Но обитатели трущоб и мечтать не могли о такой роскоши.
Все это было ей знакомо. Она сама прошла все круги ада и, даже став взрослой, не могла о нем забыть. Когда она была маленькой, отец имел постоянную работу на фабрике. Они стояли на ступеньку выше, чем обитатели доходных домов. Но после грандиозного чикагского пожара их благосостоянию пришел конец. Они выжили, но потеряли все, что имели. Вскоре отец начал пить и лишился своего места.
Как многие одинокие женщины с детьми, чтобы свести концы с концами, мать принялась шить. Платили за это так мало, что Хармони с малолетства приходилось помогать ей. Это выводило отца из себя. Он считал, что их работа унижает его мужское достоинство. Но вскоре отец смирился, перестал искать место и начал коротать время в близлежащих салунах. После этого их жизнь быстро покатилась под откос, и мать была счастлива возможности работать на «ситшопе».
Хармони обернулась и снова взглянула на Торнбулла. Уж он-то никогда не жил в доходных домах! Небось, и носу туда не показывал! А между тем подобные дома после пожара росли как грибы. И в каждом таком доме размещался «свитшоп».
Она думала о том, что представляет собой потогонная система. Крупный предприниматель нанимал контрагента, который находил для него субподрядчиков, или «свитеров». Мастерская «свитера» обычно располагалась в большой из двух комнат квартире, снимавшейся в доходном доме. Обычно в ней работало от шести до двенадцати мужчин, женщин и детей. В другой комнате жила, спала и готовила еду семья субподрядчика. «Свитер» кормил рабочих, которые ели без отрыва от производства и спали тут же, на мешках с готовой продукцией.
Но могло быть и еще хуже. Целая семья «свитеров», обитавшая в одной-двух крошечных комнатах доходного дома, нанимала так называемых надомников, которые, как правило, жили вместе с ними. Отец как-то с горя оформил их обеих надомницами, а себя объявил «свитером». Кончилось тем, что мать вдобавок к своим обязанностям взвалила на себя и его работу. Но денег на то, чтобы уехать из доходного дома, скопить так и не удалось. Наибольшую прибыль фабриканту приносили молодые и сильные рабочие; потогонная система постепенно выжимала из них все соки, и производительность труда падала, пока человек не терял последние силы. А они с матерью были очень близки к этому.
«Свитшопы». Она сделала головокружительную карьеру, когда поступила на фабрику, в мастерскую Торнбулла. Она знала, что на хозяина работает не так уж много «свитеров», но называла его фабрику «свитшопом» главным образом из-за постоянной тесноты, скученности и темноты, царившей в здании. Хармони работала с шелком и получала больше многих, но и этого было недостаточно, чтобы прокормить себя. Однако многие женщины и дети, получавшие сдельную плату, были бы счастливы поменяться с ней местами.
Девушка мрачно поглядела на Торнбулла. После постигшего Чикаго пожара горожане панически боялись огня. Она не смогла бы еще раз пережить ужас и потрясение, которые испытала ребенком. Этот страх сохранился на долгие годы. Торнбулл прекрасно знал, что делает, когда обвинил ее в поджоге. В Чикаго слово «поджигатель» было самым страшным обвинением.
И пусть ее потом всю жизнь мучают кошмары, но она закончит это дело и увидит торжество справедливости. Может быть, это позволит хоть немного улучшить положение рабочих.
Не в силах избавиться от воспоминаний, она поднялась и подошла к Торнбуллу. В его глазах был страх. Хорошо! Поделом ему и страх, и голод, и жажда. Но лучше всего было бы, если бы он ощутил безнадежность. Возможно ли это? Способны ли люди, подобные ему, на такое чувство?
– Оставь его, Хармони, – Тор отложил ручку. – Пусть не жалуется, что его тут избивали.
Она повернулась и шагнула к Тору:
– Как хочешь, а твой план мне не по душе.
– Знаю. – Он сдвинул брови. – Ты предпочла бы на минутку забежать в свой прежний полицейский участок, сдать Торнбулла с рук на руки, поприсутствовать при допросе и увидеть, как они бросят его за решетку.
– Да!
Тор запустил пятерню в волосы и устало посмотрел на девушку:
– У меня больше нет сил спорить с тобой. Если понадобится связать тебя, как Торнбулла, клянусь, я сделаю это. – Он тяжело вздохнул. – Ноги твоей не будет в полиции. Можешь быть уверена, что за решетку бросят тебя, а не его, и сделают это с превеликим удовольствием.
– Но…
– Нет! Первым делом они допросят тебя, а когда дело дойдет до остальных, будет слишком поздно.
– Но если Торнбулл признается? Тогда с меня снимут все обвинения.
