Его посох лежал рядом, а две собаки встрепенулись и завертели хвостами в знак приветствия. Молодая подбежала к мальчикам, чтобы обнюхать их руки, а старый пес только оскалился слегка из клочка тени, который он нашел у большого камня, показав очень белые зубы и весь в складках розовый язык, которые резко выделялись на его черной морде.
– Доброго тебе дня, молодой хозяин, – произнес Старый Конн, когда они подошли достаточно близко.
– Добрый день, Конн, – ответил Матт с подобающей вежливостью, с какой его учили обращаться к людям, которые однажды станут его людьми. – Надеюсь, у тебя все в порядке.
– Жара по мне, молодой хозяин, и поэтому я благодарю вас. Ну, Дейви, что ты собрался делать? Ничего путного, я уверен.
Дейви, который пытался раздразнить старого пса для игры, подошел и бухнулся на короткую, поеденную овцами траву у ног деда и сказал:
– Мы проголодались и подумали, что у тебя может быть найдется что-нибудь поесть.
– Вы всегда голодны. У меня есть овсяная лепешка и сыр из овечьего молока, если этого лакомства достаточно, чтобы насытить вас.
Он протянул руку за сумкой.
Матт почувствовал, что Дейви был слишком нахален. Пожалуй, это даже можно было назвать грубостью – прийти к старику и ограбить его, забрав его обед, поэтому он вступил в разговор:
– Но мы не хотели оставлять вас голодным, сэр. Пожалуйста, не беспокойтесь.
– Не-е, хозяин. Все мое – ваше. Старики никогда не бывают так голодны, как молодежь.
Он вытащил неглубокую корзинку, золотистый кусок овсяной лепешки и разделил его пополам, дав по половине мальчикам. Затем вынул кусок белого крошащегося овечьего сыра, завернутого в капустный лист.
– Не стесняйся, молодой хозяин. Ты увидишь, что это вкусно, ведь овцы паслись на диком тимьяне и клевере, и мяте, и на всех травах, что любят пчелы.
– Неужели от этого есть разница? – поинтересовался Матт, отправляя крошки сыра в рот.
– Ну да, конечно. Ты – это то, что ты ешь. А то, что едят овцы, попадает прямо в их молоко.
Мальчики умолкли на время, пока утоляли голод, потом перестали жевать и оглянулись вокруг.
Матт разглядывал руки Конна, темные, жесткие, сучковатые, как корни дерева, хотя, оказалось, они весьма ловко что-то вырезали из дерева.
– Что ты делаешь, Конн?
– Хомут для колокольчика, хозяин. Видишь? Когда я его отшлифую, я вырежу бороздку здесь и здесь и привяжу к кожаному ремню. Деревянные хомуты лучше, хотя народ на юге пользуется костью. Они берут тазовую кость овцы.
Он пренебрежительно фыркнул:
– Тебе бы понравилось носить чьи-то кости на шее?
Матт ничего не ответил, а только спросил:
– Ты бывал на юге, Конн?
– Когда был молодым, почти таким, как ты. Я сражался за доброго короля Карла против Старого Нолла. Бог покарал его. Мы шли все время на юг, прошли Ноттингем. Мне тогда было четырнадцать.
Матт считал, что четырнадцать – это не то же самое, что шесть. Четырнадцать – это много. Но представлялось грубым противоречить старику и поэтому он только спросил:
– А какой он, юг?
– Почти такой же, как и наши края. Люди там другие. Оглянись, оглянись вокруг.
Матт послушно поднялся и стал пристально осматриваться. Он видел мирно пасущихся овец на просторных полях, кое-где уже распаханных на отдельные полосы, изгибающиеся вместе с неровностями земли, в других местах на жнивье в загонах пасся упитанный скот, серебряное беззвучное мерцание речки Уз и блики ручейков, белые стены Йорка, укрывающие шпили и трубы. Повсюду, окружая стены города, высились ветряные мельницы. Их огромные крылья повиновались малейшему дуновению ветерка. Колокольчики издавали приятный глубокий, чуть металлический звон, пчелы были заняты своим делом в невысокой траве, и то тут, то там выпархивали жаворонки, стрелой поднимались к самым небесам и там парили, перекликаясь о чем-то пронзительными голосами. А дальше, в самом-самом далеке виднелись лилово-голубые пятна холмов, на северо-востоке – Хамблтон-Хиллз, а на западе – Пеннины. Все знакомо, безмятежно и красиво. Матт вопросительно посмотрел на Конна.
– Я помню время, когда все поля были свободны, молодой хозяин. Никаких ограждений и в помине не было, никаких заборов, разве что плетень от скота поставят. Да-а, времена меняются. Здесь они еще медленно меняются, а вот к югу – быстрее. На юге каждый огородил свой кусок. Им нет дела ни до кого, ни до короля, ни до Бога. Все из-за выгоды. Если кто заболеет или у кого случатся неприятности, они отворачиваются, боятся, как бы помощь не стоила слишком дорого. Они не трудятся вместе. У них все порознь – и поля, и урожай, и радость и заботы. Вот почему юг другой.
