Отвертку я выбросил. Я чист. Свеж. Ни дать ни взять — мальчик из церковного хора.
Мама, должно быть, что-то заподозрила. Посмотрела на меня и вздохнула. Бедная мама. Я люблю ее. Немножко.
Джини тоже странно выглядела. Наверное, была пьяна. Она сидела в тюрьме. Думает, что никто не подозревает об этом, но мне-то все известно. Я знаю о ней и еще кое-что. Однажды, когда она думала, что никого в доме нет (папа повез маму к кардиологу, а я был здесь, в маминой спальне, разглядывал ее платья), я слышал, как Джини разговаривала по телефону. Она говорила о том, что вынуждена скрываться. Что боится полиции. Упомянула какую-то мадам Фик, «набитую бабками сволочь». Своему собеседнику она велела ни в коем случае ей не писать и прочее. Полагаю, она перед тем подвыпила. Я пораскинул мозгами. Думаю, она воровка. Впрочем, я незаметно слежу за ней. Воров здесь не слишком жалуют.
Но сегодня я чересчур добродушен для того, чтобы проявлять строгость. Если только на ужин будет картофель фри, этот день станет самым прекрасным в моей жизни. Целую вас всех, болваны, которым никогда не удастся меня прочитать.
Дневник Джини
Он сделал это. Сделал.
Все они ели с большим аппетитом. Я приготовила цыпленка и картофель фри. Это она мне так велела. Она… Именно поэтому — для него, для своего монстра!
Она знает, кто он, любит его и балует. Он потрошит несчастных девиц, а она преподносит ему картофель фри для полного счастья!
О! Боже Милосердный, если у тебя нет на сегодня каких-то особых планов, сделай так, чтобы они умерли! Все четверо. Сгорели при пожаре. Я ведь сейчас спалю эту халупу. Похоже, увидев свое имя в записках какого-то чокнутого, я сдрейфила, как никогда в жизни. Чокнутого, который следит за мной потому, что я воровка. И он… нет, просто бред какой-то!
Мне нужно пойти в полицию. Я расскажу им про убийство. Они начнут расследовать. Все про них. И про меня. И упрячут меня куда подальше. В тюрягу. Годика на два-три. Или больше, учитывая, что с рецидивистами не цацкаются. Ладно, не рыпайся. Ты загнана в угол. Вот это-то и выводит меня из себя: загнана в угол. И что же он собирается делать теперь? Скольких еще намерен ухайдакать?
Всякий раз, когда я поднимаюсь наверх, у меня колотится сердце. Кажется, будто он следует за мной по пятам, поднимает руки, и стоит только мне обернуться — в мое горло вонзится нож и я увижу его безумные глаза. Глаза Кларка, или Марка, или Старка, или Джека. Глаза любителя картофеля фри. А ведь это след — любитель картофеля, это…
Нужно хорошенько подумать. Плохо, что они так похожи друг на друга.
Кларк любит картошку. В этом-то я уверена: он всегда таскает ее у меня с кухни. Впрочем, все они, стоит только отвернуться, вечно таскают что-нибудь из холодильника, будто бы за столом не обожрались! Едва купишь продукты, как нужно идти за ними по-новой. А кто по ночам бросает пустые пакеты из-под молока и коробки из-под хлопьев? Браво, вы угадали.
На чем бишь я остановилась? Ах да, картофель фри. Джек накладывал его себе дважды, нет — трижды. Он ест его с кетчупом, страшно набивая себе при этом рот. А потом принимает мечтательный вид субъекта, сочиняющего концерт, напичканный трехэтажными восьмыми, но предварительно набивает себе брюхо до отказа! Старк сказал: «Шикарно — картофель фри!». Щелкнул пальцами и обнял мать. Чтобы поблагодарить? Марк был более сдержан. Но и он взял себе добавки. Выпил вина. Обычно он его не пьет. Может быть, потому, что скрывает все — и свои вкусы, и все это? Может быть, он все время, постоянно играет роль — в случае, если… Выпил вина. В честь чего? Доктор в кои-то веки был доволен. Смеялся. Должно быть, вчерашний вечер поэзии удался на славу!
Шайка отбросов. Хочется выпить чего-нибудь покрепче. Но спускаться вниз страшно. Уверена: ночью он рыскает повсюду, вынашивая в голове грязные мысли. Потирая окровавленные руки. Дрожь пробирает от этого. Тяпну-ка я джина!
Дневник убийцы
Скучно. В газетах больше не пишут о девушке. Поскольку сейчас каникулы, мы все здесь, варимся в собственном соку. Каникулы мы всегда проводим вместе, как и положено дружной семье. Мама довольна, она напевает, вяжет и грустно мне улыбается.
Папа вечно где-то пропадает. Кларк сказал, что у него есть любовница. Марк напустил на себя смущенный вид. Марк у нас притворно стыдлив. Джек играет на фортепьяно и сочиняет песни. Старк целыми днями не вылезает из своей комнаты, что-то мастерит. Мы — паиньки. Смотрим телевизор. Джини говорит, что от телевизора люди дуреют. Ну ей-то, во всяком случае, это уже не грозит.
