Вместо рыжих там выросли белые. Шрам на виске до сих пор не исчез. Иногда, особенно в непогоду, смерть присылала слабые сигналы боли — спутники новых волос.
Со времени поступления в 87-й участок, он часто видел смерть и много раз умирающих. Он уже не выходил из комнаты. Из комнаты вышел тогда молодой Коттон Хейз, очень молодой и наивный полицейский, который понял в тот момент, что делает грязную работу, что насилие — часть правды жизни, в которой ему выпало заниматься каждый день вещами гадкими и уродливыми. Больше он не выходил из комнаты. Но гнев испытывал всегда.
И здесь, в горах, его охватил гнев, когда милая девушка соскользнула с кресла подъемника и упала в снег, пробитая почти насквозь лыжной палкой, и застыла в нелепой позе мертвеца, в странной, беспредельно ужасающей позе. Гнев вызывало сравнение образа красивой, кипящей юной жизнью, любовью и стремительным движением девушки с пугающе реальным образом ее же, но теперь превратившейся в ничто, в охапку плоти и костей, в мертвое тело, в труп.
Его охватил гнев, когда Теодор Вэйт и его тупые помощники принялись портить следы, предоставляя убийце драгоценное время и возможность бежать от закона, от человеческой ярости. Его охватывал гнев и сейчас, по дороге обратно к зданию, где располагалась лыжная мастерская и комнаты над ней.
Гнев его казался неуместным среди молчащих гор. Снег продолжал падать бесшумно и кротко. Ветер утих, и снежинки падали бесцельно, большие, мокрые и белые, а на горе Роусон и кругом царили тишина и спокойствие, расстилался ленивый белый покой, отрицавший смерть.
Хейз стряхнул снег с ботинок и пошел вверх по лестнице.
Свернув за угол коридора, он тут же заметил, что дверь его комнаты приоткрыта. Он остановился. Может быть, Бланш вернулась, а может быть...
Но в коридоре стояла тишина, оглушительная тишина. Он наклонился и развязал шнурки ботинок. Осторожно разулся. Ступая как можно легче — изяществом его фигура не отличалась, а доски старого дома предательски скрипели, — Хейз приблизился к своей двери. Он не любил ходить в носках. Ему приходилось в разных обстоятельствах пользоваться каблуками, и он знал, как важно быть обутым. Перед самой дверью он задержался. Внутри стояла тишина. Он тронул чуть приоткрытую дверь. Где-то внизу щелкнула газовая горелка, и раздался рев.
Хейз толкнул дверь.
Элмер Уландер с костылями под мышкой резко обернулся к нему. Перед тем управляющий стоял, склонив голову, словно... молился. Нет, он не молился. Он прислушивался — не то слушал что-то, не то ожидал услышать...
— Ох, здравствуйте, мистер Хейз, — произнес он.
На нем сегодня была красная лыжная куртка. Он оперся на костыли и улыбнулся обезоруживающей мальчишеской улыбкой.
— Здравствуйте, мистер Уландер, — отозвался Хейз. — Не будете ли вы так добры, мистер Уландер, объяснить мне, какого дьявола вы ищете в моей комнате?
Управляющий выглядел удивленным. Поднял брови, голову склонил набок... Он выглядел почти так, как если бы это он вернулся к себе в комнату и застал там постороннего человека. Но в этом восхитительно невинном выражении сквозила растерянность. Уландер определенно в чем-то проштрафился. Все с той же мальчишеской улыбкой он оперся поудобнее на костыли и приготовился объяснить... Хейз ждал...
— Вы ведь сказали, что отопление не работает, — заговорил Уландер, — так вот я проверял...
— В этой комнате отопление отлично работает, — заявил Хейз. — Речь шла о соседней комнате.
— А! — качнул головой Уландер. — Вот как!
— Да, так.
— Действительно. Я тут пощупал батарею и мне показалось, что все в порядке.
— Естественно, — сказал Хейз, — потому что оно и было в порядке. Сегодня утром я вам сказал, что не работает отопление в номере сто четыре. А это — сто пятый. Вы что, новичок здесь, мистер Уландер?
— Я, наверное, вас не понял.
— Надо полагать... Не стоит допускать такие ошибки, мистер Уландер, особенно если иметь в виду, что гора кишит полицейскими.
— О чем вы говорите?
— О девушке. Когда эти так называемые полицейские примутся расспрашивать, то, пожалуй...
— О какой девушке?
Хейз долго смотрел на Уландера. Удивление, написанное на лице его и в глазах, казалось достаточно искренним, но возможно ли, чтобы на горе Роусон нашелся человек, еще не слыхавший об убийстве?
Возможно ли, чтобы Уландер, управляющий пансионатом, переполненным лыжниками, не знал о смерти Хельги Нильсон?
— О девушке, — пояснил Хейз, — Хельге Нильсон.
— Что с ней случилось?
Хейз достаточно хорошо играл в бейсбол, чтобы не торопиться бросать мяч прежде, чем прощупает противника.
