Так очаровательно и мило вступил в мировую войну бравый
солдат Швейк. Историков заинтересует, как сумел он столь далеко
заглянуть в будущее. Если позднее события развернулись не
совсем так, как он излагал "У чаши", то мы должны иметь в виду,
что Швейк не получил нужного дипломатического образования.
Глава II. БРАВЫЙ СОЛДАТ ШВЕЙК В ПОЛИЦЕЙСКОМ УПРАВЛЕНИИ
Сараевское покушение наполнило полицейское управление
многочисленными жертвами. Их приводили одну за другой, и старик
инспектор, встречая их в канцелярии для приема арестованных,
добродушно говорил:
-- Этот Фердинанд вам дорого обойдется!
Когда Швейка заперли в одну из бесчисленных камер в первом
этаже, он нашел там общество из шести человек. Пятеро сидели
вокруг стола, а в углу на койке, как бы сторонясь всех, сидел
шестой -- мужчина средних лет. Швейк начал расспрашивать одного
за другим, за что кого посадили. От всех пяти, сидевших за
столом, он получил почти один и тот же ответ.
-- Из-за Сараева.
-- Из-за Фердинанда.
-- Из-за убийства эрцгерцога.
-- За Фердинанда.
-- За то, что в Сараеве прикончили эрцгерцога.
Шестой,-- он всех сторонился,-- заявил, что не желает
иметь с этими пятью ничего общего, чтобы на него не пало
подозрения,-- он сидит тут всего лишь за попытку убийства
голицкого мельника с целью грабежа.
Швейк подсел к обществу заговорщиков, которые уже в
десятый раз рассказывали друг другу, как попали в тюрьму.
Все, кроме одного, были схвачены либо в трактире, либо в
винном погребке, либо в кафе. Исключение составлял необычайно
толстый господин с заплаканными глазами в очках; он был
арестован у себя на квартире, потому что за два дня до
сараевского покушения заплатил по счету за двух сербских
студентов-техников "У Брейшки", а кроме того, агент Брикси
видел его, пьяного, в обществе этих студентов в "Монмартре" на
Ржетезовой улице, где, как преступник сам подтвердил в
протоколе своей подписью, он тоже платил за них по счету.
На предварительном следствии в полицейском участке на все
вопросы он вопил одну и ту же стереотипную фразу:
-- У меня писчебумажный магазин!
На что получал такой же стереотипный ответ:
-- Это для вас не оправдание.
Другой, небольшого роста господин, с которым та же
неприятность произошла в винном погребке, был преподавателем
истории. Он излагал хозяину этого погребка историю разных
покушений. Его арестовали в тот момент, когда он, заканчивая
общий психологический анализ покушения, объявил:
-- Идея покушения проста, как колумбово яйцо.
-- Как то, что вас ждет Панкрац,-- дополнил его вывод
полицейский комиссар при допросе.
Третий заговорщик был председателем благотворительного
кружка в Годковичках "Добролюб". В день, когда было произведено
покушение, "Добролюб" устроил в саду гулянье с музыкой. Пришел
жандармский вахмистр и потребовал, чтобы участники разошлись,
так как Австрия в трауре. На это председатель "Добролюбах
добродушно сказал:
-- Подождите минуточку, вот только доиграют "Гей,
славяне".
Теперь он сидел повесив голову и причитал:
-- В августе состоятся перевыборы президиума. Если к тому
времени я не попаду домой, может случиться, что меня не
выберут. Меня уже десять раз подряд избирали председателем.
Такого позора я не переживу.
Удивительную штуку сыграл покойник Фердинанд с четвертым
арестованным, о котором следует сказать, что это был человек
открытого характера и безупречной честности. Целых два дня он
избегал всяких разговоров о Фердинанде и только вечером в кафе
за "марьяжем", побив трефового короля козырной бубновой
семеркой, сказал:
-- Семь пулек, как в Сараеве!
У пятого, который, как он сам признался, сидит "из-за
этого самого убийства эрцгерцога в Сараеве", еще до сих пор от
ужаса волосы стояли дыбом и была взъерошена борода, так что его
голова напоминала морду лохматого пинчера. Он был арестован в
ресторане, где не вымолвил ни единого слова, этот даже не читал
газет об убийстве Фердинанда: в полном одиночестве он сидел у
стола, как вдруг к нему подошел какой-то господин, сел напротив
и быстро спросил:
-- Читали об этом?
-- Не читал.
-- Знаете про это?
-- Не знаю.
-- А знаете, в чем дело?
-- Не знаю и знать не желаю.
-- Все-таки это должно было бы вас интересовать.
-- Не знаю, что для меня там интересного. Я выкурю сигару,
выпью несколько кружек пива и поужинаю. А газет не читаю.
Газеты врут. Зачем себе нервы портить?
-- Значит, вас не интересует даже это сараевское убийство?
-- Меня вообще никакие убийства не интересуют. Будь то в
Праге, в Вене, в Сараеве или в Лондоне. На то есть
соответствующие учреждения, суды и полиция. Если кого где
убьют, значит так ему и надо. Не будь болваном и не давай себя
убивать.
На том разговор и окончился. С этого момента через каждые
пять минут он только громко уверял:
-- Я не виновен, я не виновен!
С этими словами он вошел в ворота полицейского управления.
И то же самое он будет твердить, когда его повезут в пражский
уголовный суд. С этими словами он войдет и в свою тюремную
камеру.
Выслушав эти страшные истории государственных изменников,
Швейк счел уместным разъяснить заключенным всю безнадежность их
положения.
-- Наше дело дрянь,-- начал он слова утешения.-- Это
неправда, будто вам, всем нам ничего за это не будет. На что же
тогда полиция, как не для того, чтобы наказывать нас за наш
длинный язык? Раз наступило такое тревожное время, что стреляют
в эрцгерцогов, так нечего удивляться, что тебя ведут в полицию.
Все это для шика, чтобы Фердинанду перед похоронами сделать
рекламу. Чем больше нас здесь наберется, тем лучше для нас:
веселее будет. Когда я служил на военной службе, у нас как-то
посадили полроты. А сколько невинных людей осуждено не только
на военной службе, но и гражданскими судами! Помню, как-то одну
женщину осудили за то, что она удавила своих новорожденных
близнецов. Хотя она клялась, что не могла задушить близнецов,
потому что у нее родилась только одна девочка, которую ей
совсем безболезненно удалось придушить, ее все-таки осудили за
убийство двух человек. Или возьмем, к примеру, того невинного
цыгана из Забеглиц, что вломился в мелочную лавочку в ночь под
рождество: он клялся, что зашел погреться, но это ему не
помогло. Уж коли попал в руки правосудия -- дело плохо. Плохо,
да ничего не попишешь. Все-таки надо признать,-- не все люди
такие мерзавцы, как о них можно подумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212