Покуда звучали стихи, она чувствовала себя в раю.
Линден перепил немного и задремал; когда остальные разошлись по своим койкам, девушка отволокла товарища в его чулан, уложила на тюфяк и оставила отсыпаться. Когда она вернулась в комнату, там оставался один Сафаендер. Он бродил из угла в угол, задувая свечи по одной. Когда он обернулся к ней, – стройная мраморная статуя, расплескавшиеся по плечам черные кудри – Танфия едва смогла вздохнуть, пораженная его красотой.
– Где же они? – спросила она.
– Элдарет может о себе позаботиться. Руфрид, я полагаю, тоже, верно?
– Да, но…
– Тогда не тревожься. Этим ты делу не поможешь.
– Знаю. – Танфия съежилась. – Все равно боязно.
– Ты замерзла?
Он шагнул к ней, и заключил в объятия. Сквозь тонкую ткань девушка ощущался очертания его тела, его жар. Ей казалось, что после долгих лет пути она вернулась, наконец, домой.
– Пока они не вернутся, я не усну, – прошептала она.
– Я тоже. Так что мы можем не спать вместе.
Сердце девушки заколотилось; чресла ныли.
– Ты прочтешь мне еще одну поэму? Услышать «Песнь Маарота» из твоих уст – для меня это было исполнением мечты.
– Для тебя я стану писать поэмы, – ответил он, целуя ее шею. Разведя ворот ее рубахи, он приподнял кончиками пальцев ее грудь, коснулся губами соска, так нежно, что Танфия едва не истаяла от наслаждения. – Я стану сочинять их, пока мы любимся. Но они будут ужасны, имей в виду.
Она рассмеялась, ластясь к нему, сжимая объятья.
– Тогда люби меня молча.
– Это куда лучше любых стихов.
Он провел ее в свою комнатушку – столь же скромную, как и у остальных, но здесь была кровать, и шелковый полог на ней, и узкое окошко, куда заглядывала Лилейная луна.
– Что за роскошь! – воскликнула она.
– Они приглядывают за мной, мои возлюбленные актеры, а я забочусь о них.
Он стянул с нее одежды, избавился от своих, и они встали нагие – оба стройные, опалово-бледные в лунном сиянии.
Они не могли насмотреться друг на друга. Его взгляд упивался бледными изгибами ее стана, розовыми каплями сосцов, темным клином между ее бедер. Ее глаза впитывали его улыбку, водопад темных кудрей, плоский живот, стройные колонны ног и гордо восставшее древко, темнеющее на фоне светлой кожи. Вслед за взглядами потянулись ладони.
Танфия наслаждалась его запахом, его касаниями, его нежной настойчивость. И ни на миг не могла забыть, кто он.
– О, какая ты сильная, Танфия, – шептал Сафаендер, опускаясь с ней на постель, укладывая ее поверх себя. – Твоя кожа как шелк, но столько силы в этих стройных бедрах в этих руках. Какая ты сильная…
– Да, – выдохнула она.
Танфия поцеловала его, жарко и страстно, и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, опустилась на его раскаленный, каменный уд. Она таяла, как масло, опускаясь все ниже и ниже, волосок за волоском, пока он не вошел в нее до самого конца, и тогда сладостное изумление пронизало ее копьем. Чресла ее жгло влажным огнем, и, не в силах удержаться на краю наслаждения, она вскрикнула, закрывая глаза, и исчезла в потоке белого света.
Сафаендер расплакался в миг наивысшего наслаждения. Он вдавливал ее в постель, словно бы стремясь потеряться в ней, а она прижимала его к себе, пытаясь поглотить его всем своим телом, любовники стонали от блаженства; а потом семя его выплеснулось в чрево Танфии, и на щеку ее упала его слеза. Девушка и сама разрыдалась. Ей пришлось отстраниться от него и свернуться клубочком, точно маленькой девочке, чтобы озноб отпустил ее.
– Что случилось, что? – испуганно спросил Сафаендер. – Я обидел тебя?
– Нет, нет, что ты!
Она смеялась и плакала в одно и то же время, от блаженства столь немыслимого, что оно не желало оставлять ее. Сафаендер .
– Иди ко мне. Обними меня. – Он притянул ее к себе, и она восторженной глиной легла в его объятья. – Ты дрожишь? Я тоже. О богиня, что же мы делаем друг с другом? Ты можешь поразить сами луны, Танфия… Танфия, Танфия…
Постепенно дрожь унялась. Тела их склеил остывающий пот. Ей хотелось остаться тут навечно, в сердцевине времен.
– Когда все закончится, я отвезу тебя в мой дом, в Парионе.
– Мраморный?
– Конечно. Мрамор, и оникс, и опал – все белые камни, и только узор в середине каждой стены выложен ляпис-лазурью.
– А еще мощеный двор, и посреди него фонтан.
– Откуда ты знаешь?
– У тебя должен быть именно такой дом. И вокруг такие высокие папоротники, я их на картинках видела.
– А еще белые и оранжевые цветы, и мелкие пестрые птахи.
– Хотела б я оказаться там.
– Мы там будем. Я тебя люблю, Танфия.
