), другого — Китайцем (за сухую, желтоватую кожу), третьего — Надсмотрщиком, словно на сахарной плантации (за суровость), нынешнего — Индейцем, что его вполне устраивало, ибо гипсовый или глиняный индеец красовался не в одном «святилище» рядом со статуэтками Чанго и Огуна, считавшихся олицетворениями грома и железа. В том, что произошло в Сантьяго,— к радости многих и крайнему испугу прочих — проявило и утвердило себя молодое стремление все обновить, начать сначала. «Мы уже задыхались,— сказала Мирта.— А это — как второе дыхание».— «Однако,— сказал мой муж,— его не хватило на победу».— «Удивительнее всего,— сказал Каликсто, — что люди эти из самых разных слоев. Да, там были студенты, но и служащие, и рабочие, больше того — женщины из буржуазных семейств». Меня удивило, что он знает обо всем этом. «Понимаете, мадам... Я ведь не только танцую. На Пласа-Вьеха, в кабачке, у стойки, узнаешь многое, чего в газетах не сыщешь. Мы называем это «радио Бемба» ». («А французы — арабским телефоном»,— подумала я.) Через несколько дней голосом своих газет заговорил Батиста: «Порядок полностью восстановлен по всей стране». «А здесь ничего и не было»,— сказал Энрике, скрывая под насмешкою горечь. (Годы спустя, у моря, столь непохожего на море моего детства — «La mer, la mer, toujour recommencee...» — и все же шумевшего тяжко и глухо, как то, другое, под чей глухой и тяжкий шум мне явилось когда-то дивное предание о Стеньке Разине; годы спустя я прочитала в книге, прославленной к тому времени, что же было в знаменательный день, чьи события казались мне совершенной неразберихой. В книге этой, вернувшей меня к началу всех начал, было написано: «Правительство заявило, что нападение было проведено так организованно и точно, что это свидетельствует об участии военных специалистов в разработке плана. Более абсурдного утверждения нельзя и придумать. План разработан группой юношей, из которых никто не имел военного опыта... Гораздо труднее было организовать и подготовить, подобрать людей и оружие в условиях террористического режима, который затрачивает миллионы песо на шпионаж, подкуп и доносы, но... юноши вместе со многими другими людьми осуществили эти задачи с невероятной серьезностью, осмотрительностью и верностью делу... Сосредоточение людей, которые прибыли в эту провинцию из самых отдаленных селений острова, было осуществлено с исключительной точностью и в обстановке абсолютной тайны. Верно также, что нападение было блестяще скоординировано... Наше движение не имело никакой связи с прошлым... Мы были новым поколением Кубы... молодыми людьми, которым не исполнилось и семи лет, когда Батиста начал совершать свои первые преступления в 1934 году...») Раз, два, три... Раз, и-и-и два, и-и-и три... Раз, два, три... Раз, и-и-и два, и-и-и-и три... раз, два, три. раз, и-и-и два, и-и-и три... Я снова )шла в работу, и увлеклась донельзя, тем паче, что в новой школе открылись новые таланты. В старой, у парка Ведадо, все шло по-прежнему, появлялись новые девицы и уходили, как пришли* а в «Детский садик Терпсихоры», как называла мою вторую школу Тереса, поступили люди, достойные всяческого внимания: два брата, очень молодых и небывало даровитых; Нила, молодая мулатка с поразительным темпераментом; еще несколько непослушных, упрямых мальчишек, которых я тщетно убеждала, что балет не только педиков», пока их не убедила музыка, пришедшаяся в лад их чувствам, особенно «Направление» Эдгара Вареза, написанное для ударных инструментов, новое и для меня самой, ибо его только что записали на пластинку. Через год, думала я, когда придут новые ученики, я отберу, кто получше, и с Миртой и Каликсто (которые делали огромные успехи) мы начнем потихоньку, не спеша ставить «Весну» — мою мечту и цель моей нынешней жизни,— тем более что, изучая партитуру в нью-йоркском издании 1947 года, я с удивлением обнаружила, что в выходе Старейшего прибавлена, быть может после, партия для кубинского гуиро и точно указано, как исполнять эту мелодию. Суеверная на свой лад, я люблю такие случайности, и эта показалась мне добрым знамением. Когда я рассказала Энрике о своей находке, он не без иронии привел цитату из недавно читанной книги: «Действительно только варвары способны были омолодить дряхлый мир гибнущей цивилизации».— «Кто это сказал?» — «Фридрих Энгельс, в «Происхождении семьи»1.— «А, вот ты чем занялся!» — «Да, знаешь, теперь — кто меньше, кто больше — многие хотят разобраться в некоторых вещах... Кстати,твой Каликсто очень любит определенных авторов».— «По мне, пускай читает, что хочет,— сказала я.— Лишь бы книги не мешали его настоящему призванию. Что же до прочего...— Я показала на маленькую витринку, где, как на алтаре, стояла туфелька, подаренная мне Павловой, и продекламировала:— «В ней сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио»
Однажды вечером в нашу жизнь вошел новый персонаж. Я как раз задремала над «Пасторальной симфонией» Андре Жида (которая отсюда, издалека, из мест, которых не достигала преувеличенная, на мой взгляд, слава ее автора, казалась смешением мелодрамы в суровом кальвинистском духе и слащавого чтива), когда появился явно подвыпивший Энрике: «А я привел гостя...— сказал он.— Хочет с тобой познакомиться... Да иди как есть. Он человек свой». Я причесалась наспех, что-то накинула на себя, машинально взяла книгу, чтобы поставить на место, и вышла на плоскую крышу, служившую нам террасой, где бодрый, незнакомый голос приветствовал меня довольно странно: «Что, «Симфония»? Верно Энрике говорил, что ты не из робких! Да этот роман такой же нудный, как «Марианела» Гальдоса... Видите ли, слепые прозревают и узнают, что любили не Гарри Купера или гам Мэрилин Монро, а истинное чудище! Меня от этих историй воротит. А тебя?» Удивившись такому началу, я сразу все поняла, как только услышала имя: Хосе Антонио («Помнишь, я рассказывал тебе тогда в Валенсии...»). Я помнила. Как не помнить погребок анархистов, мехи, полные вина, и длинный рассказ раненого солдата, который изменил мою судьбу... Именно этот человек отвратил моего теперешнего мужа от пикадоров Сулоаги и привел по мосту «Эспри Нуво» к «Гернике» Пикассо. Именно он был тем самым старшим другом, которого обретает каждый мальчик, чтобы, к добру или худу, узнать настоящую жизнь; тем жрецом, который появляется, когда нужно обличить пустоту и фальшь взрастившей тебя среды. Энрике уже немало лет не слыхал о нем, а сегодня встретил на званом обеде (теперь он нередко посещал их, по его словам—«чтобы ловить заказчиков», а я не ходила, все больше отвращаясь от пустой траты времени на болтовню, состоящую из злословия и банальностей). Гость пристально глядел на меня, изучал, оценивал. «Угости нас виски,— сказал муж.— Только не «Четыре розы», тебе обманом всучили эту мерзость, она пахнет, как стол председателя страховой компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141