— Ты всегда был трусом, косская дворняжка!
— Трусом?! Это ты мне? — широкое лицо почернело от гнева. — Защищайся, северный пес! Я вырежу твое сердце!
В мгновение ока пираты образовали круг, в середине которого оказались соперники. Глаза их блестели, дыхание неровно вырывалось из глоток, разгоряченных свирепой радостью. Высоко в скалах Оливия наблюдала за происходящим, впиваясь ногтями в ладони от волнения.
Без никаких предварительных формальностей соперники начали бой. Сергиуш ринулся в атаку, быстрый как гигантская кошка, несмотря на свой вес. Сквозь стиснутые зубы у него вырывались проклятия, когда он бешено наносил и отражал удары. Конан дрался молча. Глаза его превратились в щелки, в которых сверкал синий гибельный огонь.
Сергиуш перестал бормотать проклятия, чтобы сберечь дыхание. Единственными звуками были быстрое шарканье ног по земле, сопение пирата, звон и клацанье стали. Мечи мелькали, словно белый огонь, в свете утреннего солнца, вздымаясь и кружа. Они то избегали контакта друг с другом, то на краткий миг соприкасались, издавая металлический лязг и звон. Сергиуш отступал. Только его превосходное владение искусством боя до сих пор спасало его от умопомрачительной скорости, с которой атаковал киммериец. Но вот — громкий удар меча о меч, скрежет скольжения, полузадушенный вскрик… Яростный вопль пиратской орды расколол утро, когда меч Конана пронзил насквозь массивное тело их капитана. Острие меча долю мгновения дрожало между плеч Сергиуша — полоска белого огня шириной в руку. Затем киммериец выдернул меч, и тело капитана пиратов тяжело упало на землю лицом вниз. Так оно и осталось лежать в луже крови, которая быстро увеличивалась.
Конан обернулся к корсарам, которые тупо таращились на него.
— Вы, псы! — взревел он. — Я отправил вашего вожака в Ад. Что говорит об этом закон Красного Братства?
Раньше, чем кто-либо успел ответить, стоящий позади остальных бритунец с крысиным лицом молниеносно и смертельно раскрутил пращу. Камень устремился в цель прямо, как стрела. Конан пошатнулся и упал, как падает дерево под топором лесоруба. Вверху на скалах Оливия судорожно схватилась за валун. Картина плыла и качалась у нее перед глазами. Она не сводила глаз с киммерийца, неподвижно лежащего на земле. Из раны у него на голове сочилась кровь.
Крысолицый пират радостно завопил и бросился всадить нож в распростертую фигуру. Но тощий коринфиец отшвырнул его прочь.
— Ты что, Арат, собрался нарушить закон Братства, презренный пес?
— Я не нарушаю закона, — ощерился бритунец.
— Не нарушаешь? Ах ты пес! Этот человек, которого ты только что свалил, согласно справедливым правилам — наш капитан!
— Нет! — закричал Арат. — Он не из нашей банды, он чужак. Его не приняли в братство. То, что он убил Сергиуша, еще не делает его капитаном. Это относилось бы только к одному из нас, если бы он убил капитана.
— Но он хотел присоединиться к нам, — возразил коринфиец. — Он заявил об этом.
Его слова вызвали большой шум. Одни стали на сторону Арата, другие на сторону коринфийца, которого называли Иванос. Посыпались проклятия, взаимные обвинения, руки схватились за рукояти мечей.
Наконец над шумом вознесся голос шемита:
— К чему спорить о том, кто мертв?
— Он не мертв, — возразил коринфиец, склонившись над телом Конана. — Он всего лишь оглушен, и уже приходит в себя.
При этих словах шум возобновился. Арат пытался добраться до лежащего. Иванос в конце концов вынул меч и заслонил собой Конана, приготовившись защищать его. Оливия поняла, что коринфиец стал на сторону Конана не ради самого Конана, а чтобы воспротивиться Арату. Похоже было, что эти двое — помощники Сергиуша, и между ними не было дружбы. После дальнейших споров было решено связать Конана и забрать с собой, а о его участи договориться позднее.
Киммериец, который начал постепенно приходить в себя, был связан кожаными поясами. Затем четверо пиратов подняли его и с жалобами и проклятиями потащили с собой. Отряд пиратов возобновил путешествие по плато. Тело Сергиуша оставили лежать там, где оно упало — уродливая фигура, развалившаяся на омытой солнечными лучами земле.
Наверху среди скал Оливия лежала, оглушенная разразившимся несчастьем. Она не могла ни пошевелиться, ни заговорить, могла только лежать там и смотреть остановившимся от ужаса взором, как свирепая орда уносит прочь ее защитника.
