Разве тебе больше всех надо?
– Да нет, совсем не больше, – отвечает Острый Карандаш. – Просто самому интересно.
– Интересно-то интересно, да здоровье дороже, – урезонивает его Тупой Карандаш. – Ты погляди, на кого ты похож: от тебя почти ничего не осталось.
– Не беда! – весело отвечает его товарищ. – Меня еще не на одну тетрадь хватит!
Но проходит время, и от Острого Карандаша действительно ничего не остается. Его заменяют другие острые карандаши, и они с большой любовью отзываются о своем предшественнике.
– Я его лично знал! – гордо заявляет Тупой Карандаш. – Это был мой лучший друг, можете мне поверить!
– Вы с ним дружили? – удивляются острые карандаши. – Может быть, вы напишете мемуары?
И Тупой Карандаш пишет мемуары.
Конечно, пишет он их не сам – для этого он слишком тупой. Острые карандаши задают ему наводящие вопросы и записывают события с его слов. Это очень трудно: Тупой Карандаш многое забыл, многое перепутал, а многого просто передать не умеет. Приходится острым карандашам самим разбираться – подправлять, добавлять, переиначивать.
Тупой Карандаш пишет мемуары…
Потерянный день
Для Календаря наступила осень…
Вообще-то осень у него – всю жизнь, потому что круглый год с него опадают листки, но когда листков остается так мало, как сейчас, то это уже настоящая осень.
Календарь шлепал по лужам, глядя в них – много ли на небе туч. У него уже не хватало сил поднять голову.
Вот тут-то ему и повстречалась теплая компания.
Тридцать Первое Ноября, Восьмой День Недели и Двадцать Пятый Час Суток сидели вне времени и пространства и говорили об осенних делах.
– Эге, папаша, неважно ты выглядишь! – крикнули они Календарю. – Смотри, доконает тебя эта осень.
– Доконает, – вздохнул Календарь.
– Да ты присаживайся, чего стоишь?
– Надо идти, – сказал Календарь, – нет времени.
– Это у тебя-то нет времени? – рассмеялся Восьмой День Недели. – А что же нам тогда говорить? На нашу долю и вообще времени не досталось.
– Да, – проворчал Двадцать Пятый Час, – ночей не спишь, все стараешься попасть в ногу с временем – никак не удается. Дождешься двадцати четырех часов, только попробуешь приткнуться – глядь – уже час ночи.
– Или первое декабря, – вставило Тридцать Первое Ноября. – Сразу после тридцатого.
– А я уж как извелся с этими воскресеньями и понедельниками! Так держатся друг за дружку, как будто их кто-то связал. – Восьмой День Недели с укором посмотрел на Календарь. – А все ты, папаша, виноват. Нет у тебя порядка.
– Как это нет порядка? – обиделся Календарь. – Я за порядком сам слежу, у меня каждый день на учете.
– А толку-то от этих дней! – воскликнуло Тридцать Первое Ноября. – Каждый из них отбирает у тебя день жизни.
– Отбирает, это правда…
– Слышь, папаша, ты бы плюнул на них, а? Взял бы лучше нас – мы бы у тебя ни минутки не тронули.
– Вас? – с сомнением посмотрел на них Календарь.
– Ну конечно, нас! – сказал Восьмой День Недели. – У нас бы время никуда не двигалось, на месте стояло. Ни четвергов, ни пятниц, ни суббот – живи, ни о чем не думай.
– И все время ночь, – подхватил Двадцать Пятый Час. – Спи себе, знай, похрапывай!
– Это бы ничего, – улыбнулся Календарь. – И все листки целы?
– Все до одного! Если время стоит – куда им деваться?
Календарь сел, аккуратно подобрав листки.
– Я бы тогда в библиотеку поступил, – мечтательно произнес он. – Там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, на место поставил… Вот жизнь!
– Выдана книга тридцать первого ноября…
– В восьмой день недели…
– В двадцать пять ноль-ноль…
– Вернуть книгу тридцать первого ноября…
– В восьмой день недели…
– В двадцать пять ноль-ноль…
– Постойте, постойте, – забеспокоился Календарь. – Это как же? Одну книгу читать целый год?
– А что – разве много? Если время стоит – чего там его экономить?
Это сказало Тридцать Первое Ноября. А Восьмой День Недели добавил:
– Да и читать-то никто не будет. Время стоит – значит, все стоит, разве не понимаешь?
– Все стоит? И жизнь, и все остальное?
– Стоит, папаша, стоит! И тебе – прямая дорога на пенсию. Наработал свое, довольно!
– А как же библиотека?
– На кой она тебе? Плюнь, не думай!
Календарь встал, расправил свои листки.
– Ну, вот что, нечего мне тут с вами время терять. Поговорили и хватит!
– А осень, папаша? Она же не пощадит! – напомнил Двадцать Пятый Час.
– Ну и ладно!
