— Знаешь, что? Порядок. Мы разбогатели…
А потом начались долгие тайные совещания на кухне. План был разработан во всех деталях, и мы выбрали наиболее подходящий беговой трек. Каждую вторую субботу (такое случалось восемь раз) мы, невзирая на потерю дневной клиентуры, закрывали мою заправочную станцию и везли двойника в Оксфорд. Там на поле, неподалеку от Хеддингтона, находился небольшой паршивенький трек — ничего особенного — только цепочка стареньких столбиков со шнурами, обозначавшими дорожки, перевернутый вверх тормашками велосипед, тянущий ложного зайца, и загородки с шестью дверцами. Миновало шестнадцать недель: восемь раз мы привозили туда двойника и регистрировали его у мистера Фиси. Сколько же пришлось простаивать в толпе, под леденящим дождем, ожидая, когда на грифельной доске мелом напишут имя нашего пса. Мы назвали его Черная Пантера. Когда подходила очередь, Клод вел его к вертикальным дверцам — я же ожидал на финише, чтобы не дать добраться до него «файтерам» — собакам, которых втихомолку приводили на бега цыгане, с целью порвать на куски какого-либо пса по окончании состязаний.
Но было, пожалуй, во всем этом и нечто грустное: если призадуматься, сколько раз нам пришлось возить пса в такую даль, а потом смотреть и молиться в надежде, что он придет последним, невзирая ни на какие случайности. Конечно, молиться при этом было необязательно, а если серьезно, мы и на минуту не поддавались беспокойству — ведь старина просто-напросто не мог бежать галопом. Он бежал точь-в-точь как краб. И не был последним лишь раз — когда желтовато-коричневый пес по кличке Янтарная Молния попал лапой в ямку, получил перелом и финишировал на трех ногах. Но даже тогда наш побил его еле-еле. Вот таким-то образом мы и добились того, что он расценивался как совершенно безнадежный, а в тот день, когда мы привезли его туда последний раз, все букмекеры, выкрикивая его кличку, упрашивали игроков ставить на него, обещая выплату от двадцати до тридцати к одному.
И вот пришел этот солнечный апрельский денек, и настал черед подменить пса на Джеки. Клод сказал, что двойника гонять больше не следует, потому что мистеру Фиси это может надоесть, и тогда он просто вышвырнет его с состязаний. Клод считал, что наступил психологически рассчитанный момент и Джеки должен опередить всех на тридцать—пятьдесят корпусов.
Джеки он воспитал еще щенком, сейчас псу было лишь пятнадцать месяцев, но бегун он был хороший, быстрый. В бегах он никогда не участвовал, но мы знали, что скорость у него есть, потому что с семимесячного возраста Клод каждое воскресенье возил его на маленький частный трек в Эксбридж, где и гонял на время. Джеки пропустил тренировку только раз — из-за положенных прививок. Клод сказал, что, может быть, ему и не хватит скорости, чтобы победить в забеге собак, идущих у мистера Фиси по первому разряду, но в той компании, где он числится сейчас, он сможет выиграть двадцать или минимум десять-пятнадцать корпусов, даже кувырнувшись разок через голову.
Итак, нынешним утром мне следовало сходить в местный банк и снять со счета пятьдесят фунтов для себя и пятьдесят для Клода — их я ссужу ему под аванс к зарплате. Затем, в двенадцать часов нужно будет закрыть заправочную станцию и повесить на один из насосов уведомление «Закрыто на весь день». Тем временем Клод запрет двойника в заднем сарайчике, посадит в автофургон Джеки и мы отправимся в путь. Не могу сказать, что я волновался так же, как Клод, но ведь для меня-то не решались такие серьезные вещи, как покупка дома и возможность жениться. Да и нельзя сравнивать меня с Клодом — ведь тот чуть ли не в конуре родился, рядом с борзыми, и ни о чем ином не думал, разве что по вечерам о Клариссе. У меня же было свое занятие — карьера владельца заправочной станции, не говоря о торговле подержанными автомобилями, но если Клоду захотелось повалять дурака с собаками, я ничуть не против, особенно в таком деле, как сегодняшнее — если оно выгорит. Но по правде, каждый раз, как мне думалось о том, сколько денег мы ставим на это и сколько можем выиграть, у меня в животе что-то вздрагивало…
Наконец псы позавтракали, и Клод вывел их на короткую прогулку в поле неподалеку, а я оделся и поджарил яичницу. Потом отправился в банк и взял деньги, причем однофунтовыми банкнотами. Оставшееся до полудня время пролетело за обслуживанием клиентов.
Ровно в двенадцать я закрылся и повесил на насос объявление. Из-за дома показался Клод, он вел Джеки и нес красновато-рыжий чемоданчик.
— Зачем это?