Сколько времени она так пролежала, Оливия не знала. Ей было видно, как пираты добрались до руин и вошли внутрь, втащив с собой пленника. Она смотрела, как они появляются и исчезают в дверях постройки и проломах ее стен, ворошат груды каменных обломков и слоняются вокруг стен. Через некоторое время два десятка пиратов снова пересекли плато и исчезли за краем плато в западной стороне, волоча за собой тело Сергиуша — надо полагать, чтобы сбросить его в море. Около руин остальные ломали деревья, готовя костер. Оливия слышала их крики, но на расстоянии не разбирала слов. Слышала она и голоса тех, кто ушел в лес, отдающиеся эхом среди деревьев. Через некоторое время они вернулись с бочонками вина и кожаными мешками, набитыми провизией, злобно чертыхаясь под своей ношей.
Все это Оливия отмечала чисто механически. Ее переутомленный мозг был готов отключиться. Только когда она осталась одна, беззащитная, Оливия поняла, как много значила для нее защита киммерийца. Она смутно удивилась прихотям Судьбы, которая сделала дочь короля спутницей варвара с окровавленными руками. Затем пришло отвращение к людям, считавшимся цивилизованными. Ее отец и Шах Амурас были цивилизованными. И оба доставляли ей только страдания. Она никогда не встречала цивилизованного человека, который обращался бы добр к ней, если за его действиями не просматривались какие-то скрытые мотивы. Конан защищал ее, помогал ей и — до сих пор — ничего не требовал взамен. Уронив голову на руки, Оливия плакала, пока отдаленные крики непристойного пиршества не вернули девушку к ее собственным опасностям.
Она перевела взгляд с темной громады развалин, где мельтешили фантасмагорические фигуры пиратов, крошечные на расстоянии, на сумеречные глубины леса. Даже если ее страхи прошлой ночью в руинах были снами, опасность, что скрывалась в этой зеленой громаде листвы, не была лишь частью кошмара. Был ли Конан убит, или его взяли в плен, ее единственный выбор лежит между тем, чтобы отдать себя морским волкам и тем, чтобы остаться на этом населенном дьяволами острове.
Когда Оливия полностью осознала весь ужас своего положения, силы оставили ее, и она потеряла сознание.
3
Когда Оливия очнулась, солнце уже висело низко. Слабый ветерок доносил крики пиратов и обрывки непристойной песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
— Трусом?! Это ты мне? — широкое лицо почернело от гнева. — Защищайся, северный пес! Я вырежу твое сердце!
В мгновение ока пираты образовали круг, в середине которого оказались соперники. Глаза их блестели, дыхание неровно вырывалось из глоток, разгоряченных свирепой радостью. Высоко в скалах Оливия наблюдала за происходящим, впиваясь ногтями в ладони от волнения.
Без никаких предварительных формальностей соперники начали бой. Сергиуш ринулся в атаку, быстрый как гигантская кошка, несмотря на свой вес. Сквозь стиснутые зубы у него вырывались проклятия, когда он бешено наносил и отражал удары. Конан дрался молча. Глаза его превратились в щелки, в которых сверкал синий гибельный огонь.
Сергиуш перестал бормотать проклятия, чтобы сберечь дыхание. Единственными звуками были быстрое шарканье ног по земле, сопение пирата, звон и клацанье стали. Мечи мелькали, словно белый огонь, в свете утреннего солнца, вздымаясь и кружа. Они то избегали контакта друг с другом, то на краткий миг соприкасались, издавая металлический лязг и звон. Сергиуш отступал. Только его превосходное владение искусством боя до сих пор спасало его от умопомрачительной скорости, с которой атаковал киммериец. Но вот — громкий удар меча о меч, скрежет скольжения, полузадушенный вскрик… Яростный вопль пиратской орды расколол утро, когда меч Конана пронзил насквозь массивное тело их капитана. Острие меча долю мгновения дрожало между плеч Сергиуша — полоска белого огня шириной в руку. Затем киммериец выдернул меч, и тело капитана пиратов тяжело упало на землю лицом вниз. Так оно и осталось лежать в луже крови, которая быстро увеличивалась.
Конан обернулся к корсарам, которые тупо таращились на него.
— Вы, псы! — взревел он. — Я отправил вашего вожака в Ад. Что говорит об этом закон Красного Братства?
Раньше, чем кто-либо успел ответить, стоящий позади остальных бритунец с крысиным лицом молниеносно и смертельно раскрутил пращу. Камень устремился в цель прямо, как стрела. Конан пошатнулся и упал, как падает дерево под топором лесоруба. Вверху на скалах Оливия судорожно схватилась за валун. Картина плыла и качалась у нее перед глазами. Она не сводила глаз с киммерийца, неподвижно лежащего на земле. Из раны у него на голове сочилась кровь.
