Его крупные ладони погладили ее ягодицы, затем скользнули к связанным запястьям.
Она дрожала, чувствуя себя растрепанной и совершенно незащищенной.
Годрик потянул веревки, связывающие запястья, и Мейриона сжала мешочек с опиумом, который все еще держала в руке, надеясь, что ей все же представится возможность подсыпать зелье в еду этому варвару. Милосердная Дева Мария! Если бы она была мужчиной! Тогда она могла бы поднять меч и сражаться, а не выжидать удобного момента, чтобы использовать усыпляющее средство.
Взгляд Монтгомери задержался на ее обнаженных бедрах, и Мейриона стиснула зубы, моля Господа, чтобы он не заметил опиума в ее руке.
Веревки соскользнули с запястий Мейрионы, и Годрик небрежным движением опустил ее сорочку. Холодная грязь захлюпала под ее ногами, когда похититель наконец поставил ее на ноги.
Мейриона вытянула руки, пытаясь не обращать внимания на то, как непристойно когда-то белая, а теперь грязная сорочка облепила ее тело. Прохладный ветерок ласкал ее соски, заставляя их снова подниматься и твердеть.
Цепляясь за тонкую ниточку своего возмущения, она бросила сердитый взгляд на Монтгомери. Его темные волосы рассыпались по плечам, два шрама, подобные тем, которые могут остаться от удара серпом, тянулись изогнутой линией со лба к виску и вниз по левой щеке. Пресвятые угодники, что же с ним произошло? Вид у Годрика был одновременно ужасающим и завораживающим, отметины не умаляли его мужественной красоты. Создавалось впечатление, что искусный скульптор в порыве ярости попытался разрушить свою самую совершенную работу.
– Отпусти меня!
Он усмехнулся, словно его забавляла эта бессильная ярость:
– Никогда.
– Люди моего отца отыщут тебя.
– Даже если им это удастся, они не получат тебя обратно. – Голос Годрика звучал решительно. – Здесь мы в безопасности. Мои солдаты охраняют округу.
Мейриону снова захлестнул гнев.
– Я тебя ненавижу!
– Знаю. – Рукой, покрытой шрамами, он коснулся ее щеки. – Со временем это пройдет.
– Никогда, – поклялась она, крепко сжимая мешочек с зельем.
Темные тучи, собираясь над их головами, несли с собой влажный тяжелый воздух и запах дождя. На пастбищах блеяли овцы, и этот звук рождал эхо за холмами.
– Следуй за мной, – приказал Монтгомери и, повернувшись, зашагал в глубь леса по направлению к журчащему ручью, но Мейриона оставалась неподвижной. Она не собиралась следовать за ним по пятам, как комнатная собачка. Ищут ли ее отец и дядя Пьер, или они все еще пребывают в пьяной беспомощности? Спуск по скале занял несколько часов, но путешествие по мокрой и скользкой тропе в этой части долины займет по меньшей мере день или даже больше, учитывая недавний дождь.
Отойдя на несколько шагов, Годрик обернулся.
– Поторопись, Мейриона! – приказал он. Девушка вызывающе посмотрела на него:
– Я не твой щенок!
Чертыхаясь, Годрик вернулся обратно. Мейриона попыталась бежать, но он схватил ее за плечо и, резким движением соединив ее запястья, туго связал их веревкой, а затем потянул ее вперед. Мелкие ветки потрескивали под ногами Мейрионы, острый камешек впился в ступню, и несколько шагов она сделала слегка прихрамывая.
Замедлив шаг, Годрик положил руку ей на плечо и помог перебраться через поваленное бревно, словно это была дворцовая лестница, а он из похитителя на мгновение превратился в придворного рыцаря.
– Нам надо пройти совсем немного, Мститель уже за следующим подъемом.
Мейриона остановилась как вкопанная, при слове «мститель» ее сердце подпрыгнуло и тут же ухнуло куда-то вниз.
– Что ты имеешь в виду?
Может, он собирается позволить кому-то взять ее здесь, в этом лесу?
Монтгомери насмешливо посмотрел на нее:
– Я веду тебя к себе домой.
– Твой дом за следующим холмом?
Он чуть отшатнулся от нее, словно она была слабоумной.
– Конечно же, нет.
– Тогда что значит «мститель за следующим холмом»? Годрик перестал хмуриться и громко рассмеялся:
– Леди, мое отмщение вам будет гораздо дольше, чем эта короткая прогулка. Мститель – это моя лошадь.
– Лошадь?
Он притянул ее к себе:
– Ты меня забавляешь.
– Так ты назвал своего коня Мститель?
Его улыбка исчезла, и вокруг рта пролегла жесткая складка.
– Месть – это то, о чем я думал в течение многих лет.
– О! – Мейриона проглотила комок в горле. – Ты так сильно меня ненавидишь?
– Ненавижу? Нет, графиня, чтобы ненавидеть, нужно иметь сердце. У меня его не осталось. – В его тихом голосе звучала такая горечь, что Мейриона вздрогнула.
Наконец они приблизились к вершине невысокого холма. Споткнувшись о корни дерева, Мейриона негромко вскрикнула. Она оцарапала ногу и, потеряв равновесие, наткнулась на Годрика. Святые угодники! Ей совсем не хотелось вновь падать к его ногам!
Его рука мягко обвила ее плечи, затем он схватил ее на руки и понес, словно она весила не больше, чем котенок.
Ей следовало сказать ему, чтобы он опустил ее на землю, но на этих сильных руках Мейриона почувствовала такое облегчение, что просто не смогла произнести таких слов. Хотя она чувствовала себя крошечной и женственной, теперь ей не были страшны колючие кустарники и жесткие ветки.
На короткое мгновение Мейрионе показалось, что они единственные люди на земле, и ей захотелось, чтобы они не были врагами.
Широкими шагами Годрик уверенно шагал через подлесок.
– Скоро мы дойдем до моего коня, тогда ты сможешь ехать верхом.
Верхом? На мгновение Мейриона вспомнила себя в одиннадцать лет: тогда она пыталась хоть как-то укрыться, а вокруг гремели копыта лошадей ее врагов. Пронзительный вопль матери раздался неподалеку, потом тяжелое копыто боевого коня ударило ее по голове и все провалилось в темноту. С того дня она ни разу не садилась на лошадь.
Мускулистые руки Годрика крепче обняли ее.
– Ты побледнела. В чем дело?
Мейриона качнула головой, отгоняя воспоминания:
– Нет, ничего.
– Не верю. Что-то тебя определенно беспокоит. Мейриона прислонилась щекой к его широкой груди, в очередной раз подивившись сверхъестественной проницательности этого человека. Какое преступное удовольствие – вдыхать его успокаивающий запах, но сегодня ей уже пришлось подавить свое самолюбие, и еще одна неловкость не имела никакого значения. Чем быстрее она признается в своей постыдной слабости, тем быстрее закончится ее позор.
– Я… не могу ездить верхом, потому что боюсь лошадей.
Ну вот она и сказала это.
– Женщина благородного рода боится лошадей?
– Да.
Унижение сжало ей горло. Она ошибалась, думая, что больше у нее не осталось гордости, все ее чувства были напряжены. В этот момент Монтгомери стал хозяином ее эмоций. Если сейчас он посмеется над ней, она не сможет сдержать слезы.
– Пожалуйста, не смейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69