Надо полагать, и без чудесных исцелений там не обходится?
– Они говорят, что случается и такое. А еще Коготь может залечивать раны, оживлять умерших, сотворять из глины новые виды живых существ, помогать унимать похоть и так далее. Все то, на что был способен сам Миротворец.
– Это ты надо мною смеешься?
– Нет, я смеюсь в лицо солнцу. Ты ведь знаешь, что оно делает с лицами женщин?
– Да, оно делает их смуглыми.
– Оно уродует нас! Начать с того, что лучи солнца сушат кожу, отчего на ней появляются морщины! Вдобавок они освещают и выставляют всем напоказ любой изъян – даже самый мелкий. Помнишь, как Урваши любила Пурураваса, пока не увидела его в ярком свете солнца? А я чувствую его лучи на своем лице и думаю: «Мне плевать на тебя! Я еще достаточно молода, чтобы обращать на тебя внимание, а на будущий год подберу себе в нашей лавке широкополую шляпу!» В ярких солнечных лучах лицу Агии в самом деле было далеко до совершенства, однако ей нечего было бояться. Недостатки ее лишь пуще разжигали мое вожделение. Она обладала тем самым – безнадежным и в то же время исполненным надежд мужеством, что свойственно бедным и, пожалуй, привлекательней, чем все прочие человеческие качества. Изъяны Агии только придавали ей осязаемости.
– Признаться, – продолжала она, сжав мою руку, – я никогда не понимала, отчего люди наподобие этих Пелерин всегда думают, будто обычному человеку непременно нужно помогать унимать похоть. Мой опыт показывает, что обычные люди и сами неплохо с этим справляются, причем – каждый день. Нужно лишь найти себе кого-нибудь под пару…
– Значит, тебе не все равно, люблю ли я тебя? Это было шуткой разве что наполовину.
– Любая женщина хочет, чтобы ее любили, и чем больше мужчин любит ее, тем лучше! Но – тебе я вряд ли отвечу взаимностью, если ты об этом. Все вышло бы очень легко – после таких прогулок по городу. Но если тебя вечером убьют, ночью мне будет очень плохо.
– Мне тоже, – сказал я.
– Ничего подобного! Тебе уже будет наплевать на все. Мертвому не больно – тебе это должно быть известно лучше, чем любому прочему!
– Я почти склонен считать, что всю эту заваруху устроила ты или твой брат. Когда пришел Серпентрион, ты была снаружи – может, это ты сказала ему что-нибудь, чтобы настроить против меня? Может, он – твой любовник?
Агия рассмеялась.
– Взгляни на меня! Да, платье мое из парчи, но что под ним – ты видел. Я хожу босиком. Есть ли на мне кольца или серьги? Или серебряная ламия на шее? Или золотые браслеты на запястьях? Нет? Тогда можешь быть Уверен, что я не кручу любовь с офицером Дворцовой Стражи! Ко мне навязывается в сожители только один старый моряк, уродливый и бедный. Мы с Агилюсом существуем лишь за счет нашей лавки. Она оставлена нам матерью, и не заложена только потому, что не сыскалось в городе человека, достаточно глупого, чтобы дать под нее что-нибудь. Порой мы раздираем что-нибудь из товара в лоскуты, продаем их тем, кто делает бумагу, и нам хватает на миску чечевицы…
– Ну, сегодня вечером ты наешься досыта, – заметил я. – Я хорошо заплатил твоему брату за эту накидку.
– Ка-ак? – Похоже, к Агии вернулось шутливое настроение; она отступила на шаг и, разинув рот, изобразила крайнюю степень изумления. – Ты не собираешься угостить меня ужином? И это – после того, как я потратила целый день, чтобы научить тебя уму-разуму?
– И попутно втравила меня в историю с этим алтарем.
– Мне жаль, что так вышло, правда! Я подумала, что твоим ногам лучше как следует отдохнуть перед боем. А тут появилась та парочка – и я решила, что это для тебя неплохой шанс заработать…
Отведя от меня взгляд, она повернулась к одному m бюстов, украшавших лестницу.
– Все затевалось только ради этого? – спросил я.
– Сказать правду, мне хотелось, чтобы все приняли тебя за армигера. Армигеры часто расхаживают по улицам в странной одежде – когда идут на турнир или на пик ник. И лицо у тебя подходящее. Я ведь и сама приняла тебя за армигера, когда ты подошел к лавке. И уж решила что мной вполне может заинтересоваться какой-нибудь армигер или даже незаконный сын экзультанта – пonoь хотя бы в шутку… Ну, откуда мне было знать, что так выйдет?
– Понятно… – Внезапно меня одолел смех. – Однако глупо же мы, наверное, выглядели, когда неслись в этом фиакре!
– Если понял это, поцелуй меня!
Я окаменел от удивления.
– Ну же! Много ли шансов осталось у тебя? А я дам тебе все, чего захочешь… – Она умолкла и вдруг рассмеялась тоже. – Быть может, после ужина, если сумеем найти уединенное местечко… Хотя – перед боем, наверное, лучше не стоит.
