Странно — ведь раньше Ян совершенно не интересовал Наташу, как мужчина.
Но раньше она никогда не купалась с мужчиной без купальника. Даже с Сергеем — да Сергей и не позволил бы. Он готов был лезть в драку, даже если кто-то слишком пристально смотрел на одетую Наташку. И самой Сероглазовой тоже доставалось на орехи, если она имела неосторожность вступить с кем-нибудь из пацанов в слишком длительную беседу или взглянуть на лицо мужского пола с большим интересом, чем это дозволено правилами приличия, которые Медведев придумывал для нее сам. Но Наташка терпела, потому что у нее — любовь.
«Если Сережка узнает — убьет обоих», — подумала она, имея в виду это странное купанье в безымянном озере на неведомой планете с двумя лунами.
Выходить на берег не хотелось. Вода была теплее воздуха и казалось, что в ней можно плавать сколько угодно — хоть всю жизнь.
Наташа заплыла на глубину. Она плавала как рыба и совершенно не боялась утонуть.
Ян плавал похуже, но все-таки ринулся за нею и опять оказался совсем рядом.
И тут, без предупреждения, без всяких сумерек и прочих предрассветных прелестей, над Зазеркальем взошло солнце.
И сразу стало видно, что вода в озере совершенно прозрачна, и все тело Наташи видно в этой воде до последней черточки — как в бассейне. И круглые упругие груди с маленькими рубиновыми сосками тоже видны. Они — совершенно белые — очень выделялись на фоне загорелой кожи выше и ниже, и казалось, будто они светятся.
И Ян смотрел на них во все глаза.
14
— президент не хочет вводить чрезвычайное положение, — сообщил глава МЧС, повесив трубку. — Он не хочет даже думать об этом, пока не получит доказательств, что медуза действительно опасна.
Большинство членов Объединенного Штаба жаждало чрезвычайного положения, как манны небесной. Ведь оно позволило бы разогнать зевак и демонстрантов, приструнить журналистов и отправить в карантин под строгую изоляцию любое количество людей.
Но именно поэтому президент не хотел объявлять чрезвычайное положение в пятимиллионном городе. Силовикам только дай волю — потом костей не соберешь.
Формально Президент не отверг идею чрезвычайного положения. Он просто сказал, что ситуацию надо изучить более тщательно. Если за восемнадцать часов не произошло ничего ужасного — значит, время терпит, и не надо пороть горячку. Человеческих жертв нет, радиации нет, химической и бактериологической опасности тоже не обнаружено — так зачем будоражить народ? А что толпа собралась — так это не беда. Тем более, что с толпой удается справляться, не прибегая к чрезвычайным мерам, и по последним сведениям, она быстро редеет.
Заседающим в Большом доме на Литейном было очень интересно, откуда президент черпает последние сведения, если Объединенный штаб в составе трех министров, директора ФСБ, губернатора и командующего округом никаких таких сведений ему не давал. Не иначе, как от журналистов.
А может, это идет по линии президентской Администрации. Представитель президента по Санкт-Петербургу тоже включен в состав Объединенного Штаба, но на его заседаниях не появился ни разу.
Спрашивается, где он?
Известно где. На объекте. Остальные, как полагается, заехали туда на пять минут, посмотрели и отбыли, оставив на месте людей рангом пониже. А этот крутится там за оцеплением, изображает из себя самого главного (как же — член Штаба, это вам не какая-нибудь шестерка президентская) и через голову силовиков стучит в Москву хозяину. Мол, все спокойно, жертв нет, толпа редеет и не будем пороть горячку.
Но ничего не поделаешь. Никто, кроме президента, объявить чрезвычайное положение не может. А его не проймешь. Раз он уперся — не прошибешь, хоть из пушки стреляй.
Разве что предъявить ему человеческие жертвы… Только где их взять?
Хотя вообще-то, если назавтра толпа будет такая же, как вчера или еще покруче, то за жертвами дело не станет.
Чем больше толпа, тем она страшнее. В огромной неуправляемой массе людей любая случайность может вызвать такую реакцию, что мало не покажется. Пустит кто-нибудь панический слух — и пойдет лавина, да такая, что жертв будет больше, чем на похоронах Сталина и коронации Николая Второго вместе взятых.
То-то президент будет локти кусать.
Но вообще-то негоже пускать такие вещи на самотек.
Директор ФСБ, министр внутренних дел и министр обороны подумали об этом одновременно и после заседания, не сговариваясь, пошли ужинать вместе.
Остальные члены Штаба во главе с председателем не имели под рукой ни шпиков, ни шпионов, ни даже подслушивающих устройств, а потому содержание приватного разговора силовых министров за ужином осталось для них тайной.
15
— Ты обещал не смотреть! — капризно воскликнула Наташа, убедившись, что прикрыть грудь руками не получится. Дна не достать, и чтобы удержаться на плаву, руками надо непрерывно двигать.
— Я обещал делать вид, — поправил ее Ян.
Наташа наконец догадалась повернуться к нему спиной, но это был паллиатив. Все равно уже пора было на берег — не сидеть же в воде вечно.
Наташа перевернулась на грудь и поплыла по большой дуге, огибая Яна, который, однако, не дремал и пустился наперерез.
Они столкнулись в месте, где Яну было по грудь, а Наташе почти по шею, и подняли тучу брызг.
— Ах ты так! — завопила Наташа и ногами по дну побежала к берегу, стремясь занять более выгодную позицию.
По пути к мелководью они обрушивали друг на друга лавины воды и хохотали при этом, как сумасшедшие. У Наташи просто не было сил возмущаться — настолько ее захватило веселье. И даже на берегу она все никак не могла успокоиться.
— Я буду загорать, а ты делай вид, что на меня не смотришь, — произнесла она, наконец, давясь смехом.
— А тут еще море есть, — сообщил Ян, падая рядом. — Не хочешь посмотреть?
— Где море? Хочу море! — воскликнула Наташа, вскакивая, и ее хохот снова зазвенел над холмами.
Ян тоже вскочил на ноги и с криком «Бежим!» помчался в сторону моря.
Наташа сорвалась следом за ним — как была, в одних прозрачных кружевных трусиках.
Где она потом их потеряла, сказать трудно. Кажется, непосредственно в море при обстоятельствах, которые можно охарактеризовать, как временное помрачение рассудка на почве юношеской гиперсексуальности и эрогенного перевозбуждения.
— Серега узнает — убьет, — шептала она, когда Ян целовал ее у кромки воды.
Но когда Ян захотел завершить этот бесконечный день победным аккордом, который одним махом перевел бы его из разряда неискушенных мальчиков в категорию взрослых мужчин, Наташа мягко отстранила его и сказала: «Нет».
— Я люблю Сережу. Я не хочу ему изменять.
А потом вдруг заплакала, и Яну пришлось ее утешать, а она шептала сквозь слезы.
— Боже, я бы все отдала, чтобы он был здесь со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54