Когда Дэвид усадил жену в самое удобное кресло рядом с камином, она упросила его пересадить ее в кресло напротив, чтобы можно было разглядывать елку.
– Она излучает волшебство, – сказала Ребекка. – Это тебе пришла в голову такая удивительная мысль, Дэвид?
Первой неожиданностью для Ребекки стал приход на чай всех живущих поблизости дворян. У всех у них должны были собираться собственные компании или их самих уже куда-нибудь пригласили, но их так беспокоило состояние здоровья Ребекки, что Дэвид уговорил их заглянуть на часок в Стэдвелл, чтобы Ребекка убедилась: по ней скучают, местное общество ее уважает и ценит.
Дэвид не разрешал ей вставать с кресла, и, конечно же, сегодняшняя встреча была гораздо спокойнее и изысканнее, чем та, что прошла за день до этого в холле. Но, несмотря на это, Дэвид с тревогой поглядел на жену, когда все ушли, и граф поставил ей под ноги скамеечку, хотя Ребекка и протестовала, заявив, что не считает себя инвалидом. Дэвид надеялся, что его задумки на этот день не перенапрягут ее.
Вскоре после этого пришли дети – все ученики школы во главе с учительницей. Они выглядели испуганными и возбужденными и с благоговением оглядывались по сторонам. Свой концерт они исполнили два дня назад, но сегодня собирались повторить его специально для графа и графини Хартингтон, а также для виконта и леди Тэвисток. Прежде всего для виконтессы, которая столько времени провела у них в школе, помогая им в овладении чтением и шитьем, научив их тому, что и пение может приносить радость. Графиня Хартингтон, конечно, как и два дня назад в школе, аккомпанировала детям, когда они пели.
Школьники и пели, и танцевали, и декламировали, а также сыграли рождественскую пьеску. Сидя в кресле, из которого он мог наблюдать и за своей женой, и за детским спектаклем, лорд Тэвисток думал, что почему-то никогда еще Рождество не доставляло ему такого удовольствия. На лице Ребекки блуждала теплая улыбка. Дэвид же тайно размышлял, по-прежнему ли она думает о последнем удивительном Рождестве с Джулианом, о котором она начала рассказывать минувшим вечером. Дэвид, однако, отогнал эту мысль прочь.
Он подарил каждому ребенку по мячу. Он вручил их после исполнения рождественской пьесы, а граф тем временем раздавал детям мелкие монеты. Ребекка ограничилась тем, что одарила детей – и их учительницу – улыбками, похвалами и словами благодарности за их доброту, за то, что они уделили ей часть своего времени, предназначенного для собственных рождественских развлечений. Дэвид раздумывал над тем, понимает ли Ребекка, что для детей, которые собирались перейти в салон, где для них приготовили чай и щедрое угощение, это было, вероятно, самое незабываемое из всех рождественских празднеств.
Ребекка не протестовала, когда после того, как дети во главе с миссис Мэттьюз удалились, Дэвид перенес ее наверх.
– Ты должна немного отдохнуть, – порекомендовал ей муж, усадив ее на кровать. – Четвертый месяц только что закончился.
– Да, – сказала она. – Да, Дэвид, он закончился. Уже начинается пятый.
Она обычно смотрела на мужа хладнокровно, стараясь контролировать эмоции. Чаще всего невозможно было представить себе, что она думает по тому или иному поводу. Лишь изредка по ее глазам Дэвиду удавалось как-то догадываться о том, что у нее на душе.
Сейчас ее глаза блестели. Они излучали и какие-то опасения, и некоторую надежду. Ребекка хотела, чтобы Дэвид говорил не о четвертом, а о пятом месяце.
– Да, – заметил он. – Начинается пятый месяц. Точно так же, как вскоре начнется новый год. Но ты должна по-прежнему как можно больше отдыхать.
– Да, Дэвид, – согласилась она. Снова он видел перед собой покорную жену.
Как бы он хотел набраться смелости и прорваться сквозь эту завесу таинственности, которой Ребекка себя окружила. Прорваться к истинной Ребекке сквозь это холодное достоинство, сквозь эти отшлифованные за многие годы безупречные манеры. Но он опасался, что может обнаружить за ее внешней оболочкой нечто совершенно непривычное. Вдруг маска окажется лучше того, что скрывается под ней.
– Спасибо за подарок, – произнес Дэвид, прежде чем уйти.
– За шелковую сорочку, которую я сшила собственными руками? – спросила она. – Это грустный подарок. Портной сшил бы гораздо лучше, Дэвид. Но я не смогла тебе что-нибудь купить. А я благодарю тебя за твой подарок. – Она притронулась к надетой на шею бриллиантовой подвеске на золотой цепочке.
