Семь местных похоронных бюро были наняты для перевозки органических остатков крушения, которые впоследствии были захоронены в пятнадцати североамериканских штатах и двух зарубежных странах.
За семь дней после аварии в общей сложности на месте происшествия побывало пятьсот двенадцать человек. На следующей неделе-- еще двадцать два, в основном охотники за сувенирами. И лишь тогда поток посетителей иссяк.
Мы просканировали три следующие столетия. Осмотрели тысячи индейцев навахо и хопи, сотни пеших туристов и десятки тысяч койотов. Большой Компьютер сейчас прослеживает все их потенциальные контакты. К сожалению, как вы понимаете, доскональное изучение жизни каждой особи, имевшей доступ к обломкам, продлилось бы дольше, чем сама их реальная жизнь; поэтому нам приходится довольствоваться лишь частичным сканированием.
Кстати, если отправиться на место крушения и вырыть яму глубиной около пятидесяти футов, там и сегодня можно найти остатки корпуса и двигателя самолета. Что мы и сделали. Нам потребуется еще один день, чтобы тщательно просеять землю в радиусе трех миль, но вероятность находки парализатора, судя по прогнозам, невелика.
Самое многообещающее направление поисков-- это, разумеется, следователи ФАУ. Мы сканируем их жизнь поминутно. Не исключено, что кто-то все-таки подобрал парализатор и унес его с собой. Нам придется исходить именно из такого предположения, если раскопки не дадут результатов. Хуже всего то, что обломки пролежали там пятьдесят тысяч лет и оружие могли унести в любую из истекших двадцати шести триллионов минут.
И как я могла находить его симпатичным? Он рисовался перед нами, как примадонна на сцене. Расследование, мол, в надежных руках, ребята, не извольте беспокоиться... Да вздумай кто-нибудь из моей команды представить такой отчет, я не стала бы его слушать ни одной минуты из этих двадцати шести триллионов. Но поскольку тут я не была руководителем, пришлось стиснуть зубы и надеяться, что Мартин все же доберется до сути.
--Существенным фактором,-- продолжал он, как бы желая подтвердить мое мнение о предыдущем спектакле,-- является состояние временного потока. Судя по нашим данным, он поглотил парализатор без каких-либо осложнений.
Я перевела дух и откинулась на спинку кресла. Если отбросить словесную шелуху, лекция Мартина сводилась к следующему.
В двадцатом веке оставлены два парализатора. Один, быть может, никогда не будет найден. Если так, то сам факт его присутствия в прошлом вряд ли нарушит хрупкое равновесие Вселенной. Стало быть, можно вздохнуть с облегчением.
Но даже если кто-нибудь наткнется на парализатор, это не обязательно приведет к катастрофе. Во время аварии оружие могло разбиться и превратиться в груду хлама, способную вызвать разве что легкое недоумение. Парочка удивленно вздернутых бровей-- это мы переживем.
Все мы привыкли воспринимать последовательность событий как некую жесткую схему. Однако в действительности существует небольшой допуск. События и впрямь склонны происходить так, как они должны происходить согласно плану, придуманному кем-то, кто управляет этой паршивой Вселенной. Изменения, если они незначительны, корректируют сами себя никому не понятным образом, попутно оставляя мокрое место от ваших представлений о свободе воли.
Вообразите себе индейца, шагающего по месту крушения 1955 года много лет спустя. Он натыкается на потерянный Пинки парализатор-- разбитый, бесполезный, но тем не менее находиться там не имеющий права. Индеец поднимает его, чешет в затылке и швыряет парализатор куда подальше.
Если бы Вселенная была абсолютно жесткой системой, нам бы тут же пришел конец. Время, потраченное индейцем на разглядывание оружия, изменило бы его жизнь всего на несколько секунд, но изменение покатилось бы снежным комом дальше, разрастаясь с каждым следующим годом.
Можете нарисовать любую цепь событий, какую угодно.
Индеец возвращается в свой вигвам на пять секунд позже положенного. Звонит телефон, но парень не успевает снять трубку. (Кстати, а были ли в вигвамах телефоны? И жили ли индейцы двадцатого века в вигвамах? Впрочем, это неважно.) Итак, если бы он поговорил по телефону, он не прыгнул бы на коня, не поехал в город и не был бы сбит там машиной; а за рулем этой машины-- водитель, который должен был убить кого-то другого, но теперь ему приходится возиться с мертвым индейцем; а парень, которого должны были сбить, останется жив и через несколько лет откроет эффективное средство как раз против того типа рака, что поразит президента Соединенных Штатов в 1996 году; так что президент, который должен был умереть, выздоровеет, и начнется война, которая не должна была начаться.