Он обратил ясный, но приводящий в замешательство взгляд на Матта.
– Запомни, что я сказал, ведь однажды ты станешь хозяином этих мест. Человек один, сам по себе, ничего не значит.
Матт силился понять. Были вещи не вполне для него понятные. Из того, что о них говорилось, он понимал всего лишь половину. Он сказал неуверенно:
– Берч говорит, что протестанты думают, будто они могут сами выбирать короля, а не вверять это божьей воле.
Но Старый Конн заметил нечто неладное в отаре, резко выкрикнул что-то на своем непостижимом диалекте молодой собаке, та вскочила и кинулась за отбившейся овцой. Когда все закончилось, собака вернулась, и, тыкаясь мордой в загрубелые ладони Конна, выпрашивала награду, старый пастух сказал весело:
– Когда люди выбирают сами, они всегда ошибаются. Запомните это тоже, молодой хозяин. Жен ли, королей ли – их выбор всегда плох.
* * *
Длинные фиолетовые тени лежали поверх желтой, как фальшивое золото, травы, когда Матт расстался с Дейви около Ущелья Десяти Колючек и поспешил домой, легким охотничьим бегом сокращая расстояние. Морлэнд тоже золотился от заходящего солнца. Серые камни стали медово-желтыми, лишайник на крыше салатово-желтым, а стекла окон, выходящих на запад, выглядели словно квадратные золотые монеты. Люди, рано собравшие урожай, чинили повреждения, остававшиеся после канонады, то было два года назад, и дом уже был почти как новый. Маленький Матт испытывал первобытный голод. От лепешки и сыра Конна осталось только далекое воспоминание, и ему нетерпелось узнать, что будет на ужин. Голубиный пирог, он надеялся, так как дядя Кловис хотел сегодня поохотиться. Голубиный пирог с зеленым луком, или кролик, фаршированный маленькими золотистыми луковками! Его рот наполнился слюной в предвкушении еды, пока он спешил через мост во двор.
Он понял сразу, что что-то случилось. Он почувствовал запах тревоги в воздухе даже до того, как какая-то старуха поспешно выбежала из дома, громко бранясь.
– Где вы весь день пропадали, молодой хозяин? Вас давно ищут. Вам лучше поторопиться. Боже! Что у вас за вид, сплошная пыль и грязь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Доброго тебе дня, молодой хозяин, – произнес Старый Конн, когда они подошли достаточно близко.
– Добрый день, Конн, – ответил Матт с подобающей вежливостью, с какой его учили обращаться к людям, которые однажды станут его людьми. – Надеюсь, у тебя все в порядке.
– Жара по мне, молодой хозяин, и поэтому я благодарю вас. Ну, Дейви, что ты собрался делать? Ничего путного, я уверен.
Дейви, который пытался раздразнить старого пса для игры, подошел и бухнулся на короткую, поеденную овцами траву у ног деда и сказал:
– Мы проголодались и подумали, что у тебя может быть найдется что-нибудь поесть.
– Вы всегда голодны. У меня есть овсяная лепешка и сыр из овечьего молока, если этого лакомства достаточно, чтобы насытить вас.
Он протянул руку за сумкой.
Матт почувствовал, что Дейви был слишком нахален. Пожалуй, это даже можно было назвать грубостью – прийти к старику и ограбить его, забрав его обед, поэтому он вступил в разговор:
– Но мы не хотели оставлять вас голодным, сэр. Пожалуйста, не беспокойтесь.
– Не-е, хозяин. Все мое – ваше. Старики никогда не бывают так голодны, как молодежь.
Он вытащил неглубокую корзинку, золотистый кусок овсяной лепешки и разделил его пополам, дав по половине мальчикам. Затем вынул кусок белого крошащегося овечьего сыра, завернутого в капустный лист.
– Не стесняйся, молодой хозяин. Ты увидишь, что это вкусно, ведь овцы паслись на диком тимьяне и клевере, и мяте, и на всех травах, что любят пчелы.
– Неужели от этого есть разница? – поинтересовался Матт, отправляя крошки сыра в рот.
– Ну да, конечно. Ты – это то, что ты ешь. А то, что едят овцы, попадает прямо в их молоко.
Мальчики умолкли на время, пока утоляли голод, потом перестали жевать и оглянулись вокруг.
Матт разглядывал руки Конна, темные, жесткие, сучковатые, как корни дерева, хотя, оказалось, они весьма ловко что-то вырезали из дерева.
– Что ты делаешь, Конн?