– Проклятие! – Тор вытер платком потное лицо. – Тут такая жара и духота, что я с трудом соображаю. А здешний шум вообще превращает мозги в кисель. – Он указал на Хармони пальцем. – А ты все споришь и споришь…
– Тор, но…
– Мы спорим об этом с самого воскресенья, когда выехали из Флэгстаффа. Я своего мнения не перемени. Ну сама подумай, Хармони! Тебя разыскивает полиция. Они спят и видят сделать из тебя козла отпущения. Стоит тебе попасть к ним в лапы, и я не уверен, что ты когда-нибудь увидишь дневной свет. И пусть Торнбулл двадцать раз покается, это тебе поможет как мертвому припарка. Вспомни, чикагская полиция вешает тех, кто агитирую рабочих.
– Площадь Хеймаркет! – содрогнулась Хармони. – Два года назад полиция разогнала там митинг рабочих, но это вызвало бунт. Семьдесят человек предстало перед судом. – Ее голос дрогнул. – Тогда погибло семеро полицейских, но перед этим они сами убили шестерых рабочих во время разгона митинга на Блэк-роуд…
– Верно. А потом они повесили четверых профсоюзных лидеров, организовавших Хеймаркетский митинг.
– Это напугало нас больше всего…
– А ты доставила чикагской полиции куда больше хлопот. После Хеймаркета на берегу озера построили военный форт Шеридан, чтобы каждый день напоминать чикагцам о нерушимости права частной собственности. И это в дополнение к сыщикам агентства Пинкертона, которых акулы наняли для борьбы с забастовками на своих предприятиях. Эти богачи идут на все, лишь бы накопить миллионы, и им дела нет до такой мелочи, как человеческая жизнь. Хармони, еще раз говорю: забастовщиков и профсоюзных агитаторов здесь просто убивают!
– Но я ни то, ни другое.
Тор трахнул по столу кулаком, встал, перешел к окну, выглянул наружу и только потом обернулся.
– Я не знаю, как кто-то умудряется выжить в этой чертовой дыре!
– Многие и не выживают…
– Это ужасно. – Он пересек комнату, обнял девушку и заглянул ей в глаза. – Здесь невыносимо! При мысли o том, что ты много лет прожила в таком доме, у меня сердце кровью обливается. Я хочу увезти тебя и отсюда и вообще из этого города как можно скорее. И именно поэтому на пушечный выстрел не подпущу тебя к полицейскому участку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Все это было ей знакомо. Она сама прошла все круги ада и, даже став взрослой, не могла о нем забыть. Когда она была маленькой, отец имел постоянную работу на фабрике. Они стояли на ступеньку выше, чем обитатели доходных домов. Но после грандиозного чикагского пожара их благосостоянию пришел конец. Они выжили, но потеряли все, что имели. Вскоре отец начал пить и лишился своего места.
Как многие одинокие женщины с детьми, чтобы свести концы с концами, мать принялась шить. Платили за это так мало, что Хармони с малолетства приходилось помогать ей. Это выводило отца из себя. Он считал, что их работа унижает его мужское достоинство. Но вскоре отец смирился, перестал искать место и начал коротать время в близлежащих салунах. После этого их жизнь быстро покатилась под откос, и мать была счастлива возможности работать на «ситшопе».
Хармони обернулась и снова взглянула на Торнбулла. Уж он-то никогда не жил в доходных домах! Небось, и носу туда не показывал! А между тем подобные дома после пожара росли как грибы. И в каждом таком доме размещался «свитшоп».
Она думала о том, что представляет собой потогонная система. Крупный предприниматель нанимал контрагента, который находил для него субподрядчиков, или «свитеров». Мастерская «свитера» обычно располагалась в большой из двух комнат квартире, снимавшейся в доходном доме. Обычно в ней работало от шести до двенадцати мужчин, женщин и детей. В другой комнате жила, спала и готовила еду семья субподрядчика. «Свитер» кормил рабочих, которые ели без отрыва от производства и спали тут же, на мешках с готовой продукцией.
Но могло быть и еще хуже. Целая семья «свитеров», обитавшая в одной-двух крошечных комнатах доходного дома, нанимала так называемых надомников, которые, как правило, жили вместе с ними. Отец как-то с горя оформил их обеих надомницами, а себя объявил «свитером». Кончилось тем, что мать вдобавок к своим обязанностям взвалила на себя и его работу. Но денег на то, чтобы уехать из доходного дома, скопить так и не удалось. Наибольшую прибыль фабриканту приносили молодые и сильные рабочие; потогонная система постепенно выжимала из них все соки, и производительность труда падала, пока человек не терял последние силы. А они с матерью были очень близки к этому.