— Вы с ней знакомы? — спросил он.
— Конечно, знаком. Я знаю всех лыжных тренеров. Ее комната здесь, в конце коридора...
— Кто еще здесь живет?
— Зачем вам?
— Хочу знать.
— Только она и Мэри. Мэри Файрс. Тоже тренер. И... да, и новичок. Ларри Дэвидсон.
— Он тренер? — спросил Хейз. — Такой высокий?
— Да.
— С горбатым носом? С немецким акцентом?
— Нет, нет. Вы говорите о Гельмуте Курце. Тот говорит с австрийским акцентом. — Уландер помолчал. — А... зачем это вам?
— Между ним и Хельгой что-нибудь есть?
— О, этого я не знаю. Они тренируют вместе, но...
— А Дэвидсон?
— Вы про Ларри Дэвидсона? То есть хотите спросить, встречается ли он с Хельгой?
— Да, именно об этом я хочу спросить.
— Ларри женат, — сообщил Уландер, — так что я не думаю...
— А вы?
— Не понял.
— Вы и Хельга. Есть что-нибудь между вами?
— Хельга — мой хороший друг, — заявил Уландер.
— Была, — поправил Хейз.
— А?
— Она мертва. Сегодня днем погибла в горах.
Вот когда Хейз бросил мяч — и попал в цель.
— Боже... — пробормотал Уландер, и челюсть его отвисла. Он покачнулся, шагнул назад и наткнулся на туалетный столик. Костыли упали. Пытаясь сохранить равновесие, он взмахнул ногой в гипсе и едва не упал. Хейз поймал его за локоть, нагнулся за костылями, подал. Уландер все еще не пришел в себя. Он, не глядя, протянул руку, нащупал костыли и снова уронил. Хейз опять их поднял и сам засунул под мышки Уландеру, который оперся на туалетный столик и уставился невидящим взглядом на противоположную стену с рекламной афишей о развлечениях в Кинбели.
— Она... она всегда пренебрегала опасностью, — проговорил он. — Часто на спуске... Я ей говорил.
— Это не был несчастный случай, — сказал Хейз. — Ее убили.
— Не может быть, — Уландер замотал головой. — Не может быть!
— Может.
— Нет. Все любили Хельгу. Никто бы... — Он продолжал качать головой. Взгляд его не отрывался от афиши Кинбели.
— Сюда придут полицейские, мистер Уландер, — продолжал Хейз, — причем вполне реальные. Они будут долго и настойчиво все расспрашивать. Они будут так шарить, как вам и не снилось. Они церемониться не станут. Они ищут убийцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Со времени поступления в 87-й участок, он часто видел смерть и много раз умирающих. Он уже не выходил из комнаты. Из комнаты вышел тогда молодой Коттон Хейз, очень молодой и наивный полицейский, который понял в тот момент, что делает грязную работу, что насилие — часть правды жизни, в которой ему выпало заниматься каждый день вещами гадкими и уродливыми. Больше он не выходил из комнаты. Но гнев испытывал всегда.
И здесь, в горах, его охватил гнев, когда милая девушка соскользнула с кресла подъемника и упала в снег, пробитая почти насквозь лыжной палкой, и застыла в нелепой позе мертвеца, в странной, беспредельно ужасающей позе. Гнев вызывало сравнение образа красивой, кипящей юной жизнью, любовью и стремительным движением девушки с пугающе реальным образом ее же, но теперь превратившейся в ничто, в охапку плоти и костей, в мертвое тело, в труп.
Его охватил гнев, когда Теодор Вэйт и его тупые помощники принялись портить следы, предоставляя убийце драгоценное время и возможность бежать от закона, от человеческой ярости. Его охватывал гнев и сейчас, по дороге обратно к зданию, где располагалась лыжная мастерская и комнаты над ней.
Гнев его казался неуместным среди молчащих гор. Снег продолжал падать бесшумно и кротко. Ветер утих, и снежинки падали бесцельно, большие, мокрые и белые, а на горе Роусон и кругом царили тишина и спокойствие, расстилался ленивый белый покой, отрицавший смерть.
Хейз стряхнул снег с ботинок и пошел вверх по лестнице.
Свернув за угол коридора, он тут же заметил, что дверь его комнаты приоткрыта. Он остановился. Может быть, Бланш вернулась, а может быть...
Но в коридоре стояла тишина, оглушительная тишина. Он наклонился и развязал шнурки ботинок. Осторожно разулся. Ступая как можно легче — изяществом его фигура не отличалась, а доски старого дома предательски скрипели, — Хейз приблизился к своей двери. Он не любил ходить в носках. Ему приходилось в разных обстоятельствах пользоваться каблуками, и он знал, как важно быть обутым. Перед самой дверью он задержался. Внутри стояла тишина. Он тронул чуть приоткрытую дверь. Где-то внизу щелкнула газовая горелка, и раздался рев.
Хейз толкнул дверь.