Единственный бриллиант на этой цепочке не оттеняли другие драгоценности или модные безделушки. Его не надо было как-то приукрашивать. Ребекка и не стала этого делать. Дэвид подумал, как бы она прореагировала, если бы он похвалил ее за хороший вкус.
– Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, – сказал он, – то я приду к тебе после обеда вместе с папой и Луизой. Возможно, мы сыграем в карты. Ты, хотела бы?
– Да, Дэвид, – ответила она. А может быть, она предпочла бы остаться одна – со своими воспоминаниями?
– Очень хотела бы, – добавила она. Он кивнул и вышел из комнаты. Она сказала то, что думала, рассуждал Дэвид. Для него это было самое чудесное Рождество, которое он только мог припомнить. А на следующий год в доме появится ребенок. Может быть, появится…
Дэвид подумал, не станет ли он искушать судьбу, если признается самому себе, что счастлив. Он и вправду счастлив… Почти… Впереди у него целая жизнь, в течение которой он мог бы сделать счастливой и Ребекку. Помочь ей забыть свое самое большое горе, помочь ей расслабиться и окунуться в отношения взаимной привязанности, снова осознать их брак как самый настоящий, позволить ей родить еще одного-двух детей. Хотя и этот ребенок, которому еще предстоит появиться на свет, принесет им обоим больше счастья, чем можно было бы в данный момент вообразить.
Так размышлял Дэвид, спускаясь вниз по лестнице. Ему сообщили, что и Луиза удалилась к себе для отдыха. «Я счастлив», – снова подумал он.
Почти счастлив…
Глава 16
Рождественские праздники можно было бы считать вполне удавшимися – для них обоих, хотя они откровенно и не говорили об этом. Праздники показались замечательными и Дэвиду, и Ребекке, потому что они вновь ощутили утраченный несколько лет назад дух Рождества. Так думали они оба, хотя никто из них не был уверен, что такое же чувство разделял и другой супруг. И все-таки в конечном счете не все обстояло так хорошо.
Граф и Луиза уехали в Крейборн еще на святки, в традиционный в Англии день раздачи подарков слугам, письмоносцам, посыльным. Граф с графиней стремились поскорее попасть домой, ибо приближался день, когда Луизе предстояло родить. Дэвид проводил их на вокзал и остался сидеть с ними в относительно теплом и удобном экипаже, пока они не услышали пыхтение остановившегося на путях паровоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Она излучает волшебство, – сказала Ребекка. – Это тебе пришла в голову такая удивительная мысль, Дэвид?
Первой неожиданностью для Ребекки стал приход на чай всех живущих поблизости дворян. У всех у них должны были собираться собственные компании или их самих уже куда-нибудь пригласили, но их так беспокоило состояние здоровья Ребекки, что Дэвид уговорил их заглянуть на часок в Стэдвелл, чтобы Ребекка убедилась: по ней скучают, местное общество ее уважает и ценит.
Дэвид не разрешал ей вставать с кресла, и, конечно же, сегодняшняя встреча была гораздо спокойнее и изысканнее, чем та, что прошла за день до этого в холле. Но, несмотря на это, Дэвид с тревогой поглядел на жену, когда все ушли, и граф поставил ей под ноги скамеечку, хотя Ребекка и протестовала, заявив, что не считает себя инвалидом. Дэвид надеялся, что его задумки на этот день не перенапрягут ее.
Вскоре после этого пришли дети – все ученики школы во главе с учительницей. Они выглядели испуганными и возбужденными и с благоговением оглядывались по сторонам. Свой концерт они исполнили два дня назад, но сегодня собирались повторить его специально для графа и графини Хартингтон, а также для виконта и леди Тэвисток. Прежде всего для виконтессы, которая столько времени провела у них в школе, помогая им в овладении чтением и шитьем, научив их тому, что и пение может приносить радость. Графиня Хартингтон, конечно, как и два дня назад в школе, аккомпанировала детям, когда они пели.
Школьники и пели, и танцевали, и декламировали, а также сыграли рождественскую пьеску. Сидя в кресле, из которого он мог наблюдать и за своей женой, и за детским спектаклем, лорд Тэвисток думал, что почему-то никогда еще Рождество не доставляло ему такого удовольствия. На лице Ребекки блуждала теплая улыбка. Дэвид же тайно размышлял, по-прежнему ли она думает о последнем удивительном Рождестве с Джулианом, о котором она начала рассказывать минувшим вечером. Дэвид, однако, отогнал эту мысль прочь.