Она обняла меня и потянулась к моим губам. Груди ее оказались упруги и высоки; бедра прижались к моим.
– Вот так… – Она оттолкнула меня. – Взгляни, Северьян! Видишь – там, между пилонами?..
Там, внизу, блестела, словно зеркало, поверхность воды.
– Река.
– Да, это Гьолл. Теперь – налево. Остров трудно разглядеть – слишком много ненюфар, но там трава должна быть ярче и светлее. Видишь, стекло сверкает на солнце?
– Что-то такое вижу. Это здание – целиком из стекла? Агия кивнула.
– Это и есть Ботанические Сады. Там ты сорвешь себе аверн – нужно лишь потребовать это как полагающееся по праву.
Дальше мы спускались молча. Адамнианская Лестница, змеей петлявшая по склону холма, очевидно, была популярным (Местом для прогулок – я видел множество прекрасно одетых пар, мужчин с отметинами былой бедности на лицах, шумно резвящихся детей… Над противоположным берегом Гьолла темнели, навевая печаль, башни Цитадели. Увидев их в третий или четвертый раз, я вспомнил, как мальчишкой, купаясь у восточного берега, ныряя с уходящих в воду ступеней и воюя с ребятней из окрестных кварталов, раз или два замечал тонкую белую змейку на склоне далекого, едва различимого глазом холма за рекой…
Ботанические Сады находились на острове у самого берега, в здании, целиком выстроенном из стекла (никогда прежде не видел ничего подобного – не знал даже, что такое вообще возможно). Ни башен, ни бойниц – лишь многогранные купола, уходящие вверх и пропадающие в небе, оставляя за собою лишь блики в тех местах, где тонкие, изящные лесенки соединялись с листами стекла. Я спросил у Агии, успеем ли мы посмотреть сады, но тут же, не дожидаясь ответа, объявил, что хочу видеть их в любом случае. Честно говоря, я вовсе не опасался опоздать на свидание с собственной смертью и к тому же не мог относиться серьезно к поединку на цветках вместо оружия.
– Если тебе угодно провести свой последний день в Садах – что ж, так тому и быть, – ответила Агия. – Сама-то я часто бываю здесь. Вход бесплатный – Сады состоят на попечении Автарха. Какое-никакое, а – развлечение, если не страдаешь чрезмерной брезгливостью.
Мы поднялись по лестнице из светло-зеленого стекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Они говорят, что случается и такое. А еще Коготь может залечивать раны, оживлять умерших, сотворять из глины новые виды живых существ, помогать унимать похоть и так далее. Все то, на что был способен сам Миротворец.
– Это ты надо мною смеешься?
– Нет, я смеюсь в лицо солнцу. Ты ведь знаешь, что оно делает с лицами женщин?
– Да, оно делает их смуглыми.
– Оно уродует нас! Начать с того, что лучи солнца сушат кожу, отчего на ней появляются морщины! Вдобавок они освещают и выставляют всем напоказ любой изъян – даже самый мелкий. Помнишь, как Урваши любила Пурураваса, пока не увидела его в ярком свете солнца? А я чувствую его лучи на своем лице и думаю: «Мне плевать на тебя! Я еще достаточно молода, чтобы обращать на тебя внимание, а на будущий год подберу себе в нашей лавке широкополую шляпу!» В ярких солнечных лучах лицу Агии в самом деле было далеко до совершенства, однако ей нечего было бояться. Недостатки ее лишь пуще разжигали мое вожделение. Она обладала тем самым – безнадежным и в то же время исполненным надежд мужеством, что свойственно бедным и, пожалуй, привлекательней, чем все прочие человеческие качества. Изъяны Агии только придавали ей осязаемости.
– Признаться, – продолжала она, сжав мою руку, – я никогда не понимала, отчего люди наподобие этих Пелерин всегда думают, будто обычному человеку непременно нужно помогать унимать похоть. Мой опыт показывает, что обычные люди и сами неплохо с этим справляются, причем – каждый день. Нужно лишь найти себе кого-нибудь под пару…
– Значит, тебе не все равно, люблю ли я тебя? Это было шуткой разве что наполовину.
– Любая женщина хочет, чтобы ее любили, и чем больше мужчин любит ее, тем лучше! Но – тебе я вряд ли отвечу взаимностью, если ты об этом. Все вышло бы очень легко – после таких прогулок по городу. Но если тебя вечером убьют, ночью мне будет очень плохо.
– Мне тоже, – сказал я.
– Ничего подобного! Тебе уже будет наплевать на все. Мертвому не больно – тебе это должно быть известно лучше, чем любому прочему!
– Я почти склонен считать, что всю эту заваруху устроила ты или твой брат. Когда пришел Серпентрион, ты была снаружи – может, это ты сказала ему что-нибудь, чтобы настроить против меня? Может, он – твой любовник?
