Мэрчисон только через несколько секунд узнал в этой другой блондинке Синди Форрест, которую уже видел несколько раз и знал, что она девушка Клинга. Однако он никогда не видел такого ужасного выражения на се лице. Женщину с таким выражением лица он видел лишь один раз в жизни. Это было тогда, когда тетя Мойра застала дядю Джона с некой дамой на диване в мансарде. Тетя Мойра поднялась наверх за рецептом апельсинов в сахаре, а вместо рецепта обнаружила там своего очкастого супруга в критической ситуации с женщиной, которая являлась одной из есе самых близких подруг. Тетя Мойра выгнала дядю Джона в расстегнутых брюках в коридор и преследовала его по лестнице до первого этажа, причем все время колотила его по голове веником, который подобрала на площадке третьего этажа, и даже выбежала вслед за дядей Джоном на улицу, где в этот момент Мэрчисон с несколькими соседскими ребятишками играл перед бакалейной лавкой старого Бена. У тети Мойры на лице было такое бешеное и ужасное выражение, что он уже никогда не забыл его. Точно такое же выражение он увидел теперь на лице молодой и красивой Синди Форрест, которая неутомимо обрабатмвала Клинга коричневой кожаной сумкой. Блондинка номер один, Энн Гилрой, визжала на нес, чтобы она прекратила это, однако Синди с выражением лица тети Мойры, уже вошла в такой раж, что не испытывала
желания остановиться вплоть до судного дня. Клинг, этот великий детектив с божьим даром, пытался защитить лицо и голову обеими руками, в то время как Синди продолжала свою разрушительную деятельность. Энн Гилрой визжала, как нанятая. Мэрчисон помчался вниз и заорал стопроцентным чистокровным полицейским голосом: "Хватит, прекратите это!" Однако голова Клинга, очевидно, неодолимо притягивала Синди, и Мэрчисону не оставалось ничего другого, как встать между ними, причем сделал он это с большой осмотрительностью, чтобы не схлопотать по голове хозяйственной сумкой, которой Синди орудовала, как опытный молотобоец. Потом он оттолкнул Клинга на пару ступенек ниже, где ему не угрожала непосредственная опасность, и заорал на Синди: "Вы напали на государственного служащего, мисс",— что, впрочем, Синди несомненно знала. Энн Гилрой еще разочек взвизгнула, и потом воцарилась тишина.
— Чертов мерзавец! — заорала Синди на Клинга.
— Все в порядке, Дэйв,— сказал Клинг, стоящий у подножья лестницы.— Спасибо. Теперь я уже могу самостоятельно овладеть ситуацией.
— Да, ты способен овладеть кое-чем, негодяй! — заорала Синди.
— С вами ничего не случилось? — спросила Энн Гилрой.
— Ничего, все в порядке, Энн,— ответил Клинг.
— Так, значит, ты обращаешься к ней по имени, Энн? — закричала Синди и размахнулась хозяйственной сумкой, целясь в девушку. Мэрчисон бесстрашно вмешался, отразил удар локтем, быстро отодвинул Синди от девушки и заорал: "Ну, хватит, Синди! Вы что, хотите попасть в камеру?"
К этому моменту в дверях полицейского участка уже собралась толпа полицейских в форме, что привело Клинга в значительное замешательство, поскольку этот скандал наносил удар по его реноме детектива, а к патрульным он всегда относился довольно высокомерно. Полицейские прекрасно развлекались, глядя, как сержант Мэрчисон пытается удержать двух очаровательных блондинок на некотором расстоянии друг от дружки. Об одной из них они даже знали, что это девушка Клинга, а тем временем сам Клинг с растерянным видом стоял рядом.
— Давайте, расходитесь, расходитесь,— крикнул им Клинг, тоже соответствующим полицейским голосом.
Полицейские считали это хорошим развлечением, но никто из них не рассмеялся. Никто также не собирался уходить. Напротив, их количество в дверях полицейского участка увеличивалось, они разглядывали девушку в красно-синей полосатой миниюбке, а также разглядывали Синди (хотя она была одета намного скромнее, на ней было просторное синее платье), а потом переводили взгляды на Клинга и Мэрчисона, чтобы не упустить ничего, если кто-нибудь из них что-то предпримет.