Он подарил каждому ребенку по мячу. Он вручил их после исполнения рождественской пьесы, а граф тем временем раздавал детям мелкие монеты. Ребекка ограничилась тем, что одарила детей – и их учительницу – улыбками, похвалами и словами благодарности за их доброту, за то, что они уделили ей часть своего времени, предназначенного для собственных рождественских развлечений. Дэвид раздумывал над тем, понимает ли Ребекка, что для детей, которые собирались перейти в салон, где для них приготовили чай и щедрое угощение, это было, вероятно, самое незабываемое из всех рождественских празднеств.
Ребекка не протестовала, когда после того, как дети во главе с миссис Мэттьюз удалились, Дэвид перенес ее наверх.
– Ты должна немного отдохнуть, – порекомендовал ей муж, усадив ее на кровать. – Четвертый месяц только что закончился.
– Да, – сказала она. – Да, Дэвид, он закончился. Уже начинается пятый.
Она обычно смотрела на мужа хладнокровно, стараясь контролировать эмоции. Чаще всего невозможно было представить себе, что она думает по тому или иному поводу. Лишь изредка по ее глазам Дэвиду удавалось как-то догадываться о том, что у нее на душе.
Сейчас ее глаза блестели. Они излучали и какие-то опасения, и некоторую надежду. Ребекка хотела, чтобы Дэвид говорил не о четвертом, а о пятом месяце.
– Да, – заметил он. – Начинается пятый месяц. Точно так же, как вскоре начнется новый год. Но ты должна по-прежнему как можно больше отдыхать.
– Да, Дэвид, – согласилась она. Снова он видел перед собой покорную жену.
Как бы он хотел набраться смелости и прорваться сквозь эту завесу таинственности, которой Ребекка себя окружила. Прорваться к истинной Ребекке сквозь это холодное достоинство, сквозь эти отшлифованные за многие годы безупречные манеры. Но он опасался, что может обнаружить за ее внешней оболочкой нечто совершенно непривычное. Вдруг маска окажется лучше того, что скрывается под ней.
– Спасибо за подарок, – произнес Дэвид, прежде чем уйти.
– За шелковую сорочку, которую я сшила собственными руками? – спросила она. – Это грустный подарок. Портной сшил бы гораздо лучше, Дэвид. Но я не смогла тебе что-нибудь купить. А я благодарю тебя за твой подарок. – Она притронулась к надетой на шею бриллиантовой подвеске на золотой цепочке.
Единственный бриллиант на этой цепочке не оттеняли другие драгоценности или модные безделушки. Его не надо было как-то приукрашивать. Ребекка и не стала этого делать. Дэвид подумал, как бы она прореагировала, если бы он похвалил ее за хороший вкус.
– Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, – сказал он, – то я приду к тебе после обеда вместе с папой и Луизой. Возможно, мы сыграем в карты. Ты, хотела бы?
– Да, Дэвид, – ответила она. А может быть, она предпочла бы остаться одна – со своими воспоминаниями?
– Очень хотела бы, – добавила она. Он кивнул и вышел из комнаты. Она сказала то, что думала, рассуждал Дэвид. Для него это было самое чудесное Рождество, которое он только мог припомнить. А на следующий год в доме появится ребенок. Может быть, появится…
Дэвид подумал, не станет ли он искушать судьбу, если признается самому себе, что счастлив. Он и вправду счастлив… Почти… Впереди у него целая жизнь, в течение которой он мог бы сделать счастливой и Ребекку. Помочь ей забыть свое самое большое горе, помочь ей расслабиться и окунуться в отношения взаимной привязанности, снова осознать их брак как самый настоящий, позволить ей родить еще одного-двух детей. Хотя и этот ребенок, которому еще предстоит появиться на свет, принесет им обоим больше счастья, чем можно было бы в данный момент вообразить.
Так размышлял Дэвид, спускаясь вниз по лестнице. Ему сообщили, что и Луиза удалилась к себе для отдыха. «Я счастлив», – снова подумал он.
Почти счастлив…
Глава 16
Рождественские праздники можно было бы считать вполне удавшимися – для них обоих, хотя они откровенно и не говорили об этом. Праздники показались замечательными и Дэвиду, и Ребекке, потому что они вновь ощутили утраченный несколько лет назад дух Рождества. Так думали они оба, хотя никто из них не был уверен, что такое же чувство разделял и другой супруг. И все-таки в конечном счете не все обстояло так хорошо.
Граф и Луиза уехали в Крейборн еще на святки, в традиционный в Англии день раздачи подарков слугам, письмоносцам, посыльным. Граф с графиней стремились поскорее попасть домой, ибо приближался день, когда Луизе предстояло родить. Дэвид проводил их на вокзал и остался сидеть с ними в относительно теплом и удобном экипаже, пока они не услышали пыхтение остановившегося на путях паровоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118