Оставалось надеяться, что Лайонел не догадался, чего она ждала, вставая.
Он вел себя как истый джентльмен. Осторожно отпустив ее руку, он поклонился и сказал:
– Вы сделали меня счастливейшим из смертных, мисс Уинвуд.
Она хотела, чтобы он называл ее Дженнифер, а она его – Лайонелом, как давно уже звала в мечтах. Но вдруг такое предложение покажется ему нескромным и преждевременным? И тут она подумала о том, что скованность и формальность их общения – всего лишь результат смущения! Для мужчины попросить руки женщины куда сложнее, чем женщине принять предложение. Роль женщины пассивна, в то время как мужчине надлежит действовать. Дженнифер мысленно поменялась ролями с Керзи. Она попыталась представить, что испытывала бы утром, если бы ей надлежало проявить инициативу и произнести те самые слова. Дженнифер сочувственно улыбнулась Керзи.
– Я очень рада этому, милорд, – сказала она, – и готова посвятить свою жизнь тому, чтобы вы были счастливы со мной.
Беседа прервалась, так как в салон вернулись родители. Никто из них не скрывал выжидательных взглядов. Дженнифер пребывала в эйфории, не думая ни о чем, кроме того, что наконец обрела уверенность в счастливом будущем. Официальное предложение сделано, и их браку с Лайонелом уже ничто не мешает.
Они поженятся в конце июня. А пока будут вместе ходить в театр, появляться на балах, обедах, концертах, гулять в парке, но все, разумеется, должно быть в рамках приличий. Через месяц состоится официальная помолвка с дарением кольца и всеми прочими атрибутами. В честь помолвки будет дан роскошный бал в особняке графа Рашфорда. И еще через месяц молодые вступят в законный брак.
Итак, остается два месяца – и Дженнифер станет виконтессой Керзи, женой Керзи. А за два месяца она должна привыкнуть к нему. Подружиться. А затем навеки стать его спутницей, матерью его детей.
Все это походило на сказку. Дженнифер чувствовала себя на седьмом небе, поглядывая на Лайонела, пока их отцы беседовали о чем-то. Он тоже смотрел на нее. Серьезно, без улыбки. Как раньше, до предложения. Эти два месяца послужат исчезновению неловкости, которая чуть-чуть испортила сегодняшнее утро. Ровно настолько, чтобы счастье нельзя было назвать абсолютным. Впрочем, неловкость – дело обычное и вполне понятное; предложение руки и сердца даже при самых благоприятных обстоятельствах редко обходится без определенной напряженности.
Теперь все позади. С каждым днем им будет легче и лучше друг с другом, и к концу второго месяца счастье будет полным. И целая жизнь впереди.
Дженни ликовала: она любила и была любима самым красивым мужчиной в мире. Он вновь поцеловал ей руку при прощании. Граф сделал то же самое, а графиня обняла Дженни и даже смахнула пару слезинок.
Едва отец с несколькими напутственными словами отпустил Дженнифер, она, перепрыгивая через ступени, бросилась наверх, к Саманте. Ее желание поделиться с кем-то радостью было так естественно.
* * *
Граф Торнхилл взял за правило приезжать в парк в тот час, когда там собиралась светская публика. На этот раз его сопровождали двое – сэр Альберт Бойл и их общий приятель лорд Фрэнсис Неллер.
В парке было многолюдно, но вопреки собственным, ожиданиям Торнхилл почти не испытывал смущения. Многих мужчин он уже успел повидать накануне в «Уайтсе» и убедился, что никто не придавал большого значения слухам. В их кругу многое прощали виновнику скандала, если тот был одного с ними пола.
Некоторые из дам, большей частью в возрасте, знали его и всем своим видом показывали, что дадут ему немедленный отпор, предоставь он им такую возможность. Впрочем, все они были слишком хорошо воспитаны, чтобы устраивать сцены. Но большинство дам были ему не знакомы, что совсем неудивительно, ведь прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз был в Лондоне.
Все проходило, в общем, неплохо, и Гейб уже уверился в том, что правильно поступил, решив вначале посетить Лондон и только потом поехать в поместье. Если бы он сделал наоборот, то публика утратила бы к нему всякий интерес и он стал бы для них чем-то вроде заплесневелого сухаря – залежавшиеся новости перестают быть лакомым кусочком, чтобы смаковать его с удовольствием.
– Как жаль, – сказал сэр Альберт, окидывая взглядом гуляющих, – нигде ее не видно. Вернее, их.
Знаешь, Фрэнк, она самая аппетитная из блондинок, на которых мне доводилось положить глаз. А ее компаньонка обладает ножками, которые вскружили голову Гейбу. Он представлял, как она обхватит его ногами и… Что-то в этом роде. Но, увы, ни той ни другой здесь нет.
