Такой не выдаст. Наоборот, он будет скрывать источник информации. Герейнт вспомнил, что Фостер как-то провел несколько дней в тюрьме Ньюгейт за то, что отказался поделиться откровениями осужденного убийцы.
На холмах даже большая толпа может собраться незаметно. Если они выберут место подальше от дороги или заставы, то их не обнаружит ни один констебль. Фостер получит все сведения, какие ему нужны, на такой встрече — от Ребекки, «дочерей», любого мужчины в толпе, кто захочет поделиться своими горестями. Герейнт усмехнулся. Или любой женщины. Он не мог представить, чтобы Марджед смолчала.
Возможно, после беседы они совершат поход к заставе и разрушат ее. Возможно, Фостер пойдет вместе с ними, если захочет увидеть все собственными глазами и потом поместить в газете отчет о том, что в действительности произошло.
Во время беседы у камина Фостер рассказал ему, будто в Лондоне поговаривают об учреждении специальной комиссии, которая должна будет приехать в Уэльс, чтобы опросить как можно больше людей и выяснить, в чем же истинная причина всех жалоб и беспорядков. Если Фостеру удастся собрать интересный материал для публикации в самой читаемой лондонской газете, тогда, вероятно, появится больше шансов привлечь внимание общественности к проблеме.
«Остается только надеяться на это, — подумал Герейнт, — ставя под письмом размашистую подпись. Надеяться и продолжать свое дело, хотя с каждым днем оно становилось все опаснее».
Сирис с матерью были на кухне, когда появился Алед. Бледный как тень. Не успели он и Сирис обменяться хотя бы словом, как в дом вошел Ниниан Вильямс. Вид у него был грозный.
— Ну, Алед Рослин, — сказал он, — вчера моя дочь была обручена с Мэтью Харли. Сегодня я хочу услышать, что она твоя невеста, иначе выйдем отсюда и я поговорю с тобой по-другому, при помощи кулаков.
— Хорошо, Ниниан, — ответил Алед, не сводя глаз с Сирис. Она, потупившись, мешала суп в котле, подвешенном над огнем. — Но чтобы сделать такое объявление, нужны двое. Можно нам с глазу на глаз поговорить с Сирис?
— Вчера вечером наша дочь солгала нам, — сказал Ниниан. — А потом она опозорила нас, себя, свою церковь, войдя в блуд с тобой, будучи невестой другого мужчины. Я не уверен, что такое поведение можно простить. Придется поговорить с преподобным Ллуидом. Брак между людьми, совершившими блуд, это уже шаг в правильную сторону. В данном случае согласие моей дочери вовсе не нужно.
Его дорогая, нежная Сирис. Видимо, после тяжкого испытания, что выпало ей утром, она во всем призналась своим родителям. И Ниниан теперь повел себя так, как повел бы любой отец на его месте. Он, наверное, испугался до смерти, когда его дочь поволокли в Тегфан.
— Ниниан, — миссис Вильямс закрыла лицо фартуком, — как ты жесток с собственной дочерью. Если бы не твои ноги, ты бы сам пошел за Ребеккой.
— Я вовсе не против походов с Ребеккой, — сказал он. — Я против лжи и блуда.
— Сирис, — обратился к ней Алед, — давай выйдем и поговорим об этом, хорошо?
Рука, мешавшая в котле, замерла, но глаз Сирис не подняла.
— Ладно, — сказала она, отложила в сторону ложку, вытерла руки о фартук и направилась к двери.
Алед последовал за ней.
— Далеко не уходите, чтобы вас было видно, — велел Ниниан.
Алед кивнул.
Сирис прошла по двору и остановилась у калитки. Она не открыла ее, а повернулась, прислонилась к ней спиной и только тогда посмотрела ему в глаза.
— Алед, — произнесла она, — я не кривила душой, когда сказала, что сегодня мне не будет стыдно. Мне следовало бы устыдиться, но этого не произошло. И ты ничего мне не должен. Я сделала это по доброй воле.
— Любимая, — сказал он, подходя к ней, хотя чувствовал спиной испепеляющий взгляд ее отца, — Герейнт рассказал мне, что ты держалась очень храбро. Я горжусь тобой.
— Герейнт? — Сирис нахмурилась.
— Он был моим другом, — сказал кузнец. — Он все еще мой друг.
— И твой враг, — печально добавила она. — Мы живем в нелегкое время.
— Они с тобой дурно обращались? — спросил он. — Жаль, меня не было рядом, чтобы помочь тебе.
— Констебли были грубоваты, — сказала она, — хотя, мне кажется, они не пытались причинить мне боль. Граф остановил сэра Гектора Уэбба, когда тот собирался ударить меня. Я не верю, что граф плохой человек, Алед. Мне кажется, он в чем-то тоже жертва обстоятельств, как и мы.
