Роберт обуздал свой гнев. Франсис стала бы его подстрекать, по ее сейчас с ним не было, а когда он самостоятельно принимал решение, то никому не удавалось довести его до столь разгоряченного состояния.
Роберт поспешно написал записку королю, попросив Якова сделать Вильерса камердинером, а не постельничим, если уж он должен исполнить просьбу королевы и дать юнцу какой-то пост, высокомерно подозвал пажа и велел отнести записку королю.
Яков прочел ее и печально подумал: «Неужели он так никогда ничему не научится?»
Затем он возвел Джорджа Вильерса в рыцари и назначил одним из своих постельничих.
* * *
Честолюбивый сэр Джордж Вильерс не имел ни малейшего желания ссориться с графом Сомерсетом, который все еще занимал самые высокие посты в королевстве. Вильерс понимал, что ему предстоит долгий путь к такому же могуществу. Он был уверен, что, заключив перемирие с Сомерсетом, дав ему понять, что не намеревается занимать его место, мог бы гораздо быстрее добиться большей королевской благосклонности.
Поэтому Вильерс искал возможности переговорить с Сомерсетом. Когда Роберт услышал о том, кто просит встречи с ним, то пришел в гнев – самый неистовый гнев, порождаемый страхом.
Этот парень уверен в себе, если просит у него аудиенции. За кого он его принимает? Неужели он вообразил, что, будучи королевским постельничим, он может поддерживать дружеские отношения с самым главнейшим из министров?
На красивом лице Вильерса было униженное выражение.
– Милорд, – заговорил он, – как любезно с вашей стороны, что вы согласились побеседовать со мной. Я пришел спросить, чем могу служить вам, если вы соблаговолите дать мне какое-нибудь поручение. Мне всегда хотелось добиться вашего покровительства. Предлагаю вам свои скромные услуги.
Ярость Роберта внезапно стала неконтролируемой, потому что в этом молодом человеке он увидел самого себя в те далекие дни, когда король был очарован его изяществом и красотой. Жестоко было просить его быть свидетелем своего заката, когда на горизонте встает новая звезда.
– Прочь с глаз моих! – рявкнул Роберт с перекошенным ртом и пылающим взглядом. – От меня ты не добьешься ни дружбы, пи покровительства. Могу тебе дать только дельный совет. Слушай внимательно, парень, еще одна попытка вкрасться в мое доверие – и я сверну тебе шею!
* * *
– Так вот как вы держите свои обещания! – бушевал Роберт.
– Мои обещания? – удивился Яков. – Что ты имеешь в виду? Что я обещал тебе и не исполнил?
– Вы взяли этого юнца в постельничие!
– Я – король. Тебе следовало бы знать, что я сам выбираю себе джентльменов.
– Джентльменов! Да кто этот молодой человек?
– Если ты имеешь в виду сэра Джорджа Вильерса, я бы сказал, что он такой же джентльмен, каким был Роберт Карр, когда впервые появился при дворе.
– Я же просил вас, если вы не могли не оказать ему милости, сделать его камердинером.
Яков был тверд.
– Я пожелал сделать его постельничим. Неужели я должен снова напоминать тебе, что король здесь я?
Но Роберт не мог обуздать своего гнева. Ему не давала покоя Франсис. Он начинал понимать, что женился на женщине, которую не знает. Он терял свою власть над королем. Весь его мир стал непрочным, и Роберт был встревожен, хотя не совсем понимал почему. Он нуждался в совете умудренного опытом человека, но все его советчики и друзья были мертвы. Нортгемптон! Овербери!
Воспоминание об Овербери угнетало Роберта больше прежнего.
– Вы не держите своих обещаний! – сорвался он. – Вы поступаете со мной нечестно!
– Роберт, – сказал Яков, и в его голосе было больше печали, чем гнева. – Ты свободен. Иди в свои покои и не приходи ко мне снова до тех пор, пока не усвоишь, что, хотя я и унижался ради тебя, я – король этой страны и, следовательно, твой господин.
– Вы отвернулись от меня!
Яков положил руку Роберту на плечо.
– Нет. Избавься от своей раздражительности, и ты увидишь, что моя привязанность к тебе не изменилась. Я – преданный друг, Роберт, но не могу сказать, сколько еще продлится моя любовь к тебе, если ты будешь злить меня. Иди и подумай о том, что я тебе сказал. Хорошенько подумай, Роберт. Стань снова моим хорошим другом, и ты увидишь, что моя любовь к тебе нисколько не уменьшилась.
Роберт ушел к себе и, расхаживая туда-сюда по комнате, осознал, какую глупость совершил.
Яков был его преданным другом. Со временем он может почувствовать симпатию к Вильерсу, но это не повлияет на его любовь к Роберту Карру. Роберт не должен давать волю своим нервам и плохому настроению.
Он – лорд-хранитель печати, камергер и все еще самый могущественный человек в королевстве.
Нужно вернуть свой прежний покладистый нрав и объяснить Франсис, что, хотя король любит его и наградил огромным состоянием и высоким положением, будет глупо с его стороны продолжать давить на Якова, который ясно дал ему понять, что больше не станет этого терпеть. Он должен быть мудрым, спокойным, безмятежным.
А когда он станет таким, Яков опять будет к нему ласков.
Хотя король и улыбался сэру Джорджу Вильерсу, он давал понять, что его интерес к очаровательному молодому человеку пи в коей мере не уменьшил привязанности к милорду Сомерсету.
* * *
Король был счастлив. Он был доволен новым юношей, которого ласково называл Стини из-за сходства со святым Стефаном, а Роберт стал прежним, поняв, что дружба между ними слишком крепка, чтобы ее могла разорвать новая симпатия.
Яков предпринял путешествие на юг, потому что время от времени нужно показываться своему народу, и отдыхал в Болье, когда услышал, что сэр Ральф Уинвуд прискакал из Лондона, желая переговорить с ним по безотлагательному делу.
Яков никогда не жаловал Уинвуда, но считал его хорошим министром, поэтому сразу же его принял.
Уинвуд что-то слишком возбужден, подумал Яков. Должно быть, новости важные, раз он приехал издалека, чтобы их сообщить, тем более что Яков собирался вскоре вернуться в Лондон.
– Ваше величество, – начал Уинвуд, – моих ушей достигли странные слухи, которые меня так встревожили, что я не успокоюсь, пока не доложу о них вам.
– Давайте послушаем, – согласился Яков.
– Они исходят из Влиссингена, ваше величество, где не так давно умер один английский парень, каясь, что помог совершить преступление.
– И что это за парень?
– Он был помощником доктора Поля де Лобеля, ваше величество, и заявил, что сэр Томас Овербери умер не своей смертью в Тауэре и что он за деньги отравил клистир, который ему был прописан.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Яков. – Всегда ходят подобные сплетни.
– Похоже, это более чем сплетни, сир. Парень был в отчаянии и во всем признался на смертном одре. Он упоминал имена некоторых особ, принимавших участие в этом деле, и я полагаю, те, кого он называл, действительно живут в Лондоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76