Крысолицый пират радостно завопил и бросился всадить нож в распростертую фигуру. Но тощий коринфиец отшвырнул его прочь.
— Ты что, Арат, собрался нарушить закон Братства, презренный пес?
— Я не нарушаю закона, — ощерился бритунец.
— Не нарушаешь? Ах ты пес! Этот человек, которого ты только что свалил, согласно справедливым правилам — наш капитан!
— Нет! — закричал Арат. — Он не из нашей банды, он чужак. Его не приняли в братство. То, что он убил Сергиуша, еще не делает его капитаном. Это относилось бы только к одному из нас, если бы он убил капитана.
— Но он хотел присоединиться к нам, — возразил коринфиец. — Он заявил об этом.
Его слова вызвали большой шум. Одни стали на сторону Арата, другие на сторону коринфийца, которого называли Иванос. Посыпались проклятия, взаимные обвинения, руки схватились за рукояти мечей.
Наконец над шумом вознесся голос шемита:
— К чему спорить о том, кто мертв?
— Он не мертв, — возразил коринфиец, склонившись над телом Конана. — Он всего лишь оглушен, и уже приходит в себя.
При этих словах шум возобновился. Арат пытался добраться до лежащего. Иванос в конце концов вынул меч и заслонил собой Конана, приготовившись защищать его. Оливия поняла, что коринфиец стал на сторону Конана не ради самого Конана, а чтобы воспротивиться Арату. Похоже было, что эти двое — помощники Сергиуша, и между ними не было дружбы. После дальнейших споров было решено связать Конана и забрать с собой, а о его участи договориться позднее.
Киммериец, который начал постепенно приходить в себя, был связан кожаными поясами. Затем четверо пиратов подняли его и с жалобами и проклятиями потащили с собой. Отряд пиратов возобновил путешествие по плато. Тело Сергиуша оставили лежать там, где оно упало — уродливая фигура, развалившаяся на омытой солнечными лучами земле.
Наверху среди скал Оливия лежала, оглушенная разразившимся несчастьем. Она не могла ни пошевелиться, ни заговорить, могла только лежать там и смотреть остановившимся от ужаса взором, как свирепая орда уносит прочь ее защитника.
Сколько времени она так пролежала, Оливия не знала. Ей было видно, как пираты добрались до руин и вошли внутрь, втащив с собой пленника. Она смотрела, как они появляются и исчезают в дверях постройки и проломах ее стен, ворошат груды каменных обломков и слоняются вокруг стен. Через некоторое время два десятка пиратов снова пересекли плато и исчезли за краем плато в западной стороне, волоча за собой тело Сергиуша — надо полагать, чтобы сбросить его в море. Около руин остальные ломали деревья, готовя костер. Оливия слышала их крики, но на расстоянии не разбирала слов. Слышала она и голоса тех, кто ушел в лес, отдающиеся эхом среди деревьев. Через некоторое время они вернулись с бочонками вина и кожаными мешками, набитыми провизией, злобно чертыхаясь под своей ношей.
Все это Оливия отмечала чисто механически. Ее переутомленный мозг был готов отключиться. Только когда она осталась одна, беззащитная, Оливия поняла, как много значила для нее защита киммерийца. Она смутно удивилась прихотям Судьбы, которая сделала дочь короля спутницей варвара с окровавленными руками. Затем пришло отвращение к людям, считавшимся цивилизованными. Ее отец и Шах Амурас были цивилизованными. И оба доставляли ей только страдания. Она никогда не встречала цивилизованного человека, который обращался бы добр к ней, если за его действиями не просматривались какие-то скрытые мотивы. Конан защищал ее, помогал ей и — до сих пор — ничего не требовал взамен. Уронив голову на руки, Оливия плакала, пока отдаленные крики непристойного пиршества не вернули девушку к ее собственным опасностям.
Она перевела взгляд с темной громады развалин, где мельтешили фантасмагорические фигуры пиратов, крошечные на расстоянии, на сумеречные глубины леса. Даже если ее страхи прошлой ночью в руинах были снами, опасность, что скрывалась в этой зеленой громаде листвы, не была лишь частью кошмара. Был ли Конан убит, или его взяли в плен, ее единственный выбор лежит между тем, чтобы отдать себя морским волкам и тем, чтобы остаться на этом населенном дьяволами острове.
Когда Оливия полностью осознала весь ужас своего положения, силы оставили ее, и она потеряла сознание.
3
Когда Оливия очнулась, солнце уже висело низко. Слабый ветерок доносил крики пиратов и обрывки непристойной песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11