«Свитшопы». Она сделала головокружительную карьеру, когда поступила на фабрику, в мастерскую Торнбулла. Она знала, что на хозяина работает не так уж много «свитеров», но называла его фабрику «свитшопом» главным образом из-за постоянной тесноты, скученности и темноты, царившей в здании. Хармони работала с шелком и получала больше многих, но и этого было недостаточно, чтобы прокормить себя. Однако многие женщины и дети, получавшие сдельную плату, были бы счастливы поменяться с ней местами.
Девушка мрачно поглядела на Торнбулла. После постигшего Чикаго пожара горожане панически боялись огня. Она не смогла бы еще раз пережить ужас и потрясение, которые испытала ребенком. Этот страх сохранился на долгие годы. Торнбулл прекрасно знал, что делает, когда обвинил ее в поджоге. В Чикаго слово «поджигатель» было самым страшным обвинением.
И пусть ее потом всю жизнь мучают кошмары, но она закончит это дело и увидит торжество справедливости. Может быть, это позволит хоть немного улучшить положение рабочих.
Не в силах избавиться от воспоминаний, она поднялась и подошла к Торнбуллу. В его глазах был страх. Хорошо! Поделом ему и страх, и голод, и жажда. Но лучше всего было бы, если бы он ощутил безнадежность. Возможно ли это? Способны ли люди, подобные ему, на такое чувство?
– Оставь его, Хармони, – Тор отложил ручку. – Пусть не жалуется, что его тут избивали.
Она повернулась и шагнула к Тору:
– Как хочешь, а твой план мне не по душе.
– Знаю. – Он сдвинул брови. – Ты предпочла бы на минутку забежать в свой прежний полицейский участок, сдать Торнбулла с рук на руки, поприсутствовать при допросе и увидеть, как они бросят его за решетку.
– Да!
Тор запустил пятерню в волосы и устало посмотрел на девушку:
– У меня больше нет сил спорить с тобой. Если понадобится связать тебя, как Торнбулла, клянусь, я сделаю это. – Он тяжело вздохнул. – Ноги твоей не будет в полиции. Можешь быть уверена, что за решетку бросят тебя, а не его, и сделают это с превеликим удовольствием.
– Но…
– Нет! Первым делом они допросят тебя, а когда дело дойдет до остальных, будет слишком поздно.
– Но если Торнбулл признается? Тогда с меня снимут все обвинения.
– Проклятие! – Тор вытер платком потное лицо. – Тут такая жара и духота, что я с трудом соображаю. А здешний шум вообще превращает мозги в кисель. – Он указал на Хармони пальцем. – А ты все споришь и споришь…
– Тор, но…
– Мы спорим об этом с самого воскресенья, когда выехали из Флэгстаффа. Я своего мнения не перемени. Ну сама подумай, Хармони! Тебя разыскивает полиция. Они спят и видят сделать из тебя козла отпущения. Стоит тебе попасть к ним в лапы, и я не уверен, что ты когда-нибудь увидишь дневной свет. И пусть Торнбулл двадцать раз покается, это тебе поможет как мертвому припарка. Вспомни, чикагская полиция вешает тех, кто агитирую рабочих.
– Площадь Хеймаркет! – содрогнулась Хармони. – Два года назад полиция разогнала там митинг рабочих, но это вызвало бунт. Семьдесят человек предстало перед судом. – Ее голос дрогнул. – Тогда погибло семеро полицейских, но перед этим они сами убили шестерых рабочих во время разгона митинга на Блэк-роуд…
– Верно. А потом они повесили четверых профсоюзных лидеров, организовавших Хеймаркетский митинг.
– Это напугало нас больше всего…
– А ты доставила чикагской полиции куда больше хлопот. После Хеймаркета на берегу озера построили военный форт Шеридан, чтобы каждый день напоминать чикагцам о нерушимости права частной собственности. И это в дополнение к сыщикам агентства Пинкертона, которых акулы наняли для борьбы с забастовками на своих предприятиях. Эти богачи идут на все, лишь бы накопить миллионы, и им дела нет до такой мелочи, как человеческая жизнь. Хармони, еще раз говорю: забастовщиков и профсоюзных агитаторов здесь просто убивают!
– Но я ни то, ни другое.
Тор трахнул по столу кулаком, встал, перешел к окну, выглянул наружу и только потом обернулся.
– Я не знаю, как кто-то умудряется выжить в этой чертовой дыре!
– Многие и не выживают…
– Это ужасно. – Он пересек комнату, обнял девушку и заглянул ей в глаза. – Здесь невыносимо! При мысли o том, что ты много лет прожила в таком доме, у меня сердце кровью обливается. Я хочу увезти тебя и отсюда и вообще из этого города как можно скорее. И именно поэтому на пушечный выстрел не подпущу тебя к полицейскому участку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82