Джек сказал папе, что в тот вечер, когда произошло убийство, мы были в Демберри. Кларк сказал: да, нам еще повезло, вполне могли нарваться на этого психа. Старк сказал, что мы видели ту девушку в баре, а Марк сказал, что она была весьма соблазнительной. Все мы были удручены. Я в душе смеялся. Смотрел на их физиономии — у всех соответствующие обстоятельствам — и смеялся.
Но кем был я? Кем?
Ломайте головы, грязные ищейки! Я не так уж глуп — никогда вы этого не узнаете.
Дневник Джини
Достаточно было бы взять эти записки и пойти в комиссариат. Так просто. О, Джини, Джини, да кто ты такая? Курица мокрая, рохля, преступница.
Слишком много я сейчас пью, нужно остановиться. Тем более что этот купленный по дешевке джин — мерзость.
Все они дома, развалились перед этим проклятым телевизором. Можно подумать — не просто близнецы, а сиамские! Парням по восемнадцать, а они словно приклеены друг к дружке! Вечно вертятся под ногами, выскакивают оттуда, откуда не ждешь; думаешь, что один из них справа, а он тут же возникает слева, и всякий раз я подскакиваю от неожиданности. А она все время вяжет. У доктора много работы. Возвращаясь, брюзжит и требует есть. Так что вкалывать мне сейчас приходится — будь здоров. Они беспрестанно чего-нибудь хотят; а доктор сказал, что бренди, по его мнению, слишком уж быстро кончается. Нужно мне себя немножко сдерживать.
Эта история не выходит у меня из головы. Чокнуться можно. Но куда смотрит полиция? Шайка бездарей какая-то! Только на то и годятся, чтобы запихивать в кутузку несчастных девушек! Слушайте, пора мне самой браться за отвертку! Ухайдакать их всех и увести денежки. Невесть что приходит на ум.
Нужно спрятать эту тетрадь. Откуда я могу быть уверена, что он не станет здесь рыться. Проще было бы не писать вовсе, но не могу я держать все это в себе. Когда пишешь, и соображать становится гораздо легче. В камере мы с Мартой записывали все, что с нами происходило, как проходит время и прочее. Тут нужно разобраться. Подумать хорошенько, перечитать свои записи, сделать выводы. И я перечитываю.
Первым делом складывается такое впечатление, что нападает он только на женщин. А это уже кое-что. Ведь в обоих случаях речь идет о женщинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Мама, должно быть, что-то заподозрила. Посмотрела на меня и вздохнула. Бедная мама. Я люблю ее. Немножко.
Джини тоже странно выглядела. Наверное, была пьяна. Она сидела в тюрьме. Думает, что никто не подозревает об этом, но мне-то все известно. Я знаю о ней и еще кое-что. Однажды, когда она думала, что никого в доме нет (папа повез маму к кардиологу, а я был здесь, в маминой спальне, разглядывал ее платья), я слышал, как Джини разговаривала по телефону. Она говорила о том, что вынуждена скрываться. Что боится полиции. Упомянула какую-то мадам Фик, «набитую бабками сволочь». Своему собеседнику она велела ни в коем случае ей не писать и прочее. Полагаю, она перед тем подвыпила. Я пораскинул мозгами. Думаю, она воровка. Впрочем, я незаметно слежу за ней. Воров здесь не слишком жалуют.
Но сегодня я чересчур добродушен для того, чтобы проявлять строгость. Если только на ужин будет картофель фри, этот день станет самым прекрасным в моей жизни. Целую вас всех, болваны, которым никогда не удастся меня прочитать.
Дневник Джини
Он сделал это. Сделал.
Все они ели с большим аппетитом. Я приготовила цыпленка и картофель фри. Это она мне так велела. Она… Именно поэтому — для него, для своего монстра!
Она знает, кто он, любит его и балует. Он потрошит несчастных девиц, а она преподносит ему картофель фри для полного счастья!
О! Боже Милосердный, если у тебя нет на сегодня каких-то особых планов, сделай так, чтобы они умерли! Все четверо. Сгорели при пожаре. Я ведь сейчас спалю эту халупу. Похоже, увидев свое имя в записках какого-то чокнутого, я сдрейфила, как никогда в жизни. Чокнутого, который следит за мной потому, что я воровка. И он… нет, просто бред какой-то!
Мне нужно пойти в полицию. Я расскажу им про убийство. Они начнут расследовать. Все про них. И про меня. И упрячут меня куда подальше. В тюрягу. Годика на два-три. Или больше, учитывая, что с рецидивистами не цацкаются. Ладно, не рыпайся. Ты загнана в угол. Вот это-то и выводит меня из себя: загнана в угол. И что же он собирается делать теперь? Скольких еще намерен ухайдакать?