Однако никто из них ничего не предпринял.Вместо этого Синди повернулась, оскорбленно вздернула нос, спустилась с крыльца и прошла мимо Клинга, не удостоив его взглядом.
— Синди! Подожди, я должен объяснить тебе! — крикнул Клинг, очевидно, питая иллюзии, что он играет в каком-то старом фильме с Дорис Дэй, и побежал по улице вслед за Синди.
— Я бы хотела подать жалобу. Причем немедленно,— сказала Энн Гилрой Мэрчисону.
— Э... лучше бегите домой, мисс,— сказал Мэрчисон, поднялся по лестнице, отодвинул полицейских в дверях и возвратился к своей стойке и коммутатору, где самым худшим, с чем ему нужно было суметь справиться, была какая-то женщина, которая истекла кровью на тротуаре.
Карелла никогда не понимал — когда читал об этом — почему люди, потерявшие сознание, приходят в себя постепенно, как если бы они выныривали из глубины на поверхность. Он сразу пришел в себя — ниоткуда не выныривал, ни по какой крутой спирали, никаких подобных глупостей — как только открыл глаза и уже точно знал, где находится, встал и почувствовал, что у него огромная шишка на темени; сперва он ощущал ее как стреляющий болевой узел на черепе, потом попытался ощупать се кончиками пальцев, но ему стало еще больнее. Крови он не обнаружил — слава Богу — напавший избавил его от необходимости латать пробитый череп. Он заглянул за дверь, чтобы убедиться, что там его не подстерегает еще один небольшой сюрприз, потом вытащил пистолет и осмотрел все помещения в квартире, поскольку никогда не мешает закрыть ворота конюшни, даже если конь убежал. Убедившись в том, что в квартире никого нет, он вернулся в спальню.
Верхний ящик комода был закрыт.Ящик был выдвинут, когда Карелла вошел в квартиру, поэтому имелись все основания полагать, что он помешал неизвестному в тот момент, когда тот рылся в ящике. Теперь Карелла подошел к комоду и сам принялся рыться в ящике. Ящик был четко разделен на две половины: женскую и мужскую. В той, которая принадлежала Розе Лейден, были нейлоновые чулки, колготки, пояса, бюстгальтера, носовые платки и круглая жестяная коробочка, в которой когда-то были таблетки от кашля, а теперь здесь лежали непарные серьги, заколки для волос и пуговицы. В той части, которая принадлежала Эндрю Лейдену, были носки (синие, черные и серые), носовые платки, трусы, майки, эспандер и у самой задней стенки цепочка с полудолларом, выпущенным в память Кеннеди. Карелла задвинул ящик и осмотрел другие ящики и отделения' комода. На половине Розы Лейден лежали джемперы, блузки, комбинации, платья и несколько ночных рубашек. На половине Эндрю Лейдена были выглаженные рубашки и тенниски и не менее тщательно сложенные джемперы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
желания остановиться вплоть до судного дня. Клинг, этот великий детектив с божьим даром, пытался защитить лицо и голову обеими руками, в то время как Синди продолжала свою разрушительную деятельность. Энн Гилрой визжала, как нанятая. Мэрчисон помчался вниз и заорал стопроцентным чистокровным полицейским голосом: "Хватит, прекратите это!" Однако голова Клинга, очевидно, неодолимо притягивала Синди, и Мэрчисону не оставалось ничего другого, как встать между ними, причем сделал он это с большой осмотрительностью, чтобы не схлопотать по голове хозяйственной сумкой, которой Синди орудовала, как опытный молотобоец. Потом он оттолкнул Клинга на пару ступенек ниже, где ему не угрожала непосредственная опасность, и заорал на Синди: "Вы напали на государственного служащего, мисс",— что, впрочем, Синди несомненно знала. Энн Гилрой еще разочек взвизгнула, и потом воцарилась тишина.
— Чертов мерзавец! — заорала Синди на Клинга.
— Все в порядке, Дэйв,— сказал Клинг, стоящий у подножья лестницы.— Спасибо. Теперь я уже могу самостоятельно овладеть ситуацией.
— Да, ты способен овладеть кое-чем, негодяй! — заорала Синди.
— С вами ничего не случилось? — спросила Энн Гилрой.
— Ничего, все в порядке, Энн,— ответил Клинг.