Если бы все происходило подобным образом, накрылись бы наши перехваты.
Но реальность оставляет нам лазейки. Надо только соблюдать два основных закона.
Первый: брать что-либо из прошлого можно только в том случае, если оставляешь правдоподобную замену.
Второй: события имеют тенденцию следовать предопределенной схеме.
Вы страдаете от недостатка энергии? Почему бы не воспользоваться Воротами и не прогуляться в пятое тысячелетие до Р.Х., чтобы свистнуть триллиончик баррелей нефти-сырца из Саудовской Аравии, пока там не появились спесивые нефтяные шейхи?
Нет ничего проще. Зеленая дорога. Если только вы оставите в Аравии триллион баррелей сырца, неотличимого от украденной нефти.
Мы можем брать только те вещи, которых никто не хватится. (Кто подсчитывает количество канцелярских скрепок в коробке? Кого волнует пропажа одной пачки сигарет из контейнера с десятью тысячами пачек? Нормальный человек спишет ее на мелких воришек, если вообще заметит пропажу. Я за свою жизнь стащила не одну пачку.)
Но закон этот не терпит исключений. То есть временные и пространственные пределы, откуда нам дозволено брать какие-то мелочи, строго ограничены; если же мы утащим что-то посущественнее, мы обязаны оставить взамен искусные копии.
А значит, если человек вот-вот погибнет и никто никогда его больше не увидит живым, почему бы не умыкнуть его, оставив вместо мертвого тела, в которое он скоро превратится, внешне похожего слизняка?
Второй закон дает нам такую возможность. Копия не будет точной, во всяком случае на генетическом или субатомном уровне. Она может весить на пару унций больше или меньше оригинала. Мелкие различия неизбежны, но Вселенная переваривает их до определенного критического порога.
Поэтому мы занимается перехватами.
Но если выйти за границы допустимых изменений, риск увеличится непредсказуемо.
Типичный пример ситуации, которой мы боимся больше всего, это так называемый "дедушкин парадокс". Объясняю популярно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
За семь дней после аварии в общей сложности на месте происшествия побывало пятьсот двенадцать человек. На следующей неделе-- еще двадцать два, в основном охотники за сувенирами. И лишь тогда поток посетителей иссяк.
Мы просканировали три следующие столетия. Осмотрели тысячи индейцев навахо и хопи, сотни пеших туристов и десятки тысяч койотов. Большой Компьютер сейчас прослеживает все их потенциальные контакты. К сожалению, как вы понимаете, доскональное изучение жизни каждой особи, имевшей доступ к обломкам, продлилось бы дольше, чем сама их реальная жизнь; поэтому нам приходится довольствоваться лишь частичным сканированием.
Кстати, если отправиться на место крушения и вырыть яму глубиной около пятидесяти футов, там и сегодня можно найти остатки корпуса и двигателя самолета. Что мы и сделали. Нам потребуется еще один день, чтобы тщательно просеять землю в радиусе трех миль, но вероятность находки парализатора, судя по прогнозам, невелика.
Самое многообещающее направление поисков-- это, разумеется, следователи ФАУ. Мы сканируем их жизнь поминутно. Не исключено, что кто-то все-таки подобрал парализатор и унес его с собой. Нам придется исходить именно из такого предположения, если раскопки не дадут результатов. Хуже всего то, что обломки пролежали там пятьдесят тысяч лет и оружие могли унести в любую из истекших двадцати шести триллионов минут.
И как я могла находить его симпатичным? Он рисовался перед нами, как примадонна на сцене. Расследование, мол, в надежных руках, ребята, не извольте беспокоиться... Да вздумай кто-нибудь из моей команды представить такой отчет, я не стала бы его слушать ни одной минуты из этих двадцати шести триллионов. Но поскольку тут я не была руководителем, пришлось стиснуть зубы и надеяться, что Мартин все же доберется до сути.
--Существенным фактором,-- продолжал он, как бы желая подтвердить мое мнение о предыдущем спектакле,-- является состояние временного потока. Судя по нашим данным, он поглотил парализатор без каких-либо осложнений.