Элмер Уландер с костылями под мышкой резко обернулся к нему. Перед тем управляющий стоял, склонив голову, словно... молился. Нет, он не молился. Он прислушивался — не то слушал что-то, не то ожидал услышать...
— Ох, здравствуйте, мистер Хейз, — произнес он.
На нем сегодня была красная лыжная куртка. Он оперся на костыли и улыбнулся обезоруживающей мальчишеской улыбкой.
— Здравствуйте, мистер Уландер, — отозвался Хейз. — Не будете ли вы так добры, мистер Уландер, объяснить мне, какого дьявола вы ищете в моей комнате?
Управляющий выглядел удивленным. Поднял брови, голову склонил набок... Он выглядел почти так, как если бы это он вернулся к себе в комнату и застал там постороннего человека. Но в этом восхитительно невинном выражении сквозила растерянность. Уландер определенно в чем-то проштрафился. Все с той же мальчишеской улыбкой он оперся поудобнее на костыли и приготовился объяснить... Хейз ждал...
— Вы ведь сказали, что отопление не работает, — заговорил Уландер, — так вот я проверял...
— В этой комнате отопление отлично работает, — заявил Хейз. — Речь шла о соседней комнате.
— А! — качнул головой Уландер. — Вот как!
— Да, так.
— Действительно. Я тут пощупал батарею и мне показалось, что все в порядке.
— Естественно, — сказал Хейз, — потому что оно и было в порядке. Сегодня утром я вам сказал, что не работает отопление в номере сто четыре. А это — сто пятый. Вы что, новичок здесь, мистер Уландер?
— Я, наверное, вас не понял.
— Надо полагать... Не стоит допускать такие ошибки, мистер Уландер, особенно если иметь в виду, что гора кишит полицейскими.
— О чем вы говорите?
— О девушке. Когда эти так называемые полицейские примутся расспрашивать, то, пожалуй...
— О какой девушке?
Хейз долго смотрел на Уландера. Удивление, написанное на лице его и в глазах, казалось достаточно искренним, но возможно ли, чтобы на горе Роусон нашелся человек, еще не слыхавший об убийстве?
Возможно ли, чтобы Уландер, управляющий пансионатом, переполненным лыжниками, не знал о смерти Хельги Нильсон?
— О девушке, — пояснил Хейз, — Хельге Нильсон.
— Что с ней случилось?
Хейз достаточно хорошо играл в бейсбол, чтобы не торопиться бросать мяч прежде, чем прощупает противника.
— Вы с ней знакомы? — спросил он.
— Конечно, знаком. Я знаю всех лыжных тренеров. Ее комната здесь, в конце коридора...
— Кто еще здесь живет?
— Зачем вам?
— Хочу знать.
— Только она и Мэри. Мэри Файрс. Тоже тренер. И... да, и новичок. Ларри Дэвидсон.
— Он тренер? — спросил Хейз. — Такой высокий?
— Да.
— С горбатым носом? С немецким акцентом?
— Нет, нет. Вы говорите о Гельмуте Курце. Тот говорит с австрийским акцентом. — Уландер помолчал. — А... зачем это вам?
— Между ним и Хельгой что-нибудь есть?
— О, этого я не знаю. Они тренируют вместе, но...
— А Дэвидсон?
— Вы про Ларри Дэвидсона? То есть хотите спросить, встречается ли он с Хельгой?
— Да, именно об этом я хочу спросить.
— Ларри женат, — сообщил Уландер, — так что я не думаю...
— А вы?
— Не понял.
— Вы и Хельга. Есть что-нибудь между вами?
— Хельга — мой хороший друг, — заявил Уландер.
— Была, — поправил Хейз.
— А?
— Она мертва. Сегодня днем погибла в горах.
Вот когда Хейз бросил мяч — и попал в цель.
— Боже... — пробормотал Уландер, и челюсть его отвисла. Он покачнулся, шагнул назад и наткнулся на туалетный столик. Костыли упали. Пытаясь сохранить равновесие, он взмахнул ногой в гипсе и едва не упал. Хейз поймал его за локоть, нагнулся за костылями, подал. Уландер все еще не пришел в себя. Он, не глядя, протянул руку, нащупал костыли и снова уронил. Хейз опять их поднял и сам засунул под мышки Уландеру, который оперся на туалетный столик и уставился невидящим взглядом на противоположную стену с рекламной афишей о развлечениях в Кинбели.
— Она... она всегда пренебрегала опасностью, — проговорил он. — Часто на спуске... Я ей говорил.
— Это не был несчастный случай, — сказал Хейз. — Ее убили.
— Не может быть, — Уландер замотал головой. — Не может быть!
— Может.
— Нет. Все любили Хельгу. Никто бы... — Он продолжал качать головой. Взгляд его не отрывался от афиши Кинбели.
— Сюда придут полицейские, мистер Уландер, — продолжал Хейз, — причем вполне реальные. Они будут долго и настойчиво все расспрашивать. Они будут так шарить, как вам и не снилось. Они церемониться не станут. Они ищут убийцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44