Она не поверила своим ушам.
– Да мы едва знакомы! Я любила тебя всю жизнь. Но как ты можешь полюбить меня, когда вокруг тебя столько красавиц и умниц?
– Ты свежа, как весенний ветерок, ты необыденна, будто элирка. Ты прекрасна, Танфия, и умна. Тебе не поднесли судьбу на блюде, как большинству из моего окружения, ты сама добилась своего – и ценишь добытое больше, чем они.
– А это для тебя что-то значит?
– Конечно! Знавал я писателей и актеров, словно высеченных из камня; сердце в них заменил ум, и чем больше их восхваляют, тем сильней они поливают желчью поклонников. Но я не таков. Я слеплен из плоти и крови, и мне очень по душе, когда меня любят…
Он с улыбкой коснулся ее губ своими.
– А я люблю тебя. Боги, как я тебя люблю!
– В тебе есть что-то особенное, – прошептал Сафаендер, склоняясь над ней; темные глаза сияли с прекрасного лика. – И неважно, что мы только что встретились. Мне кажется, я тебя знаю. Я тебя узнаю’.
Танфия спала как ребенок, и не вспоминала о Руфриде до самого утра. Мысль о нем и разбудила ее. Сафаендер все еще дремал. Стараясь не разбудить его, девушка натянула рубаху через голову, и выскочила в большую комнату. Из проема в импровизированную кухоньку на ее взирал похмельными глазами Линден.
– Еще не вернулись?
Юноша покачал головой.
– Ни следа.
– Бо-оги… Ну, они сказали «два дня». Как твоя голова?
Линден скривился.
– Паршиво. Зато прошлого вечера я не помню совершенно – видимо, этого и добивался. Если Руфе не вернется к завтрашнему утру, я отправлюсь его искать.
– И сам заблудишься? – сурово поинтересовалась девушка.
– Не заблужусь. Зоря и Мириас отправятся со мной.
– Лин, я с тобой. – Танфия со вздохом опустилась на кушетку. – Не вздумай меня оставить.
Линден окинул ее цепким взглядом.
– Я думал, ты предпочтешь остаться с Сафаендером. – Девушка прикусила губу, и он безжалостно добавил: – Ты ведь спала с ним этой ночью?
– Ты же ничего не помнишь.
– Кончай, Тан. Помимо того, что ты только что выбежала, простоволосая, из его комнаты, это было очевидно для любого, кто еще не ослеп.
– Ты на меня так смотришь, словно я тебя подвела.
– Да не меня! – огрызнулся Линден. – Руфе! Он был счастлив с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Линден перепил немного и задремал; когда остальные разошлись по своим койкам, девушка отволокла товарища в его чулан, уложила на тюфяк и оставила отсыпаться. Когда она вернулась в комнату, там оставался один Сафаендер. Он бродил из угла в угол, задувая свечи по одной. Когда он обернулся к ней, – стройная мраморная статуя, расплескавшиеся по плечам черные кудри – Танфия едва смогла вздохнуть, пораженная его красотой.
– Где же они? – спросила она.
– Элдарет может о себе позаботиться. Руфрид, я полагаю, тоже, верно?
– Да, но…
– Тогда не тревожься. Этим ты делу не поможешь.
– Знаю. – Танфия съежилась. – Все равно боязно.
– Ты замерзла?
Он шагнул к ней, и заключил в объятия. Сквозь тонкую ткань девушка ощущался очертания его тела, его жар. Ей казалось, что после долгих лет пути она вернулась, наконец, домой.
– Пока они не вернутся, я не усну, – прошептала она.
– Я тоже. Так что мы можем не спать вместе.
Сердце девушки заколотилось; чресла ныли.
– Ты прочтешь мне еще одну поэму? Услышать «Песнь Маарота» из твоих уст – для меня это было исполнением мечты.
– Для тебя я стану писать поэмы, – ответил он, целуя ее шею. Разведя ворот ее рубахи, он приподнял кончиками пальцев ее грудь, коснулся губами соска, так нежно, что Танфия едва не истаяла от наслаждения. – Я стану сочинять их, пока мы любимся. Но они будут ужасны, имей в виду.
Она рассмеялась, ластясь к нему, сжимая объятья.
– Тогда люби меня молча.
– Это куда лучше любых стихов.
Он провел ее в свою комнатушку – столь же скромную, как и у остальных, но здесь была кровать, и шелковый полог на ней, и узкое окошко, куда заглядывала Лилейная луна.
– Что за роскошь! – воскликнула она.
– Они приглядывают за мной, мои возлюбленные актеры, а я забочусь о них.
Он стянул с нее одежды, избавился от своих, и они встали нагие – оба стройные, опалово-бледные в лунном сиянии.
Они не могли насмотреться друг на друга. Его взгляд упивался бледными изгибами ее стана, розовыми каплями сосцов, темным клином между ее бедер. Ее глаза впитывали его улыбку, водопад темных кудрей, плоский живот, стройные колонны ног и гордо восставшее древко, темнеющее на фоне светлой кожи. Вслед за взглядами потянулись ладони.