– Ох, смотри, доведут тебя твои дни!
– Вы мои дни не судите, – рассердился Календарь. – Не вам их судить! Они у меня все при деле. А вы что? Так, в стороне? Значит, вы вроде и не существуете.
Календарь оторвал от себя листок.
– Вот, потерял с вами целый день. Возьмите себе – на память о потерянном времени.
И он зашагал по лужам. Но теперь уже в них не глядел. Календарь смотрел высоко и далеко – туда, где кончается его жизнь и начинается жизнь других календарей, которые сейчас выходят из печати.
Художник
Жил на свете Художник.
Однажды, еще в детстве, он нарисовал портрет старика. Старика этого он выдумал, но на портрете старик получился совсем как живой. Маленький Художник никак не мог расстаться со своей работой: он все что-то добавлял, подмалевывал и так увлекся, что старику это надоело. Он сошел с портрета и сердито сказал:
– Довольно! Ты меня совсем замучаешь!
Маленький Художник растерялся: ему не приходилось прежде иметь дело со стариками, которые сходят со своих портретов.
– Кто вы такой? – спросил он. – Может быть, колдун?
– Нет, не то! – Фокусник?
– Не то!
– Ага, теперь я понимаю, – догадался мальчик. – Вас, вероятно, зовут Нето. Только я, признаться, никогда не слыхал такого имени.
– На этот раз ты угадал, – сказал старик. – Меня действительно так зовут. И знаешь почему?
Все, кто имеет со мной дело, считают, что я – это совсем не то, что им нужно.
– А какие у вас дела? – спросил мальчик.
– Ну, – важно ответил старик, – работы у меня достаточно. Все лучшее, что создано на земле человеком, – создано при моем участии. Когда-нибудь ты это поймешь.
И старик удалился на свой холст.
Маленький Художник теперь уже не осмеливался прикасаться к нему. Он спрятал портрет старика и вскоре о нем забыл.
Шли годы. Маленький Художник вырос и стал настоящим Художником. Его искусство признали и полюбили, его картины украшали залы лучших картинных галерей. Многие завидовали Художнику – его славе, его успеху, считали Художника счастливым человеком.
А на самом деле это было не так.
Художник был недоволен своими картинами. Они доставляли ему радость лишь тогда, когда он над ними работал. А кончалась работа – и возникали сомнения. Каждая новая картина казалась ему неудачей.
Однажды, вернувшись домой с очередной выставки своих картин, он долго не мог уснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Да нет, совсем не больше, – отвечает Острый Карандаш. – Просто самому интересно.
– Интересно-то интересно, да здоровье дороже, – урезонивает его Тупой Карандаш. – Ты погляди, на кого ты похож: от тебя почти ничего не осталось.
– Не беда! – весело отвечает его товарищ. – Меня еще не на одну тетрадь хватит!
Но проходит время, и от Острого Карандаша действительно ничего не остается. Его заменяют другие острые карандаши, и они с большой любовью отзываются о своем предшественнике.
– Я его лично знал! – гордо заявляет Тупой Карандаш. – Это был мой лучший друг, можете мне поверить!
– Вы с ним дружили? – удивляются острые карандаши. – Может быть, вы напишете мемуары?
И Тупой Карандаш пишет мемуары.
Конечно, пишет он их не сам – для этого он слишком тупой. Острые карандаши задают ему наводящие вопросы и записывают события с его слов. Это очень трудно: Тупой Карандаш многое забыл, многое перепутал, а многого просто передать не умеет. Приходится острым карандашам самим разбираться – подправлять, добавлять, переиначивать.
Тупой Карандаш пишет мемуары…
Потерянный день
Для Календаря наступила осень…
Вообще-то осень у него – всю жизнь, потому что круглый год с него опадают листки, но когда листков остается так мало, как сейчас, то это уже настоящая осень.
Календарь шлепал по лужам, глядя в них – много ли на небе туч. У него уже не хватало сил поднять голову.
Вот тут-то ему и повстречалась теплая компания.
Тридцать Первое Ноября, Восьмой День Недели и Двадцать Пятый Час Суток сидели вне времени и пространства и говорили об осенних делах.
– Эге, папаша, неважно ты выглядишь! – крикнули они Календарю. – Смотри, доконает тебя эта осень.
– Доконает, – вздохнул Календарь.
– Да ты присаживайся, чего стоишь?
– Надо идти, – сказал Календарь, – нет времени.
– Это у тебя-то нет времени? – рассмеялся Восьмой День Недели. – А что же нам тогда говорить? На нашу долю и вообще времени не досталось.
– Да, – проворчал Двадцать Пятый Час, – ночей не спишь, все стараешься попасть в ногу с временем – никак не удается. Дождешься двадцати четырех часов, только попробуешь приткнуться – глядь – уже час ночи.
– Или первое декабря, – вставило Тридцать Первое Ноября. – Сразу после тридцатого.