Я перевела дух и откинулась на спинку кресла. Если отбросить словесную шелуху, лекция Мартина сводилась к следующему.
В двадцатом веке оставлены два парализатора. Один, быть может, никогда не будет найден. Если так, то сам факт его присутствия в прошлом вряд ли нарушит хрупкое равновесие Вселенной. Стало быть, можно вздохнуть с облегчением.
Но даже если кто-нибудь наткнется на парализатор, это не обязательно приведет к катастрофе. Во время аварии оружие могло разбиться и превратиться в груду хлама, способную вызвать разве что легкое недоумение. Парочка удивленно вздернутых бровей-- это мы переживем.
Все мы привыкли воспринимать последовательность событий как некую жесткую схему. Однако в действительности существует небольшой допуск. События и впрямь склонны происходить так, как они должны происходить согласно плану, придуманному кем-то, кто управляет этой паршивой Вселенной. Изменения, если они незначительны, корректируют сами себя никому не понятным образом, попутно оставляя мокрое место от ваших представлений о свободе воли.
Вообразите себе индейца, шагающего по месту крушения 1955 года много лет спустя. Он натыкается на потерянный Пинки парализатор-- разбитый, бесполезный, но тем не менее находиться там не имеющий права. Индеец поднимает его, чешет в затылке и швыряет парализатор куда подальше.
Если бы Вселенная была абсолютно жесткой системой, нам бы тут же пришел конец. Время, потраченное индейцем на разглядывание оружия, изменило бы его жизнь всего на несколько секунд, но изменение покатилось бы снежным комом дальше, разрастаясь с каждым следующим годом.
Можете нарисовать любую цепь событий, какую угодно.
Индеец возвращается в свой вигвам на пять секунд позже положенного. Звонит телефон, но парень не успевает снять трубку. (Кстати, а были ли в вигвамах телефоны? И жили ли индейцы двадцатого века в вигвамах? Впрочем, это неважно.) Итак, если бы он поговорил по телефону, он не прыгнул бы на коня, не поехал в город и не был бы сбит там машиной; а за рулем этой машины-- водитель, который должен был убить кого-то другого, но теперь ему приходится возиться с мертвым индейцем; а парень, которого должны были сбить, останется жив и через несколько лет откроет эффективное средство как раз против того типа рака, что поразит президента Соединенных Штатов в 1996 году; так что президент, который должен был умереть, выздоровеет, и начнется война, которая не должна была начаться.
Если бы все происходило подобным образом, накрылись бы наши перехваты.
Но реальность оставляет нам лазейки. Надо только соблюдать два основных закона.
Первый: брать что-либо из прошлого можно только в том случае, если оставляешь правдоподобную замену.
Второй: события имеют тенденцию следовать предопределенной схеме.
Вы страдаете от недостатка энергии? Почему бы не воспользоваться Воротами и не прогуляться в пятое тысячелетие до Р.Х., чтобы свистнуть триллиончик баррелей нефти-сырца из Саудовской Аравии, пока там не появились спесивые нефтяные шейхи?
Нет ничего проще. Зеленая дорога. Если только вы оставите в Аравии триллион баррелей сырца, неотличимого от украденной нефти.
Мы можем брать только те вещи, которых никто не хватится. (Кто подсчитывает количество канцелярских скрепок в коробке? Кого волнует пропажа одной пачки сигарет из контейнера с десятью тысячами пачек? Нормальный человек спишет ее на мелких воришек, если вообще заметит пропажу. Я за свою жизнь стащила не одну пачку.)
Но закон этот не терпит исключений. То есть временные и пространственные пределы, откуда нам дозволено брать какие-то мелочи, строго ограничены; если же мы утащим что-то посущественнее, мы обязаны оставить взамен искусные копии.
А значит, если человек вот-вот погибнет и никто никогда его больше не увидит живым, почему бы не умыкнуть его, оставив вместо мертвого тела, в которое он скоро превратится, внешне похожего слизняка?
Второй закон дает нам такую возможность. Копия не будет точной, во всяком случае на генетическом или субатомном уровне. Она может весить на пару унций больше или меньше оригинала. Мелкие различия неизбежны, но Вселенная переваривает их до определенного критического порога.
Поэтому мы занимается перехватами.
Но если выйти за границы допустимых изменений, риск увеличится непредсказуемо.
Типичный пример ситуации, которой мы боимся больше всего, это так называемый "дедушкин парадокс". Объясняю популярно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53