Лорд Фрэнсис расхохотался.
– Надеюсь, он ей об этом не сказал. Может, в Швейцарии этот способ ухаживания считается нормой, но англичанка подняла бы такой шум, что ему, бедолаге, пришлось бы целый месяц встречаться на рассвете с дядюшками, братьями и прочими родственниками леди, вызывающими его на дуэль каждый по очереди. Так что избави Бог тебя, Гейб, от такой ошибки.
– Я попридержу свои мысли при себе, – сказал граф, усмехаясь. – Я и так сглупил, поделившись ими с Берти. В любом случае девушки уже, наверное, приглашены куда-нибудь сегодня. Или, что тоже возможно, они еще не представлены обществу. Чем еще можно объяснить их вчерашнюю уединенную прогулку?
Но по правде сказать, Гейб тоже надеялся их увидеть, особенно рыженькую. Удивительно, но она ему снилась ночью и во сне говорила ему, что он должен ехать домой, что там его место.
Улыбка сама собой сползла с лица, и граф даже пропустил какую-то остроумную реплику лорда Фрэнсиса, так рассмешившую Альберта. «Верно, – думал Гейб. – Все верно?»
Для приезда в Лондон у него была еще одна причина, о которой он даже себе признавался неохотно. Гейб не был суеверен, но тут что-то словно подталкивало его. Он испытывал странное возбуждение и восторг. Будто здесь, в городе, его ждала судьба. И теперь он решил, что предчувствие его не обмануло. Он оказался в нужное время и в нужном месте.
Граф Торнхилл знал, что однажды он столкнется с бывшим любовником Кэтрин. Конечно, обычаи вызывать обидчика на дуэль, чтобы влепить ему пулю в лоб, давно канул в Лету, и тем не менее Гейб жаждал мести. Отец его умер, он стал главой семьи, которая была обесчещена. Кроме того, ему нравилась Кэтрин, иначе он не стал бы тратить на нее два года из своей жизни. Не будь она женщиной, достойной уважения, ей пришлось бы одной пережить все тяготы случайного романа. Но даже несмотря на поддержку Гейба, в душе Кэтрин осталась глубокая рана. Да, она очень любила свою маленькую дочь и сейчас жила только ради нее, но еще не раз придется ей почувствовать, как нелегко одной воспитывать ребенка, когда вся ответственность ложится на мать.
Для так называемого отца никаких проблем не существовало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Он вел себя как истый джентльмен. Осторожно отпустив ее руку, он поклонился и сказал:
– Вы сделали меня счастливейшим из смертных, мисс Уинвуд.
Она хотела, чтобы он называл ее Дженнифер, а она его – Лайонелом, как давно уже звала в мечтах. Но вдруг такое предложение покажется ему нескромным и преждевременным? И тут она подумала о том, что скованность и формальность их общения – всего лишь результат смущения! Для мужчины попросить руки женщины куда сложнее, чем женщине принять предложение. Роль женщины пассивна, в то время как мужчине надлежит действовать. Дженнифер мысленно поменялась ролями с Керзи. Она попыталась представить, что испытывала бы утром, если бы ей надлежало проявить инициативу и произнести те самые слова. Дженнифер сочувственно улыбнулась Керзи.
– Я очень рада этому, милорд, – сказала она, – и готова посвятить свою жизнь тому, чтобы вы были счастливы со мной.
Беседа прервалась, так как в салон вернулись родители. Никто из них не скрывал выжидательных взглядов. Дженнифер пребывала в эйфории, не думая ни о чем, кроме того, что наконец обрела уверенность в счастливом будущем. Официальное предложение сделано, и их браку с Лайонелом уже ничто не мешает.
Они поженятся в конце июня. А пока будут вместе ходить в театр, появляться на балах, обедах, концертах, гулять в парке, но все, разумеется, должно быть в рамках приличий. Через месяц состоится официальная помолвка с дарением кольца и всеми прочими атрибутами. В честь помолвки будет дан роскошный бал в особняке графа Рашфорда. И еще через месяц молодые вступят в законный брак.
Итак, остается два месяца – и Дженнифер станет виконтессой Керзи, женой Керзи. А за два месяца она должна привыкнуть к нему. Подружиться. А затем навеки стать его спутницей, матерью его детей.
Все это походило на сказку. Дженнифер чувствовала себя на седьмом небе, поглядывая на Лайонела, пока их отцы беседовали о чем-то. Он тоже смотрел на нее. Серьезно, без улыбки. Как раньше, до предложения. Эти два месяца послужат исчезновению неловкости, которая чуть-чуть испортила сегодняшнее утро. Ровно настолько, чтобы счастье нельзя было назвать абсолютным. Впрочем, неловкость – дело обычное и вполне понятное; предложение руки и сердца даже при самых благоприятных обстоятельствах редко обходится без определенной напряженности.
