У всех есть ротовое отверстие, сложные глаза их — настоящие глаза, пищеварительные органы почти такие же, как и у большинства земных животных. Если бы мы никогда не видели птиц, рыб, насекомых, то и они бы нам казались такими же удивительными, как марсианские животные.
Но так как мы уже давно выявили сходство между земными и здешними млекопитающими, птицами, насекомыми и рыбами, это нас не поражало.
Что касается трехногов, то, в конце концов, мы считали их почти людьми, хотя некоторыми особенностями они весьма отличались от наших высших организмов, как и большинство животных на Марсе.
Их вертикальное положение, умственная активность, необычайно подобная нашей, их чувства, привлекательность — все это увеличивало приязнь, которая превратила их в наших близких.
На ночь мы обычно возвращались в звездолет, который стоял на опушке. Первые дни один из нас дежурил ночью, а потом, почувствовав себя беспечно, мы отменили это дежурство. Всю ночь мы спали таким спокойным сном, точно были в своих постелях на Земле.
Трехноги обычно просыпались раньше нас. Несколько сот их, отрыв пещеры в отвоеванной зоне, прижились в них, а другие свободно перемещались по территории. И вот однажды утром мы проснулись от стука в оболочку звездолета.
Не имея возможности проявлять свои чувства речью, трехноги высказывали их жестами. Увидев, что мы встали, они энергично засигналили. Мы сразу поняли, что звероподобные перешли заслонную линию.
— По всей линии? — выпытывал удивленный Антуан.
— Нет, — отвечало сразу несколько трехногов. — Там, с правой стороны, целая группа звероподобных… Много наших убито!
— Сейчас летим!
Звездолет поднялся вверх, и мы скоро были над боем.
Семь громадных звероподобных — наибольший из них был почти 100 метров в длину — сновали среди трупов трехногов. Многие лежали в высохшем устье, а остальные стояли большой толпой по другую сторону русла. Объятые ужасом, они отчаянно жестикулировали. На правом фланге только что захваченной территории не было ни одного трехнога, а потому мы сразу включили излучатели. Так как нельзя было напасть сплошным фронтом, мы начали последовательное наступление.
Мы нападали по очереди на каждое существо, решительнее, чем обычно, применяли все средства и быстро заставили их отступить. Поливая лучами, мы гнали их куда хотели. А так как вследствие какого-то инстинктивного чутья звероподобные не сворачивали назад, то даже если некоторое время мы их не трогали, они все равно отступали в нужном нам направлении.
За каких-то четверть часа мы освободили от них всю ранее очищенную территорию. Жан вышел посмотреть на излучатель с правой линии обороны.
— Весь аппарат поднялся на несколько градусов, — сказал он, возвратившись. — Вот поэтому лучи шли не параллельно земле, и звероподобные прошли под ними.
— Ты поправил? — спросил я.
— Конечно.
— Значит, надо прочнее укреплять их, ставя на определенный угол наклона, — сказал Антуан. — Это все не так страшно. А теперь поговорим с нашими союзниками!
Пока мы разговаривали, подбежал Непобедимый. Он казался сильно взволнованным: трепетал всем телом, как былинка под ударами ветра.
— Очень благодарю вас, мы не отважились повернуть остальные аппараты против тварей, — сказал он, — потому что боялись открыть фронт в других местах.
— Иначе и быть не могло, — буркнул я, подумав про обычное отсутствие у них инициативы.
Показывая на тела убитых, Антуан спросил:
— Как вы думаете, они не оживут?
Сумрачная тень появилась в глазах нашего союзника.
— Думаю, что не оживут, но среди тех, кто успел спрятаться в расщелинах скал, спаслось много.
— Неужели нельзя что-то предпринять?
— В данном случае ничего не поделаешь. Если кто не умер сразу, то через некоторое время этот паралич пройдет полностью за несколько часов или дней.
Вдруг, схватившись за голову, он показал:
— Там моя дочка!
Это прозвучало для меня точно удар грома, и я сказал, что выйду из звездолета.
— Я пойду с тобой, — присоединился Антуан. — Может, мы сможем оказать помощь.
Я уже ни о чем не спрашивал вождя и только с ужасом всматривался в трупы.
— Ее тут нет, — просигнализировал он. — Она успела отсюда убежать.
Глубокое потрясение, а вместе с тем, и удивление охватили меня. Это существо, совершенно незнакомое, здесь, на этой маленькой планете, которая мерцает красной звездой на ночном небе Земли, это существо, так непохожее на людей, теперь полностью занимало мои мысли и чувства. Печаль, горе, нетерпение охватили меня вместе с надеждой и ужасом — это была целая драма любви и смерти.
Идя следом за вождем, мы остановились возле длинного вала, который когда-то был берегом реки, — когда реки еще были в этом осужденном на смерть мире.
Тут и там лежали трупы, словно муравьи, затопленные водой. Между ними метались несколько трехногое, оказывая помощь жертвам.
И вот я стою возле Грации, а она не шелохнется, не дышит — окаменела. Я вспомнил тем утром, как умерла моя сестра Клотильда, когда война лютовала над Землей…
Вождь дотронулся до меня и показал:
— Она не умерла!
Внимательнее я всмотрелся в ее черты. Что-то блеснуло в очах, покрытых печалью смерти. Это подбодрило вождя, и он отошел, оказывая помощь другим, возвращая их к жизни.
Сколько стоял я возле Грации? Может, не больше четверти часа, но это время, заполненное переживаниями, показалось мне вечностью. Потом подошли трехноги и перенесли ее в укрытие, которое обогревал радиатор, подобный нашим.
Все складывалось хорошо — буря тоски в моей душе улеглась. Я верил, что Грация оживет, а ее отец поддержал эту надежду, когда снова подошел ко мне.
И все же, когда она, наконец, раскрыла глаза, я на некоторое время точно остолбенел. Словно созвездия вынырнули из прибрежного тумана на берегах озера осенней ночью, а потом будто потоки света полились, как при восходе розового солнца. Нежно-нежно глядела она, словно не понимая, что произошло. Наконец спросила:
— Враги уничтожены, раз вы возле меня?
— Да, их прогнали прочь!
И радость залучилась, словно ароматом с цветущих берегов обдала меня. Переживания Грации переходили в форму жестов, мягких, почти незаметных жестов, что создавало непосредственную связь между нами. Потом пауза, мы бы сказали — тишина, мы, которые используют слова. Что-то невысказываемое пролетело, какие-то таинственные крылья подсознательной жизни. Потом жесты:
— Какое счастье, что я вижу вас теперь возле себя! Вы словно вернули мне жизнь! Такое счастье, что вы и не поймете!
И, когда я понял эти слова, какое-то незнакомое еще вдохновение охватило меня.
— Я тоже, — сказал я, — я тоже счастлив! Мне так хорошо, как в пору моего детства!
Прильнув плечом к моему плечу, Грация рукой нежно обвила мне шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19