друг другу. Кроме того, он понял, что я Двадцатник. Они все это сразу понимают, если только ты не ходишь опустив глаза или не смотришь на них.
– А что он рассказал тебе про Двадцатников?
– Ничего. Он просто игнорировал мои вопросы. Однако в конце он кое-что мне сказал. Я поделился с ним своими сомнениями по поводу бумажника, а он ответил мне, что в данных обстоятельствах он не считает, будто я поступил неправильно взяв эти деньги, чтобы узнать кое-что про Меркурий. Сумма была совсем незначительной. Так вот, я обнаружил три вещи, благодаря которым они кое-как еще держаться на плаву. Жители Меркурия называют их пекс, лекс и секс.
– Ну, одно из них звучит вполне нормально.
– Они понимают его совсем по-другому. Секс у них существует только как один из путей ухода от действительности. Поэтому он является самым слабым и наименее надежным из трех предметов о которых я тебе говорил. Все это занимает крошечную долю твоей жизни.
Нет, я не воспользовался ни одним из множества предложений, правда, если честно, мне было немного интересно. Пекс несколько лучше. Это наркотик, не алкоголь, хотя подают его в барах. В нем нет никаких пищевых добавок, поэтому после него тебя не выворачивает наизнанку. К нему не наступает привыкания. Действие начинается моментально и длится по крайней мере около часа. Как и алкоголь, он высвобождает все доступные резервы счастья и радости, которые имеются в человеке.
Его душа поет целый час. А потом ему приходится расплачиваться – он чувствует себя еще более несчастным, единственным лекарством от этого является время или новый укол.
– А ты пробовал его?
– Нет. Может быть, мне следовало, но я не мог рисковать выкинуть какую-нибудь безумную шутку в Меркурии.
– И они не запрещают это зелье? – изумленно спросила Регина.
– Запретить надежду многих людей на счастье? Кроме того, никто не доказал, что он представляет физическую опасность.
– Ты же сказал, что какая-то девушка умерла после такого укола.
– У нее было больное сердце и она это знала. Кто-то рассказал мне про нее, когда выносили тело. В этом огромном городе все ратуют за пекс, кроме психологов и социологов. Естественно, счастье – это сильный стимулятор – та девушка просто не пережила его.
– Остается лекс. Это значит закон?
– Да, но только в ином смысле. Они имеют в виду Закон Божий.
– Религия как-то не укладывается в то общество которое ты описал. Но если они все там религиозны, разве им это не помогает?
– Не так, как следовало, потому что они слишком сильно на нее рассчитывают. Бог для них совсем не утешитель, они хотят, чтобы он был отцом, матерью, доктором, нянькой, исповедником, опорой и убежищем. Религия им не помогает, хотя они отчаянно припадают к ней, потому что они в нее ничего не вкладывают, они только берут. Нет, они, конечно, приносят в церковь деньги, очень много денег. Но это единственное, что они отдают.
– Деньги? Разве они не бедные? У меня сложилось впечатление, что у них бедное общество.
– Они бедны во всем кроме денег. Меркурий автоматизирован и очень удобен для жилья. Я не знаю, что там производиться, но я совершенно уверен, что средний житель этого города достаточно хорошо обеспечен. К сожалению они не понимают как можно использовать преимущество сравнительного изобилия.
Рекса передернуло.
– Я просто умирал от голода. Как только у меня появились деньги, я пошел в ресторан и заказал себе какую-то еду.
Трудно поверить, что, хотя я и был голоден, что вполне мог убить кролика и проглотить его сырым, как я уже однажды поступил здесь, я оставил в своей тарелке большую часть еды.
– Что, очень плохо?
– Не то, из чего это было сделано. Все продукты были сушеные, замороженные или консервированные, но «ты» смогла бы из этого что-нибудь сделать. В Меркурии они берут воду, кладут туда картошку, морковку, лук и мясо и очень долго варят. Супом называется жидкость, а остальное подают на второе. Почему они так делают? А потому что им наплевать. Поварам и тем, кто это ест. Никому ни до чего нет дела.
– Ты мне ничего не рассказал про священника, – сказала Регина. – Только, что он кое-что тебе рассказал «потом». Что это значит?
– После того, как он узнал кое-что про наш мир, про тебя и меня, он задал мне несколько вопросов. В определенном смысле он был хорошим, терпеливым человеком. Но когда я ответил на все его вопросы и попросил у него помощи, он вытянул руки и тихо сказал: – Помогите мне.
Глава 5
На следующий день после возвращения с Буллана Рекс бродил вокруг дома, много ел и пил, часто отдыхал, а время от времени, чувствуя, что ему это необходимо, делал короткую сложную зарядку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54