— Харли солгал, чтобы освободить тебя, — сказал кузнец. Это был не вопрос. Он сказал то, о чем не хотел знать, о чем боялся услышать из ее уст, несмотря на те слова, с которых она начала их разговор.
— Да. — Взгляд ее стал совсем печальным. — Вчера мы с ним предали друг друга, Алед, и, конечно, наша помолвка расторгнута. Но наверное, он все-таки еще немного думает обо мне, раз поступил так сегодня утром. Я не могу ненавидеть его. Но я не люблю его и никогда не любила. Просто… мне хотелось замуж, и я подумала, что с ним у меня что-нибудь получится. Это было глупо.
— Значит, мы поженимся, любимая? — спросил он. Сердце его забилось быстрее, дыхание участилось. — Твой отец требует этого, да и преподобный Ллуид тоже потребует, когда узнает. И в самом деле, так будет правильнее всего после вчерашнего. Если скажешь, если так тебе будет спокойнее, я перестану ходить в походы с Ребеккой. Ну так что, мне можно поговорить с преподобным Ллуидом и назначить день свадьбы?
Она улыбалась, хотя взгляд ее был по-прежнему печальным.
— Это самые чудесные слова из всех, какие я когда-либо от тебя слышала, — сказала она. — Драгоценный дар. Позволь и мне в ответ преподнести тебе такой же. Я выйду за тебя, Алед, и сделаю твой дом уютным, и рожу тебе детей, и буду любить тебя до конца своей жизни. И если иногда ты будешь совершать то, что велит тебе совесть, то я буду уважать твои поступки, даже если не смогу с ними согласиться. И я верю, что ты тоже будешь уважать то, что дорого мне. Если ты чувствуешь, что должен поддержать Ребекку, то, значит, сделай это, а я буду сидеть дома и молиться о твоем благополучном возвращении.
Улыбнувшись, они бросились друг другу в объятия — Алед только слегка поморщился, но Сирис постаралась не тронуть раненое плечо. Они простояли, молча обнявшись, несколько минут, пока их внимание не привлек громкий и настойчивый кашель, донесшийся от дома.
В дверях бок о бок стояли Ниниан Вильямс и его жена. У обоих был довольный вид, хотя Ниниан старался напустить на себя свирепость, а миссис Вильямс снова закрыла лицо фартуком.
Они карабкались по холмам, а потом снова спускались в долины. Прошли, должно быть, уже несколько миль. Стояла необычная жара. Трава под ногами была сухой и пыльной.
Алед сказал, что сегодня состоится собрание, а потом, возможно, они пойдут разрушать заставу. Сейчас, чтобы покинуть дом и отправиться на собрание, требовалось больше смелости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
На холмах даже большая толпа может собраться незаметно. Если они выберут место подальше от дороги или заставы, то их не обнаружит ни один констебль. Фостер получит все сведения, какие ему нужны, на такой встрече — от Ребекки, «дочерей», любого мужчины в толпе, кто захочет поделиться своими горестями. Герейнт усмехнулся. Или любой женщины. Он не мог представить, чтобы Марджед смолчала.
Возможно, после беседы они совершат поход к заставе и разрушат ее. Возможно, Фостер пойдет вместе с ними, если захочет увидеть все собственными глазами и потом поместить в газете отчет о том, что в действительности произошло.
Во время беседы у камина Фостер рассказал ему, будто в Лондоне поговаривают об учреждении специальной комиссии, которая должна будет приехать в Уэльс, чтобы опросить как можно больше людей и выяснить, в чем же истинная причина всех жалоб и беспорядков. Если Фостеру удастся собрать интересный материал для публикации в самой читаемой лондонской газете, тогда, вероятно, появится больше шансов привлечь внимание общественности к проблеме.
«Остается только надеяться на это, — подумал Герейнт, — ставя под письмом размашистую подпись. Надеяться и продолжать свое дело, хотя с каждым днем оно становилось все опаснее».
Сирис с матерью были на кухне, когда появился Алед. Бледный как тень. Не успели он и Сирис обменяться хотя бы словом, как в дом вошел Ниниан Вильямс. Вид у него был грозный.
— Ну, Алед Рослин, — сказал он, — вчера моя дочь была обручена с Мэтью Харли. Сегодня я хочу услышать, что она твоя невеста, иначе выйдем отсюда и я поговорю с тобой по-другому, при помощи кулаков.
— Хорошо, Ниниан, — ответил Алед, не сводя глаз с Сирис. Она, потупившись, мешала суп в котле, подвешенном над огнем. — Но чтобы сделать такое объявление, нужны двое. Можно нам с глазу на глаз поговорить с Сирис?
— Вчера вечером наша дочь солгала нам, — сказал Ниниан. — А потом она опозорила нас, себя, свою церковь, войдя в блуд с тобой, будучи невестой другого мужчины. Я не уверен, что такое поведение можно простить. Придется поговорить с преподобным Ллуидом. Брак между людьми, совершившими блуд, это уже шаг в правильную сторону. В данном случае согласие моей дочери вовсе не нужно.
