— Извините, дядюшка, но я не знал, что вы уже в Медельене, я думал, что вы все еще в Веракрус, и сначала отправился туда.
— Все что ни делается, все к лучшему, вы пробудете здесь несколько дней. Это решено.
— Но, дядюшка…
— Я не допускаю никаких возражений, дон Мигуэль, я ваш дядя, и вы должны повиноваться мне. Кроме того, нам надо будет заняться еще кое-какими делами… затем предстоят праздники, словом, вы остаетесь.
— Хорошо, я останусь, дядюшка, раз вы этого желаете.
— Вот таким я вас люблю. Ах, да, кстати, не говорите о делах при детях, это не должно их касаться… ну, а теперь идите поздоровайтесь с вашими кузинами, вы их не видели почти целый год.
Дон Гутьерре на правах старшего взял племянника под руку и вошел с ним в сад.
Никакая кисть не способна передать очарование мексиканского сада. Там сами по себе под открытым небом растут деревья, которые у нас выращиваются в оранжереях и, несмотря на самый тщательный уход, чахнут, вырождаясь в низкорослые кустарники и деревца. Мексиканские сады это сплошные заросли ликвидамбра, стираксов, бананов, лимонных и померанцевых деревьев, кактусов всех видов, усыпанных цветами и плодами и образующих на высоте десяти-пятнадцати метров непроницаемые для жгучих солнечных лучей зеленые своды, служащие убежищем тысячам птиц разнообразных цветов и оттенков, с веселым щебетанием порхающих с дерева на дерево.
Под сенью густой беседки из померанцев, гуавы и олеандров две восхитительные девушки лет пятнадцати-шестнадцати занимались вышиванием с таким сосредоточенным видом, нарочитость которого не могла укрыться от взгляда стороннего наблюдателя.
Эти молодые особы были дочери дона Гутьерре, старшая дона Сакрамента и младшая дона Жезюсита.
Делая вид, что они поглощены работой, девушки тем не менее внимательно следили за направлявшимися к ним доном Мигуэлем и их отцом и шепотом переговаривались, обмениваясь при этом насмешливыми улыбками.
Дона Сакрамента, высокая и стройная брюнетка, отличалась строгой, величественной грацией. Дона Жезюсита, наоборот, была белокура, миниатюрна и вся — само движение, порыв. По странной случайности, что, впрочем, их только украшало, у брюнетки Сакраменты глаза были голубые, как лазурь, а у белокурой Жезюситы — матовые черные.
Только тогда, когда дон Гутьерре и его племянник подошли почти к самой беседке, девушки сделали вид, что их заметили. Они вдруг вскочили с места и поспешили навстречу мужчинам с возгласами удивления.
— Девочки, — сказал дон Гутьерре, — я привел к вам вашего кузена, дона Мигуэля… он проведет с нами несколько дней… я передаю его в ваши руки, чтобы вы хорошенько его побранили за то, что он так долго не был у нас.
— Мы с удовольствием сделаем это, отец, — сказала Сакрамента и сразу же обратилась к молодому человеку: — Фи, сеньор, как нехорошо с вашей стороны забывать своих близких родственников.
— Бедный молодой человек, — томно заметила Жезюсита, — может быть, его удерживали какие-нибудь дела, и он не так уж виноват.
— Сеньориты, — отвечал дон Мигуэль, почтительно кланяясь, — я готов безропотно покориться вашему приговору, но смею надеяться, что вы не осудите меня, не выслушав моих объяснений.
— Ну, нет. Этого-то вы ему ни в каком случае не позволяйте, — смеясь, сказал дон Гутьерре. — Если вы позволите ему объясниться, то он наговорит вам такого, что вам волей-неволей придется его простить.
— Вы жестоки ко мне, дядюшка, — улыбаясь, отвечал молодой человек, — но я уповаю на беспристрастную справедливость моих прелестных кузин и совершенно спокойно отдаю свою судьбу в их руки.
— Не рассчитывайте на это, кузен, все ваши комплименты и хитроумные уловки вам не помогут. Предупреждаю, мы будем судить строго, — сказала Сакрамента, грозя ему пальчиком.
— Я буду защищать вас, кузен, — вмешалась Жезюсита.
— Ах! Сестра! Как же так?.. Ты меня покидаешь!.. Что же я могу сделать одна?
— Вы должны простить меня, даже если я и виноват, кузина, потому что, как бы ни была велика моя вина, ее превосходит мое почтение и восторг перед вами.
— Ну, вот, — проговорила она улыбаясь, — вот я и обезоружена с самого начала? Молчите, сеньор, я не хочу вас слушать, я страшно зла на вас.
— Не поможете ли вы мне, дядюшка? Не сжалитесь ли вы над моим бедственным положением?
— Нет, нет, разбирайтесь сами, как знаете, это меня не касается, я не стану вмешиваться ни за что на свете.
— Ну, кузен, тогда я вас не покину, — сказала Жезюсита, — я буду защищать вас перед сестрой, тем более, что она сгорает от желания вас простить.
— Неужели это правда? — вскричал молодой человек, невольно обнаруживая охватившую его радость.
Девушка бросила на него загадочный взгляд и, опустив голову и краснея, дрожащим голосом проговорила:
— Все это была лишь шутка. Вы знаете, кузен, что мы не просто рады, мы счастливы видеть вас.
— О! Благодарю вас, кузина, — сказал молодой человек с волнением. — Вы не можете себе представить, как мне приятно слышать эти слова из ваших уст.
— Ну, ну, — проговорил дон Гутьерре, — раз мир восстановлен, нам теперь здесь нечего делать… Пускай сеньориты продолжают заниматься вышиванием, а мы пойдем немного потолкуем о наших делах. Потом будет еще время для болтовни.
Молодежь, по всей вероятности, предпочла бы не расставаться и поболтать еще немного, но им пришлось повиноваться. Девушки снова взялись за вышивание, а дон Мигуэль, почтительно поклонившись им, последовал за доном Гутьерре.
Дон Гутьерре повел своего племянника в кабинет, выходивший в сад. Плотно прикрыв за собою дверь, дон Гутьерре уселся в кресло-качалку, пригласив дона Мигуэля располагаться в таком же кресле напротив него и предложил освежиться лимонадом или вином, стоявшими на столе посреди комнаты.
Затем дон Гутьерре уже совсем другим тоном заговорил о делах.
— Ну, какие вы привезли новости? Что вам удалось сделать? Вы ведь знаете, племянник, как необходимо нам, наконец, что-нибудь предпринять… Ну, говорите же скорее, умоляю вас!
— Как я и говорил вам раньше, дорогой дядюшка, — отвечал молодой человек, взяв со стола сигарету и закуривая ее, — я приехал только сегодня утром и поэтому был не в состоянии и выяснить, что тут у нас делается…
— Дела идут все хуже и хуже, племянник, — перебил его дон Гутьерре. — Теперь никто уже больше не может считать себя в безопасности… Мы все во власти бандитов, которые требуют с нас деньги по всякому поводу, а то и вовсе без повода, просто потому, что им так нравится… Честь наших семейств, даже сама наша жизнь для них ничто… Всем нам грозит опасность… Что же касается нас, испанцев, выходцев из Европы, то наше положение хуже всех остальных… Все мы, за редким исключением, трудолюбивы и работящи, а следовательно, и богаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54