Танфия наслаждалась его запахом, его касаниями, его нежной настойчивость. И ни на миг не могла забыть, кто он.
– О, какая ты сильная, Танфия, – шептал Сафаендер, опускаясь с ней на постель, укладывая ее поверх себя. – Твоя кожа как шелк, но столько силы в этих стройных бедрах в этих руках. Какая ты сильная…
– Да, – выдохнула она.
Танфия поцеловала его, жарко и страстно, и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, опустилась на его раскаленный, каменный уд. Она таяла, как масло, опускаясь все ниже и ниже, волосок за волоском, пока он не вошел в нее до самого конца, и тогда сладостное изумление пронизало ее копьем. Чресла ее жгло влажным огнем, и, не в силах удержаться на краю наслаждения, она вскрикнула, закрывая глаза, и исчезла в потоке белого света.
Сафаендер расплакался в миг наивысшего наслаждения. Он вдавливал ее в постель, словно бы стремясь потеряться в ней, а она прижимала его к себе, пытаясь поглотить его всем своим телом, любовники стонали от блаженства; а потом семя его выплеснулось в чрево Танфии, и на щеку ее упала его слеза. Девушка и сама разрыдалась. Ей пришлось отстраниться от него и свернуться клубочком, точно маленькой девочке, чтобы озноб отпустил ее.
– Что случилось, что? – испуганно спросил Сафаендер. – Я обидел тебя?
– Нет, нет, что ты!
Она смеялась и плакала в одно и то же время, от блаженства столь немыслимого, что оно не желало оставлять ее. Сафаендер .
– Иди ко мне. Обними меня. – Он притянул ее к себе, и она восторженной глиной легла в его объятья. – Ты дрожишь? Я тоже. О богиня, что же мы делаем друг с другом? Ты можешь поразить сами луны, Танфия… Танфия, Танфия…
Постепенно дрожь унялась. Тела их склеил остывающий пот. Ей хотелось остаться тут навечно, в сердцевине времен.
– Когда все закончится, я отвезу тебя в мой дом, в Парионе.
– Мраморный?
– Конечно. Мрамор, и оникс, и опал – все белые камни, и только узор в середине каждой стены выложен ляпис-лазурью.
– А еще мощеный двор, и посреди него фонтан.
– Откуда ты знаешь?
– У тебя должен быть именно такой дом. И вокруг такие высокие папоротники, я их на картинках видела.
– А еще белые и оранжевые цветы, и мелкие пестрые птахи.
– Хотела б я оказаться там.
– Мы там будем. Я тебя люблю, Танфия.
Она не поверила своим ушам.
– Да мы едва знакомы! Я любила тебя всю жизнь. Но как ты можешь полюбить меня, когда вокруг тебя столько красавиц и умниц?
– Ты свежа, как весенний ветерок, ты необыденна, будто элирка. Ты прекрасна, Танфия, и умна. Тебе не поднесли судьбу на блюде, как большинству из моего окружения, ты сама добилась своего – и ценишь добытое больше, чем они.
– А это для тебя что-то значит?
– Конечно! Знавал я писателей и актеров, словно высеченных из камня; сердце в них заменил ум, и чем больше их восхваляют, тем сильней они поливают желчью поклонников. Но я не таков. Я слеплен из плоти и крови, и мне очень по душе, когда меня любят…
Он с улыбкой коснулся ее губ своими.
– А я люблю тебя. Боги, как я тебя люблю!
– В тебе есть что-то особенное, – прошептал Сафаендер, склоняясь над ней; темные глаза сияли с прекрасного лика. – И неважно, что мы только что встретились. Мне кажется, я тебя знаю. Я тебя узнаю’.
Танфия спала как ребенок, и не вспоминала о Руфриде до самого утра. Мысль о нем и разбудила ее. Сафаендер все еще дремал. Стараясь не разбудить его, девушка натянула рубаху через голову, и выскочила в большую комнату. Из проема в импровизированную кухоньку на ее взирал похмельными глазами Линден.
– Еще не вернулись?
Юноша покачал головой.
– Ни следа.
– Бо-оги… Ну, они сказали «два дня». Как твоя голова?
Линден скривился.
– Паршиво. Зато прошлого вечера я не помню совершенно – видимо, этого и добивался. Если Руфе не вернется к завтрашнему утру, я отправлюсь его искать.
– И сам заблудишься? – сурово поинтересовалась девушка.
– Не заблужусь. Зоря и Мириас отправятся со мной.
– Лин, я с тобой. – Танфия со вздохом опустилась на кушетку. – Не вздумай меня оставить.
Линден окинул ее цепким взглядом.
– Я думал, ты предпочтешь остаться с Сафаендером. – Девушка прикусила губу, и он безжалостно добавил: – Ты ведь спала с ним этой ночью?
– Ты же ничего не помнишь.
– Кончай, Тан. Помимо того, что ты только что выбежала, простоволосая, из его комнаты, это было очевидно для любого, кто еще не ослеп.
– Ты на меня так смотришь, словно я тебя подвела.
– Да не меня! – огрызнулся Линден. – Руфе! Он был счастлив с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146