— Для денег, — ответил Клод. — Ты сам говорил, что никто не в состоянии унести в карманах две тысячи фунтов.
Стоял прекрасный весенний день, все было окрашено в желтые тона, на живых изгородях лопались почки, а солнце сияло сквозь бледно-зеленые листья старого бука, растущего напротив, через дорогу. Джеки выглядел отлично, шкура у него блестела, как черный бархат, а мускулистые ляжки выпирали подобно дыням. Пока Клод укладывал в фургон чемодан, пес продемонстрировал короткий танец на задних лапах, затем глянул на меня снизу вверх и улыбнулся, будто знал, что отправляется на бега, чтобы выиграть две тысячи фунтов и покрыть себя славой. Джеки обладал широкой и самой человеческой Ухмылкой из всех, какие мне довелось видеть у собак. Он не только приподнимал верхнюю губу, но и ухитрялся растягивать пасть так, что был виден каждый зуб, кроме, может, одного—двух коренных. Каждый раз, когда он улыбался, я невольно прислушивался, словно ожидая, что он. ко всему прочему, еще рассмеется.
Мы влезли в фургон и отправились в путь. Я сел за руль, Клод рядом, а Джеки стоял сзади, на соломе, и поверх наших плеч глядел сквозь ветровое стекло. Клод то и дело оборачивался, пытаясь заставить пса лечь, иначе его могло выбросить на крутом вираже, но собака была слишком возбуждена и лишь скалила зубы в ухмылке и размахивала огромным хвостом.
— Ты получил деньги, Гордон? — Клод курил сигареты одну за другой и никак не мог усидеть на месте.
— Да.
— Мои тоже?
— Всего у меня сто пять фунтов. Пять, как ты говорил, для заводилы — чтобы он не остановил зайца и не вышло фальстарта.
— Годится. — И Клод жестко, как на сильном морозе, потер ладони. — Годится, годится, годится…
Мы проехали по узенькой Хай-стрит посреди поселка Грэйт Мисенден и заметили старика Рамминса, бредущего в пивную «Конская Голова» за своей утренней пинтой; на выезде из деревни мы свернули влево и перевалили через холмистый Читтерс в направлении Принсес Рисборо, а уж оттуда до Оксфорда оставалось миль двадцать с небольшим.
Наступила тишина, и тут вдруг мы оказались под воздействием какого-то внутреннего напряжения. Мы спокойно сидели и молчали, но каждый переживал в душе сомнения и опасения, не давая им выхода наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
А потом начались долгие тайные совещания на кухне. План был разработан во всех деталях, и мы выбрали наиболее подходящий беговой трек. Каждую вторую субботу (такое случалось восемь раз) мы, невзирая на потерю дневной клиентуры, закрывали мою заправочную станцию и везли двойника в Оксфорд. Там на поле, неподалеку от Хеддингтона, находился небольшой паршивенький трек — ничего особенного — только цепочка стареньких столбиков со шнурами, обозначавшими дорожки, перевернутый вверх тормашками велосипед, тянущий ложного зайца, и загородки с шестью дверцами. Миновало шестнадцать недель: восемь раз мы привозили туда двойника и регистрировали его у мистера Фиси. Сколько же пришлось простаивать в толпе, под леденящим дождем, ожидая, когда на грифельной доске мелом напишут имя нашего пса. Мы назвали его Черная Пантера. Когда подходила очередь, Клод вел его к вертикальным дверцам — я же ожидал на финише, чтобы не дать добраться до него «файтерам» — собакам, которых втихомолку приводили на бега цыгане, с целью порвать на куски какого-либо пса по окончании состязаний.
Но было, пожалуй, во всем этом и нечто грустное: если призадуматься, сколько раз нам пришлось возить пса в такую даль, а потом смотреть и молиться в надежде, что он придет последним, невзирая ни на какие случайности. Конечно, молиться при этом было необязательно, а если серьезно, мы и на минуту не поддавались беспокойству — ведь старина просто-напросто не мог бежать галопом. Он бежал точь-в-точь как краб. И не был последним лишь раз — когда желтовато-коричневый пес по кличке Янтарная Молния попал лапой в ямку, получил перелом и финишировал на трех ногах. Но даже тогда наш побил его еле-еле. Вот таким-то образом мы и добились того, что он расценивался как совершенно безнадежный, а в тот день, когда мы привезли его туда последний раз, все букмекеры, выкрикивая его кличку, упрашивали игроков ставить на него, обещая выплату от двадцати до тридцати к одному.
И вот пришел этот солнечный апрельский денек, и настал черед подменить пса на Джеки. Клод сказал, что двойника гонять больше не следует, потому что мистеру Фиси это может надоесть, и тогда он просто вышвырнет его с состязаний. Клод считал, что наступил психологически рассчитанный момент и Джеки должен опередить всех на тридцать—пятьдесят корпусов.