Агия рассмеялась.
– Взгляни на меня! Да, платье мое из парчи, но что под ним – ты видел. Я хожу босиком. Есть ли на мне кольца или серьги? Или серебряная ламия на шее? Или золотые браслеты на запястьях? Нет? Тогда можешь быть Уверен, что я не кручу любовь с офицером Дворцовой Стражи! Ко мне навязывается в сожители только один старый моряк, уродливый и бедный. Мы с Агилюсом существуем лишь за счет нашей лавки. Она оставлена нам матерью, и не заложена только потому, что не сыскалось в городе человека, достаточно глупого, чтобы дать под нее что-нибудь. Порой мы раздираем что-нибудь из товара в лоскуты, продаем их тем, кто делает бумагу, и нам хватает на миску чечевицы…
– Ну, сегодня вечером ты наешься досыта, – заметил я. – Я хорошо заплатил твоему брату за эту накидку.
– Ка-ак? – Похоже, к Агии вернулось шутливое настроение; она отступила на шаг и, разинув рот, изобразила крайнюю степень изумления. – Ты не собираешься угостить меня ужином? И это – после того, как я потратила целый день, чтобы научить тебя уму-разуму?
– И попутно втравила меня в историю с этим алтарем.
– Мне жаль, что так вышло, правда! Я подумала, что твоим ногам лучше как следует отдохнуть перед боем. А тут появилась та парочка – и я решила, что это для тебя неплохой шанс заработать…
Отведя от меня взгляд, она повернулась к одному m бюстов, украшавших лестницу.
– Все затевалось только ради этого? – спросил я.
– Сказать правду, мне хотелось, чтобы все приняли тебя за армигера. Армигеры часто расхаживают по улицам в странной одежде – когда идут на турнир или на пик ник. И лицо у тебя подходящее. Я ведь и сама приняла тебя за армигера, когда ты подошел к лавке. И уж решила что мной вполне может заинтересоваться какой-нибудь армигер или даже незаконный сын экзультанта – пonoь хотя бы в шутку… Ну, откуда мне было знать, что так выйдет?
– Понятно… – Внезапно меня одолел смех. – Однако глупо же мы, наверное, выглядели, когда неслись в этом фиакре!
– Если понял это, поцелуй меня!
Я окаменел от удивления.
– Ну же! Много ли шансов осталось у тебя? А я дам тебе все, чего захочешь… – Она умолкла и вдруг рассмеялась тоже. – Быть может, после ужина, если сумеем найти уединенное местечко… Хотя – перед боем, наверное, лучше не стоит.
Она обняла меня и потянулась к моим губам. Груди ее оказались упруги и высоки; бедра прижались к моим.
– Вот так… – Она оттолкнула меня. – Взгляни, Северьян! Видишь – там, между пилонами?..
Там, внизу, блестела, словно зеркало, поверхность воды.
– Река.
– Да, это Гьолл. Теперь – налево. Остров трудно разглядеть – слишком много ненюфар, но там трава должна быть ярче и светлее. Видишь, стекло сверкает на солнце?
– Что-то такое вижу. Это здание – целиком из стекла? Агия кивнула.
– Это и есть Ботанические Сады. Там ты сорвешь себе аверн – нужно лишь потребовать это как полагающееся по праву.
Дальше мы спускались молча. Адамнианская Лестница, змеей петлявшая по склону холма, очевидно, была популярным (Местом для прогулок – я видел множество прекрасно одетых пар, мужчин с отметинами былой бедности на лицах, шумно резвящихся детей… Над противоположным берегом Гьолла темнели, навевая печаль, башни Цитадели. Увидев их в третий или четвертый раз, я вспомнил, как мальчишкой, купаясь у восточного берега, ныряя с уходящих в воду ступеней и воюя с ребятней из окрестных кварталов, раз или два замечал тонкую белую змейку на склоне далекого, едва различимого глазом холма за рекой…
Ботанические Сады находились на острове у самого берега, в здании, целиком выстроенном из стекла (никогда прежде не видел ничего подобного – не знал даже, что такое вообще возможно). Ни башен, ни бойниц – лишь многогранные купола, уходящие вверх и пропадающие в небе, оставляя за собою лишь блики в тех местах, где тонкие, изящные лесенки соединялись с листами стекла. Я спросил у Агии, успеем ли мы посмотреть сады, но тут же, не дожидаясь ответа, объявил, что хочу видеть их в любом случае. Честно говоря, я вовсе не опасался опоздать на свидание с собственной смертью и к тому же не мог относиться серьезно к поединку на цветках вместо оружия.
– Если тебе угодно провести свой последний день в Садах – что ж, так тому и быть, – ответила Агия. – Сама-то я часто бываю здесь. Вход бесплатный – Сады состоят на попечении Автарха. Какое-никакое, а – развлечение, если не страдаешь чрезмерной брезгливостью.
Мы поднялись по лестнице из светло-зеленого стекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79