– Хомут для колокольчика, хозяин. Видишь? Когда я его отшлифую, я вырежу бороздку здесь и здесь и привяжу к кожаному ремню. Деревянные хомуты лучше, хотя народ на юге пользуется костью. Они берут тазовую кость овцы.
Он пренебрежительно фыркнул:
– Тебе бы понравилось носить чьи-то кости на шее?
Матт ничего не ответил, а только спросил:
– Ты бывал на юге, Конн?
– Когда был молодым, почти таким, как ты. Я сражался за доброго короля Карла против Старого Нолла. Бог покарал его. Мы шли все время на юг, прошли Ноттингем. Мне тогда было четырнадцать.
Матт считал, что четырнадцать – это не то же самое, что шесть. Четырнадцать – это много. Но представлялось грубым противоречить старику и поэтому он только спросил:
– А какой он, юг?
– Почти такой же, как и наши края. Люди там другие. Оглянись, оглянись вокруг.
Матт послушно поднялся и стал пристально осматриваться. Он видел мирно пасущихся овец на просторных полях, кое-где уже распаханных на отдельные полосы, изгибающиеся вместе с неровностями земли, в других местах на жнивье в загонах пасся упитанный скот, серебряное беззвучное мерцание речки Уз и блики ручейков, белые стены Йорка, укрывающие шпили и трубы. Повсюду, окружая стены города, высились ветряные мельницы. Их огромные крылья повиновались малейшему дуновению ветерка. Колокольчики издавали приятный глубокий, чуть металлический звон, пчелы были заняты своим делом в невысокой траве, и то тут, то там выпархивали жаворонки, стрелой поднимались к самым небесам и там парили, перекликаясь о чем-то пронзительными голосами. А дальше, в самом-самом далеке виднелись лилово-голубые пятна холмов, на северо-востоке – Хамблтон-Хиллз, а на западе – Пеннины. Все знакомо, безмятежно и красиво. Матт вопросительно посмотрел на Конна.
– Я помню время, когда все поля были свободны, молодой хозяин. Никаких ограждений и в помине не было, никаких заборов, разве что плетень от скота поставят. Да-а, времена меняются. Здесь они еще медленно меняются, а вот к югу – быстрее. На юге каждый огородил свой кусок. Им нет дела ни до кого, ни до короля, ни до Бога. Все из-за выгоды. Если кто заболеет или у кого случатся неприятности, они отворачиваются, боятся, как бы помощь не стоила слишком дорого. Они не трудятся вместе. У них все порознь – и поля, и урожай, и радость и заботы. Вот почему юг другой.
Он обратил ясный, но приводящий в замешательство взгляд на Матта.
– Запомни, что я сказал, ведь однажды ты станешь хозяином этих мест. Человек один, сам по себе, ничего не значит.
Матт силился понять. Были вещи не вполне для него понятные. Из того, что о них говорилось, он понимал всего лишь половину. Он сказал неуверенно:
– Берч говорит, что протестанты думают, будто они могут сами выбирать короля, а не вверять это божьей воле.
Но Старый Конн заметил нечто неладное в отаре, резко выкрикнул что-то на своем непостижимом диалекте молодой собаке, та вскочила и кинулась за отбившейся овцой. Когда все закончилось, собака вернулась, и, тыкаясь мордой в загрубелые ладони Конна, выпрашивала награду, старый пастух сказал весело:
– Когда люди выбирают сами, они всегда ошибаются. Запомните это тоже, молодой хозяин. Жен ли, королей ли – их выбор всегда плох.
* * *
Длинные фиолетовые тени лежали поверх желтой, как фальшивое золото, травы, когда Матт расстался с Дейви около Ущелья Десяти Колючек и поспешил домой, легким охотничьим бегом сокращая расстояние. Морлэнд тоже золотился от заходящего солнца. Серые камни стали медово-желтыми, лишайник на крыше салатово-желтым, а стекла окон, выходящих на запад, выглядели словно квадратные золотые монеты. Люди, рано собравшие урожай, чинили повреждения, остававшиеся после канонады, то было два года назад, и дом уже был почти как новый. Маленький Матт испытывал первобытный голод. От лепешки и сыра Конна осталось только далекое воспоминание, и ему нетерпелось узнать, что будет на ужин. Голубиный пирог, он надеялся, так как дядя Кловис хотел сегодня поохотиться. Голубиный пирог с зеленым луком, или кролик, фаршированный маленькими золотистыми луковками! Его рот наполнился слюной в предвкушении еды, пока он спешил через мост во двор.
Он понял сразу, что что-то случилось. Он почувствовал запах тревоги в воздухе даже до того, как какая-то старуха поспешно выбежала из дома, громко бранясь.
– Где вы весь день пропадали, молодой хозяин? Вас давно ищут. Вам лучше поторопиться. Боже! Что у вас за вид, сплошная пыль и грязь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112