Джеки он воспитал еще щенком, сейчас псу было лишь пятнадцать месяцев, но бегун он был хороший, быстрый. В бегах он никогда не участвовал, но мы знали, что скорость у него есть, потому что с семимесячного возраста Клод каждое воскресенье возил его на маленький частный трек в Эксбридж, где и гонял на время. Джеки пропустил тренировку только раз — из-за положенных прививок. Клод сказал, что, может быть, ему и не хватит скорости, чтобы победить в забеге собак, идущих у мистера Фиси по первому разряду, но в той компании, где он числится сейчас, он сможет выиграть двадцать или минимум десять-пятнадцать корпусов, даже кувырнувшись разок через голову.
Итак, нынешним утром мне следовало сходить в местный банк и снять со счета пятьдесят фунтов для себя и пятьдесят для Клода — их я ссужу ему под аванс к зарплате. Затем, в двенадцать часов нужно будет закрыть заправочную станцию и повесить на один из насосов уведомление «Закрыто на весь день». Тем временем Клод запрет двойника в заднем сарайчике, посадит в автофургон Джеки и мы отправимся в путь. Не могу сказать, что я волновался так же, как Клод, но ведь для меня-то не решались такие серьезные вещи, как покупка дома и возможность жениться. Да и нельзя сравнивать меня с Клодом — ведь тот чуть ли не в конуре родился, рядом с борзыми, и ни о чем ином не думал, разве что по вечерам о Клариссе. У меня же было свое занятие — карьера владельца заправочной станции, не говоря о торговле подержанными автомобилями, но если Клоду захотелось повалять дурака с собаками, я ничуть не против, особенно в таком деле, как сегодняшнее — если оно выгорит. Но по правде, каждый раз, как мне думалось о том, сколько денег мы ставим на это и сколько можем выиграть, у меня в животе что-то вздрагивало…
Наконец псы позавтракали, и Клод вывел их на короткую прогулку в поле неподалеку, а я оделся и поджарил яичницу. Потом отправился в банк и взял деньги, причем однофунтовыми банкнотами. Оставшееся до полудня время пролетело за обслуживанием клиентов.
Ровно в двенадцать я закрылся и повесил на насос объявление. Из-за дома показался Клод, он вел Джеки и нес красновато-рыжий чемоданчик.
— Зачем это?
— Для денег, — ответил Клод. — Ты сам говорил, что никто не в состоянии унести в карманах две тысячи фунтов.
Стоял прекрасный весенний день, все было окрашено в желтые тона, на живых изгородях лопались почки, а солнце сияло сквозь бледно-зеленые листья старого бука, растущего напротив, через дорогу. Джеки выглядел отлично, шкура у него блестела, как черный бархат, а мускулистые ляжки выпирали подобно дыням. Пока Клод укладывал в фургон чемодан, пес продемонстрировал короткий танец на задних лапах, затем глянул на меня снизу вверх и улыбнулся, будто знал, что отправляется на бега, чтобы выиграть две тысячи фунтов и покрыть себя славой. Джеки обладал широкой и самой человеческой Ухмылкой из всех, какие мне довелось видеть у собак. Он не только приподнимал верхнюю губу, но и ухитрялся растягивать пасть так, что был виден каждый зуб, кроме, может, одного—двух коренных. Каждый раз, когда он улыбался, я невольно прислушивался, словно ожидая, что он. ко всему прочему, еще рассмеется.
Мы влезли в фургон и отправились в путь. Я сел за руль, Клод рядом, а Джеки стоял сзади, на соломе, и поверх наших плеч глядел сквозь ветровое стекло. Клод то и дело оборачивался, пытаясь заставить пса лечь, иначе его могло выбросить на крутом вираже, но собака была слишком возбуждена и лишь скалила зубы в ухмылке и размахивала огромным хвостом.
— Ты получил деньги, Гордон? — Клод курил сигареты одну за другой и никак не мог усидеть на месте.
— Да.
— Мои тоже?
— Всего у меня сто пять фунтов. Пять, как ты говорил, для заводилы — чтобы он не остановил зайца и не вышло фальстарта.
— Годится. — И Клод жестко, как на сильном морозе, потер ладони. — Годится, годится, годится…
Мы проехали по узенькой Хай-стрит посреди поселка Грэйт Мисенден и заметили старика Рамминса, бредущего в пивную «Конская Голова» за своей утренней пинтой; на выезде из деревни мы свернули влево и перевалили через холмистый Читтерс в направлении Принсес Рисборо, а уж оттуда до Оксфорда оставалось миль двадцать с небольшим.
Наступила тишина, и тут вдруг мы оказались под воздействием какого-то внутреннего напряжения. Мы спокойно сидели и молчали, но каждый переживал в душе сомнения и опасения, не давая им выхода наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9