— Так, значит, ты обращаешься к ней по имени, Энн? — закричала Синди и размахнулась хозяйственной сумкой, целясь в девушку. Мэрчисон бесстрашно вмешался, отразил удар локтем, быстро отодвинул Синди от девушки и заорал: "Ну, хватит, Синди! Вы что, хотите попасть в камеру?"
К этому моменту в дверях полицейского участка уже собралась толпа полицейских в форме, что привело Клинга в значительное замешательство, поскольку этот скандал наносил удар по его реноме детектива, а к патрульным он всегда относился довольно высокомерно. Полицейские прекрасно развлекались, глядя, как сержант Мэрчисон пытается удержать двух очаровательных блондинок на некотором расстоянии друг от дружки. Об одной из них они даже знали, что это девушка Клинга, а тем временем сам Клинг с растерянным видом стоял рядом.
— Давайте, расходитесь, расходитесь,— крикнул им Клинг, тоже соответствующим полицейским голосом.
Полицейские считали это хорошим развлечением, но никто из них не рассмеялся. Никто также не собирался уходить. Напротив, их количество в дверях полицейского участка увеличивалось, они разглядывали девушку в красно-синей полосатой миниюбке, а также разглядывали Синди (хотя она была одета намного скромнее, на ней было просторное синее платье), а потом переводили взгляды на Клинга и Мэрчисона, чтобы не упустить ничего, если кто-нибудь из них что-то предпримет.
Однако никто из них ничего не предпринял.Вместо этого Синди повернулась, оскорбленно вздернула нос, спустилась с крыльца и прошла мимо Клинга, не удостоив его взглядом.
— Синди! Подожди, я должен объяснить тебе! — крикнул Клинг, очевидно, питая иллюзии, что он играет в каком-то старом фильме с Дорис Дэй, и побежал по улице вслед за Синди.
— Я бы хотела подать жалобу. Причем немедленно,— сказала Энн Гилрой Мэрчисону.
— Э... лучше бегите домой, мисс,— сказал Мэрчисон, поднялся по лестнице, отодвинул полицейских в дверях и возвратился к своей стойке и коммутатору, где самым худшим, с чем ему нужно было суметь справиться, была какая-то женщина, которая истекла кровью на тротуаре.
Карелла никогда не понимал — когда читал об этом — почему люди, потерявшие сознание, приходят в себя постепенно, как если бы они выныривали из глубины на поверхность. Он сразу пришел в себя — ниоткуда не выныривал, ни по какой крутой спирали, никаких подобных глупостей — как только открыл глаза и уже точно знал, где находится, встал и почувствовал, что у него огромная шишка на темени; сперва он ощущал ее как стреляющий болевой узел на черепе, потом попытался ощупать се кончиками пальцев, но ему стало еще больнее. Крови он не обнаружил — слава Богу — напавший избавил его от необходимости латать пробитый череп. Он заглянул за дверь, чтобы убедиться, что там его не подстерегает еще один небольшой сюрприз, потом вытащил пистолет и осмотрел все помещения в квартире, поскольку никогда не мешает закрыть ворота конюшни, даже если конь убежал. Убедившись в том, что в квартире никого нет, он вернулся в спальню.
Верхний ящик комода был закрыт.Ящик был выдвинут, когда Карелла вошел в квартиру, поэтому имелись все основания полагать, что он помешал неизвестному в тот момент, когда тот рылся в ящике. Теперь Карелла подошел к комоду и сам принялся рыться в ящике. Ящик был четко разделен на две половины: женскую и мужскую. В той, которая принадлежала Розе Лейден, были нейлоновые чулки, колготки, пояса, бюстгальтера, носовые платки и круглая жестяная коробочка, в которой когда-то были таблетки от кашля, а теперь здесь лежали непарные серьги, заколки для волос и пуговицы. В той части, которая принадлежала Эндрю Лейдену, были носки (синие, черные и серые), носовые платки, трусы, майки, эспандер и у самой задней стенки цепочка с полудолларом, выпущенным в память Кеннеди. Карелла задвинул ящик и осмотрел другие ящики и отделения' комода. На половине Розы Лейден лежали джемперы, блузки, комбинации, платья и несколько ночных рубашек. На половине Эндрю Лейдена были выглаженные рубашки и тенниски и не менее тщательно сложенные джемперы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41