– А я уж как извелся с этими воскресеньями и понедельниками! Так держатся друг за дружку, как будто их кто-то связал. – Восьмой День Недели с укором посмотрел на Календарь. – А все ты, папаша, виноват. Нет у тебя порядка.
– Как это нет порядка? – обиделся Календарь. – Я за порядком сам слежу, у меня каждый день на учете.
– А толку-то от этих дней! – воскликнуло Тридцать Первое Ноября. – Каждый из них отбирает у тебя день жизни.
– Отбирает, это правда…
– Слышь, папаша, ты бы плюнул на них, а? Взял бы лучше нас – мы бы у тебя ни минутки не тронули.
– Вас? – с сомнением посмотрел на них Календарь.
– Ну конечно, нас! – сказал Восьмой День Недели. – У нас бы время никуда не двигалось, на месте стояло. Ни четвергов, ни пятниц, ни суббот – живи, ни о чем не думай.
– И все время ночь, – подхватил Двадцать Пятый Час. – Спи себе, знай, похрапывай!
– Это бы ничего, – улыбнулся Календарь. – И все листки целы?
– Все до одного! Если время стоит – куда им деваться?
Календарь сел, аккуратно подобрав листки.
– Я бы тогда в библиотеку поступил, – мечтательно произнес он. – Там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, на место поставил… Вот жизнь!
– Выдана книга тридцать первого ноября…
– В восьмой день недели…
– В двадцать пять ноль-ноль…
– Вернуть книгу тридцать первого ноября…
– В восьмой день недели…
– В двадцать пять ноль-ноль…
– Постойте, постойте, – забеспокоился Календарь. – Это как же? Одну книгу читать целый год?
– А что – разве много? Если время стоит – чего там его экономить?
Это сказало Тридцать Первое Ноября. А Восьмой День Недели добавил:
– Да и читать-то никто не будет. Время стоит – значит, все стоит, разве не понимаешь?
– Все стоит? И жизнь, и все остальное?
– Стоит, папаша, стоит! И тебе – прямая дорога на пенсию. Наработал свое, довольно!
– А как же библиотека?
– На кой она тебе? Плюнь, не думай!
Календарь встал, расправил свои листки.
– Ну, вот что, нечего мне тут с вами время терять. Поговорили и хватит!
– А осень, папаша? Она же не пощадит! – напомнил Двадцать Пятый Час.
– Ну и ладно!
– Ох, смотри, доведут тебя твои дни!
– Вы мои дни не судите, – рассердился Календарь. – Не вам их судить! Они у меня все при деле. А вы что? Так, в стороне? Значит, вы вроде и не существуете.
Календарь оторвал от себя листок.
– Вот, потерял с вами целый день. Возьмите себе – на память о потерянном времени.
И он зашагал по лужам. Но теперь уже в них не глядел. Календарь смотрел высоко и далеко – туда, где кончается его жизнь и начинается жизнь других календарей, которые сейчас выходят из печати.
Художник
Жил на свете Художник.
Однажды, еще в детстве, он нарисовал портрет старика. Старика этого он выдумал, но на портрете старик получился совсем как живой. Маленький Художник никак не мог расстаться со своей работой: он все что-то добавлял, подмалевывал и так увлекся, что старику это надоело. Он сошел с портрета и сердито сказал:
– Довольно! Ты меня совсем замучаешь!
Маленький Художник растерялся: ему не приходилось прежде иметь дело со стариками, которые сходят со своих портретов.
– Кто вы такой? – спросил он. – Может быть, колдун?
– Нет, не то! – Фокусник?
– Не то!
– Ага, теперь я понимаю, – догадался мальчик. – Вас, вероятно, зовут Нето. Только я, признаться, никогда не слыхал такого имени.
– На этот раз ты угадал, – сказал старик. – Меня действительно так зовут. И знаешь почему?
Все, кто имеет со мной дело, считают, что я – это совсем не то, что им нужно.
– А какие у вас дела? – спросил мальчик.
– Ну, – важно ответил старик, – работы у меня достаточно. Все лучшее, что создано на земле человеком, – создано при моем участии. Когда-нибудь ты это поймешь.
И старик удалился на свой холст.
Маленький Художник теперь уже не осмеливался прикасаться к нему. Он спрятал портрет старика и вскоре о нем забыл.
Шли годы. Маленький Художник вырос и стал настоящим Художником. Его искусство признали и полюбили, его картины украшали залы лучших картинных галерей. Многие завидовали Художнику – его славе, его успеху, считали Художника счастливым человеком.
А на самом деле это было не так.
Художник был недоволен своими картинами. Они доставляли ему радость лишь тогда, когда он над ними работал. А кончалась работа – и возникали сомнения. Каждая новая картина казалась ему неудачей.
Однажды, вернувшись домой с очередной выставки своих картин, он долго не мог уснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24