Теперь все позади. С каждым днем им будет легче и лучше друг с другом, и к концу второго месяца счастье будет полным. И целая жизнь впереди.
Дженни ликовала: она любила и была любима самым красивым мужчиной в мире. Он вновь поцеловал ей руку при прощании. Граф сделал то же самое, а графиня обняла Дженни и даже смахнула пару слезинок.
Едва отец с несколькими напутственными словами отпустил Дженнифер, она, перепрыгивая через ступени, бросилась наверх, к Саманте. Ее желание поделиться с кем-то радостью было так естественно.
* * *
Граф Торнхилл взял за правило приезжать в парк в тот час, когда там собиралась светская публика. На этот раз его сопровождали двое – сэр Альберт Бойл и их общий приятель лорд Фрэнсис Неллер.
В парке было многолюдно, но вопреки собственным, ожиданиям Торнхилл почти не испытывал смущения. Многих мужчин он уже успел повидать накануне в «Уайтсе» и убедился, что никто не придавал большого значения слухам. В их кругу многое прощали виновнику скандала, если тот был одного с ними пола.
Некоторые из дам, большей частью в возрасте, знали его и всем своим видом показывали, что дадут ему немедленный отпор, предоставь он им такую возможность. Впрочем, все они были слишком хорошо воспитаны, чтобы устраивать сцены. Но большинство дам были ему не знакомы, что совсем неудивительно, ведь прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз был в Лондоне.
Все проходило, в общем, неплохо, и Гейб уже уверился в том, что правильно поступил, решив вначале посетить Лондон и только потом поехать в поместье. Если бы он сделал наоборот, то публика утратила бы к нему всякий интерес и он стал бы для них чем-то вроде заплесневелого сухаря – залежавшиеся новости перестают быть лакомым кусочком, чтобы смаковать его с удовольствием.
– Как жаль, – сказал сэр Альберт, окидывая взглядом гуляющих, – нигде ее не видно. Вернее, их.
Знаешь, Фрэнк, она самая аппетитная из блондинок, на которых мне доводилось положить глаз. А ее компаньонка обладает ножками, которые вскружили голову Гейбу. Он представлял, как она обхватит его ногами и… Что-то в этом роде. Но, увы, ни той ни другой здесь нет.
Лорд Фрэнсис расхохотался.
– Надеюсь, он ей об этом не сказал. Может, в Швейцарии этот способ ухаживания считается нормой, но англичанка подняла бы такой шум, что ему, бедолаге, пришлось бы целый месяц встречаться на рассвете с дядюшками, братьями и прочими родственниками леди, вызывающими его на дуэль каждый по очереди. Так что избави Бог тебя, Гейб, от такой ошибки.
– Я попридержу свои мысли при себе, – сказал граф, усмехаясь. – Я и так сглупил, поделившись ими с Берти. В любом случае девушки уже, наверное, приглашены куда-нибудь сегодня. Или, что тоже возможно, они еще не представлены обществу. Чем еще можно объяснить их вчерашнюю уединенную прогулку?
Но по правде сказать, Гейб тоже надеялся их увидеть, особенно рыженькую. Удивительно, но она ему снилась ночью и во сне говорила ему, что он должен ехать домой, что там его место.
Улыбка сама собой сползла с лица, и граф даже пропустил какую-то остроумную реплику лорда Фрэнсиса, так рассмешившую Альберта. «Верно, – думал Гейб. – Все верно?»
Для приезда в Лондон у него была еще одна причина, о которой он даже себе признавался неохотно. Гейб не был суеверен, но тут что-то словно подталкивало его. Он испытывал странное возбуждение и восторг. Будто здесь, в городе, его ждала судьба. И теперь он решил, что предчувствие его не обмануло. Он оказался в нужное время и в нужном месте.
Граф Торнхилл знал, что однажды он столкнется с бывшим любовником Кэтрин. Конечно, обычаи вызывать обидчика на дуэль, чтобы влепить ему пулю в лоб, давно канул в Лету, и тем не менее Гейб жаждал мести. Отец его умер, он стал главой семьи, которая была обесчещена. Кроме того, ему нравилась Кэтрин, иначе он не стал бы тратить на нее два года из своей жизни. Не будь она женщиной, достойной уважения, ей пришлось бы одной пережить все тяготы случайного романа. Но даже несмотря на поддержку Гейба, в душе Кэтрин осталась глубокая рана. Да, она очень любила свою маленькую дочь и сейчас жила только ради нее, но еще не раз придется ей почувствовать, как нелегко одной воспитывать ребенка, когда вся ответственность ложится на мать.
Для так называемого отца никаких проблем не существовало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62