Всякий раз, когда я поднимаюсь наверх, у меня колотится сердце. Кажется, будто он следует за мной по пятам, поднимает руки, и стоит только мне обернуться — в мое горло вонзится нож и я увижу его безумные глаза. Глаза Кларка, или Марка, или Старка, или Джека. Глаза любителя картофеля фри. А ведь это след — любитель картофеля, это…
Нужно хорошенько подумать. Плохо, что они так похожи друг на друга.
Кларк любит картошку. В этом-то я уверена: он всегда таскает ее у меня с кухни. Впрочем, все они, стоит только отвернуться, вечно таскают что-нибудь из холодильника, будто бы за столом не обожрались! Едва купишь продукты, как нужно идти за ними по-новой. А кто по ночам бросает пустые пакеты из-под молока и коробки из-под хлопьев? Браво, вы угадали.
На чем бишь я остановилась? Ах да, картофель фри. Джек накладывал его себе дважды, нет — трижды. Он ест его с кетчупом, страшно набивая себе при этом рот. А потом принимает мечтательный вид субъекта, сочиняющего концерт, напичканный трехэтажными восьмыми, но предварительно набивает себе брюхо до отказа! Старк сказал: «Шикарно — картофель фри!». Щелкнул пальцами и обнял мать. Чтобы поблагодарить? Марк был более сдержан. Но и он взял себе добавки. Выпил вина. Обычно он его не пьет. Может быть, потому, что скрывает все — и свои вкусы, и все это? Может быть, он все время, постоянно играет роль — в случае, если… Выпил вина. В честь чего? Доктор в кои-то веки был доволен. Смеялся. Должно быть, вчерашний вечер поэзии удался на славу!
Шайка отбросов. Хочется выпить чего-нибудь покрепче. Но спускаться вниз страшно. Уверена: ночью он рыскает повсюду, вынашивая в голове грязные мысли. Потирая окровавленные руки. Дрожь пробирает от этого. Тяпну-ка я джина!
Дневник убийцы
Скучно. В газетах больше не пишут о девушке. Поскольку сейчас каникулы, мы все здесь, варимся в собственном соку. Каникулы мы всегда проводим вместе, как и положено дружной семье. Мама довольна, она напевает, вяжет и грустно мне улыбается.
Папа вечно где-то пропадает. Кларк сказал, что у него есть любовница. Марк напустил на себя смущенный вид. Марк у нас притворно стыдлив. Джек играет на фортепьяно и сочиняет песни. Старк целыми днями не вылезает из своей комнаты, что-то мастерит. Мы — паиньки. Смотрим телевизор. Джини говорит, что от телевизора люди дуреют. Ну ей-то, во всяком случае, это уже не грозит.
Джек сказал папе, что в тот вечер, когда произошло убийство, мы были в Демберри. Кларк сказал: да, нам еще повезло, вполне могли нарваться на этого психа. Старк сказал, что мы видели ту девушку в баре, а Марк сказал, что она была весьма соблазнительной. Все мы были удручены. Я в душе смеялся. Смотрел на их физиономии — у всех соответствующие обстоятельствам — и смеялся.
Но кем был я? Кем?
Ломайте головы, грязные ищейки! Я не так уж глуп — никогда вы этого не узнаете.
Дневник Джини
Достаточно было бы взять эти записки и пойти в комиссариат. Так просто. О, Джини, Джини, да кто ты такая? Курица мокрая, рохля, преступница.
Слишком много я сейчас пью, нужно остановиться. Тем более что этот купленный по дешевке джин — мерзость.
Все они дома, развалились перед этим проклятым телевизором. Можно подумать — не просто близнецы, а сиамские! Парням по восемнадцать, а они словно приклеены друг к дружке! Вечно вертятся под ногами, выскакивают оттуда, откуда не ждешь; думаешь, что один из них справа, а он тут же возникает слева, и всякий раз я подскакиваю от неожиданности. А она все время вяжет. У доктора много работы. Возвращаясь, брюзжит и требует есть. Так что вкалывать мне сейчас приходится — будь здоров. Они беспрестанно чего-нибудь хотят; а доктор сказал, что бренди, по его мнению, слишком уж быстро кончается. Нужно мне себя немножко сдерживать.
Эта история не выходит у меня из головы. Чокнуться можно. Но куда смотрит полиция? Шайка бездарей какая-то! Только на то и годятся, чтобы запихивать в кутузку несчастных девушек! Слушайте, пора мне самой браться за отвертку! Ухайдакать их всех и увести денежки. Невесть что приходит на ум.
Нужно спрятать эту тетрадь. Откуда я могу быть уверена, что он не станет здесь рыться. Проще было бы не писать вовсе, но не могу я держать все это в себе. Когда пишешь, и соображать становится гораздо легче. В камере мы с Мартой записывали все, что с нами происходило, как проходит время и прочее. Тут нужно разобраться. Подумать хорошенько, перечитать свои записи, сделать выводы. И я перечитываю.
Первым делом складывается такое впечатление, что нападает он только на женщин. А это уже кое-что. Ведь в обоих случаях речь идет о женщинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42