Его дорогая, нежная Сирис. Видимо, после тяжкого испытания, что выпало ей утром, она во всем призналась своим родителям. И Ниниан теперь повел себя так, как повел бы любой отец на его месте. Он, наверное, испугался до смерти, когда его дочь поволокли в Тегфан.
— Ниниан, — миссис Вильямс закрыла лицо фартуком, — как ты жесток с собственной дочерью. Если бы не твои ноги, ты бы сам пошел за Ребеккой.
— Я вовсе не против походов с Ребеккой, — сказал он. — Я против лжи и блуда.
— Сирис, — обратился к ней Алед, — давай выйдем и поговорим об этом, хорошо?
Рука, мешавшая в котле, замерла, но глаз Сирис не подняла.
— Ладно, — сказала она, отложила в сторону ложку, вытерла руки о фартук и направилась к двери.
Алед последовал за ней.
— Далеко не уходите, чтобы вас было видно, — велел Ниниан.
Алед кивнул.
Сирис прошла по двору и остановилась у калитки. Она не открыла ее, а повернулась, прислонилась к ней спиной и только тогда посмотрела ему в глаза.
— Алед, — произнесла она, — я не кривила душой, когда сказала, что сегодня мне не будет стыдно. Мне следовало бы устыдиться, но этого не произошло. И ты ничего мне не должен. Я сделала это по доброй воле.
— Любимая, — сказал он, подходя к ней, хотя чувствовал спиной испепеляющий взгляд ее отца, — Герейнт рассказал мне, что ты держалась очень храбро. Я горжусь тобой.
— Герейнт? — Сирис нахмурилась.
— Он был моим другом, — сказал кузнец. — Он все еще мой друг.
— И твой враг, — печально добавила она. — Мы живем в нелегкое время.
— Они с тобой дурно обращались? — спросил он. — Жаль, меня не было рядом, чтобы помочь тебе.
— Констебли были грубоваты, — сказала она, — хотя, мне кажется, они не пытались причинить мне боль. Граф остановил сэра Гектора Уэбба, когда тот собирался ударить меня. Я не верю, что граф плохой человек, Алед. Мне кажется, он в чем-то тоже жертва обстоятельств, как и мы.
— Харли солгал, чтобы освободить тебя, — сказал кузнец. Это был не вопрос. Он сказал то, о чем не хотел знать, о чем боялся услышать из ее уст, несмотря на те слова, с которых она начала их разговор.
— Да. — Взгляд ее стал совсем печальным. — Вчера мы с ним предали друг друга, Алед, и, конечно, наша помолвка расторгнута. Но наверное, он все-таки еще немного думает обо мне, раз поступил так сегодня утром. Я не могу ненавидеть его. Но я не люблю его и никогда не любила. Просто… мне хотелось замуж, и я подумала, что с ним у меня что-нибудь получится. Это было глупо.
— Значит, мы поженимся, любимая? — спросил он. Сердце его забилось быстрее, дыхание участилось. — Твой отец требует этого, да и преподобный Ллуид тоже потребует, когда узнает. И в самом деле, так будет правильнее всего после вчерашнего. Если скажешь, если так тебе будет спокойнее, я перестану ходить в походы с Ребеккой. Ну так что, мне можно поговорить с преподобным Ллуидом и назначить день свадьбы?
Она улыбалась, хотя взгляд ее был по-прежнему печальным.
— Это самые чудесные слова из всех, какие я когда-либо от тебя слышала, — сказала она. — Драгоценный дар. Позволь и мне в ответ преподнести тебе такой же. Я выйду за тебя, Алед, и сделаю твой дом уютным, и рожу тебе детей, и буду любить тебя до конца своей жизни. И если иногда ты будешь совершать то, что велит тебе совесть, то я буду уважать твои поступки, даже если не смогу с ними согласиться. И я верю, что ты тоже будешь уважать то, что дорого мне. Если ты чувствуешь, что должен поддержать Ребекку, то, значит, сделай это, а я буду сидеть дома и молиться о твоем благополучном возвращении.
Улыбнувшись, они бросились друг другу в объятия — Алед только слегка поморщился, но Сирис постаралась не тронуть раненое плечо. Они простояли, молча обнявшись, несколько минут, пока их внимание не привлек громкий и настойчивый кашель, донесшийся от дома.
В дверях бок о бок стояли Ниниан Вильямс и его жена. У обоих был довольный вид, хотя Ниниан старался напустить на себя свирепость, а миссис Вильямс снова закрыла лицо фартуком.
Они карабкались по холмам, а потом снова спускались в долины. Прошли, должно быть, уже несколько миль. Стояла необычная жара. Трава под ногами была сухой и пыльной.
Алед сказал, что сегодня состоится собрание, а потом, возможно, они пойдут разрушать заставу. Сейчас, чтобы покинуть дом и отправиться на собрание, требовалось больше смелости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89