На военных кораблях ниже шестого класса, к которым принадлежал и «Пришпоренный», должность судового священника уставом не предусматривалась, обязанность производить воскресную службу возлагалась на капитана. Хорнблоуэр исправно выполнял приказы Адмиралтейства и каждое воскресенье на протяжении последних двух лет зачитывал собравшейся на шкафуте команде отрывок из Священного Писания. Правда, ему самому такая практика веры не прибавила, матросам, судя по их поведению, тоже, зато Ветхий и Новый Завет Горацио проштудировал основательно. Однако обе эти книги представлялись ему не слишком достойными доверия — уж больно много в них попадалось несуразиц, расхождений и прямого вымысла. Как бы то ни было, с пророчествами он был знаком исключительно по этим источникам. Несмотря на грозную торжественность и велеречивость предсказаний библейских мудрецов, трезвому рассудку Хорнблоуэра они больше напоминали детские сказки, нежели нечто серьезное. Во всяком случае, он никогда не сталкивался с пророчествами иного рода, поэтому и задал свой последний вопрос.
— Нет, дон Горацио, к Библии мои слова не имеют никакого отношения. Но то пророчество, которое я имею в виду, начало сбываться сорок лет назад, и сегодня во многом от вашей доброй воли зависит, сбудется ли оно до конца.
—Я не понимаю! — сказал, наконец, капитан, растерянно глядя на собеседника и начиная потихоньку подозревать, что у того не все в порядке с головой. Словно прочитав его мысли, Рикардо усмехнулся, сунул руку в карман и вынул оттуда небольшой пакет, завернутый в кусок парусины.
— Я не сошел с ума, дон Горацио, — спокойно сказал он, положив пакет на стол и развернув непромокаемую материю. — Прочитайте это, тогда, быть может, вам будет понятней.
«Этим» оказался свиток пергамента, сильно потершийся по краям и очень старый с виду.
— Этому документу больше двухсот лет, — пояснил сержант. — Прочтите, умоляю вас.
Хорнблоуэр развернул свиток. Текст был на испанском, но изобиловал архаизмами, так что прошло немало времени, прежде чем удалось докопаться до сути. В переложении на современный язык звучал он примерно следующим образом:
Настанет день и всколыхнутся горы. Взбурлят во гневе воды Священного Озера. Падет на землю двойная звезда, и в тот час в роду Покорителя явится на свет Освободитель, а в роду Покоренного — Хранитель. И суждено будет Освободителю разрушить Царство Несправедливости, основанное Покорителем. Хранителю же надлежит до конца жизни следовать за Освободителем, оберегая каждый шаг его, но не открывая ему сути своей. Если же покинет Хранитель стезю свою или откроет тайну Хранимому, отвернутся боги от них и ввергнут народы в пучину бедствий.
Трижды перечитав манускрипт, Хорнблоуэр, как ни старался, так и не смог обнаружить в нем хоть капельку смысла. Пророчество — непонятно чье и по какому поводу — находилось у него в руках, но каким боком оно касалось дня нынешнего, оставалось загадкой.
— Любопытный документ, — сухо заметил капитан, возвращая свиток Рикардо, и подчеркнуто громко отхлебнул из стакана. — Превосходное вино, сержант. Ваш Гонсалес положительно каналья — знает, что воровать.
Если Перейра ждал от него града вопросов по поводу загадочного пергамента, он, Хорнблоуэр, не собирался доставлять тому удовольствия. Пускай сам развязывает язык, раз уж начал. Хватит того, что он и так чувствует себя выставленным на посмешище. Черт его дернул согласиться на эту идиотскую прогулку!
— Больше вы ничего не хотите сказать по поводу прочитанного, дон Горацио? — первым нарушил затянувшуюся паузу Перейра.
— Не хочу, — отрезал Хорнблоуэр. — Хотя нет, скажу, раз уж вы просите. Во-первых, большего бреда мне не доводилось читать с детства, когда кто-то из родственников подарил мне книжку легенд о рыцарях Круглого Стола. Во-вторых, в этом документе столько орфографических ошибок, сколько не способен сделать в диктанте самый тупой мичман Королевского Флота.
— Я вижу, вы сердитесь, — покачал головой сержант. — Напрасно, дон Горацио. Я вас отлично понимаю и скоро все объясню.
— А стоит ли трудиться? — не удержался от колкости Хорнблоуэр.
— Вам знакома история конкисты Южно-Американского материка, дон Горацио? — спросил Перейра, словно не заметив последних слов собеседника.
— В общих чертах, — ответил Хорнблоуэр, слегка растерявшись от неожиданного вопроса.
— Имя Франсиско Писарро вам о чем-нибудь говорит? — продолжал Рикардо.
— Если не ошибаюсь, именно он завоевал территории, на которых расположены тихоокеанские колонии Испании, в том числе — Перу.
— Именно так, дон Горацио. Добавлю только, что происходило это в начале шестнадцатого века. Скажу еще, что Писарро был редкостным мерзавцем, бандитом и авантюристом без чести и совести. Кстати, покорение Перу почти как две капли воды схоже с завоеванием Мексики Кортесом . В наши дни уже не докопаться, который из них пролил больше крови и чаще нарушал клятвы. Ясно только, что оба — одного поля ягоды. А теперь ответьте мне еще на один вопрос: знакомо ли вам имя Великий Инка Атагуальпа?
— Последний император инков?
— Он самый.
— Я где-то читал о нем, но сейчас уже почти ничего не помню. Его, кажется, не то сожгли, не то повесили.
— Его удавили, дон Горацио… гарротой. Хорнблоуэр содрогнулся. Кошмарное устройство опять встало перед глазами.
— Ужасно! — промолвил он с чувством.
— Все же это лучше, чем быть сожженным, — заметил Рикардо.
— Его собирались сжечь?
— Ему предложили выбор: принять христианство, креститься и быть удавленным или остаться язычником и сгореть на медленном огне.
— Ужасно! — повторил Хорнблоуэр. — Но какое отношение все это имеет к нашему делу?
— Прямое, — загадочно ответил сержант. — Наберитесь терпения, дон Горацио, и позвольте мне продолжить. Так вот, я уже говорил, что история падения империи инков весьма похожа на историю завоевания Мексики. В обоих случаях горстка плохо вооруженных оборванцев, обманом захватив в заложники правителя огромного государства, начинала диктовать свою волю их приближенным и подданным. Когда же в руках захватчиков сосредоточились колоссальные богатства, собранные, якобы, по приказу удерживаемого властелина, заложники сделались ненужными и были подло убиты. Монтесуме еще повезло. Он умер, не дожив до конца своей империи и не увидев своими глазами той пропасти, куда был ввергнут его народ. Его племянник Куаутемок — испанцы называли его Гватемозином, — последний император ацтеков, был подвергнут мучительным пыткам и повешен взбешенными испанцами, так и не добившимися от него раскрытия тайны спрятанных сокровищ. Но самым подлым образом поступили все-таки с Атагуальпой, последним Великим Инкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113