— Говорите!
— Они считают, что на ребенка навели порчу.
— Порчу. Здесь, в моем дворце?
— Именно поэтому я и считаю эту идею нелепой. Однако мы должны созвать всех придворных магов.
— А что если это сделал один из них? Нет, у меня есть лишь один шанс.
Меритамон заснула на сильных руках Рамзеса.
Двор полнился слухами. Говорили, что Нефертари произвела на свет второго мертворожденного ребенка и находится на пороге смерти. Рамзес, находясь в отчаянии, сошел с ума. Боясь поверить в столь замечательные новости, Шенар надеялся лишь, что они не окажутся полностью ложными.
Направляясь во дворец вместе с Долент, Шенар напустил на себя безутешный вид, Долент казалась подавленной.
— Ты великолепная актриса, моя дорогая сестра!
— Происшествие расстроило меня.
— Почему? Ведь ты не любишь ни Рамзеса, ни Нефертари.
— Ребенок… Ребенок ни в чем не виноват.
— Какая разница! Ты вдруг стала очень чувствительна. Если слухи правдивы, наша жизнь улучшится.
Долент не решилась признаться Шенару, что причиной ее истинного беспокойства был успех порчи, наведенной Офиром. Маг обладал страшной властью, которая помогала ему разрушать жизнь царской четы.
Амени, более бледный, чем обычно, принял Долент и Шенара.
— Учитывая обстоятельства, — заявил Шенар, — мы решили, что царь пожелает, чтобы рядом с ним были его брат и сестра.
— Сожалею, он предпочитает быть один.
— Как здоровье Нефертари?
— Царица отдыхает.
— А ребенок? — спросила Долент.
— Доктор Париамакху находится рядом с ним.
— Вы не расскажете нам поподробнее?
— Нужно подождать.
Когда Долент и Шенар выходили из дворца, они увидели Серраманну, который со своими солдатами вел плохо выбритого мужчину в тунике с множеством карманов из шкуры антилопы, без парика. Быстрым шагом они направлялись к личным покоям царя.
— Сетау! Ты моя последняя надежда. Заклинатель змей подошел к царю и внимательно посмотрел на ребенка, которого тот держал на руках.
— Я не люблю детей, но этот ребенок настоящее чудо. Как и все, что имеет отношение к Нефертари.
— Меритамон, наша дочь. Она умирает, Сетау.
— О чем ты говоришь?
— Порча.
— Здесь, во дворце?
— Я не знаю.
— Как она проявляется?
— Она отказывается есть.
— Нефертари?
— Ей очень плохо.
— Я полагаю, что дражайший доктор Париамакху опустил руки?
— Он в растерянности.
— Это его обычное состояние. Осторожно положи дочь в колыбель.
Рамзес подчинился. Как только руки отца оставили ее, дыхание Меритамон стало прерывистым.
— Лишь твоя сила поддерживает в ней жизнь… Это то, чего я боялся. Но… О чем вы думаете в этом дворце?! У ребенка нет даже защитного амулета!
Сетау достал из одного из своих многочисленных карманов амулет в виде скарабея, завязал на конце шнурка семь узелков и одел Меритамон на шею. На скарабее было написано: «Смерть-похитительница не завладеет мной, меня спасет божественный свет».
— Возьми дочь снова на руки и открой мне дверь в лабораторию.
— Ты думаешь, что сможешь…
— Поговорим потом. У нас нет времени.
В лаборатории дворца было много комнат. Сетау закрылся в той, где стояли нижние клыки самца гиппопотама, иногда превосходящие семьдесят сантиметров в длину и десять в ширину. Одному из них придали форму полумесяца с вытянутыми краями, а на бережно отполированную поверхность нанесли множество знаков, призванных отпугнуть злых духов, появившихся из ночи, чтобы убить мать и ребенка. Сетау выбрал наиболее, по его мнению, подходящие: крылатого грифона с телом льва и головой сокола; самку гиппопотама, держащую нож; лягушку; солнце с исходящими от него лучами и бородатого карлика, державшего в каждой руке по змее. Громко называя их, и, таким образом, давая им силу, он приказал им схватить за горло демонов как в мужском, так и в женском обличье, растоптать, разорвать их в клочья и обратить в бегство. Затем он приготовил снадобье на основе яда гадюки, чтобы отворить рот и желудок, но даже в ничтожном количестве оно могло быть слишком сильным для младенца.
Когда Сетау вышел, доктор Париамакху в отчаянии кинулся к нему.
— Нужно действовать быстро, ребенок слабеет. Стоя лицом к закату, Рамзес на руках держал свою дочь, доверчиво и беспомощно глядящую на него. Несмотря на всю магнетическую силу отца, дыхание ребенка становилось все более прерывистым. Ребенок Нефертари, единственный ребенок их союза, который мог бы жить… Если Меритамон умрет, Нефертари не переживет этого. Гнев завладел сердцем царя, гнев, бросающий вызов силам зла, призывающий спасти от них дочь.
Сетау вошел в спальню. В руке у него была вырезанная из кости фигурка.
— Это должно остановить порчу, — сказал он. — Но этого недостаточно. Если мы хотим излечить тело от болезни и позволить ему восстановить себя, то нужно дать ей это снадобье.
Когда он назвал то, что входило в него, доктор Париамакху подпрыгнул.
— Я против, Великий Царь!
— Ты уверен, что оно поможет, Сетау?
— Существует вероятность неудачи. Тебе решать.
— Действуй.
43
Сетау положил на грудь ребенку фигурку из кости. Ребенок расслабленно выпрямился в колыбели, удивленно распахнул огромные глаза, дыхание выровнялось.
Рамзес, Сетау и доктор Париамакху молча замерли. Талисман подействовал, но надолго ли его хватит?
Через десять минут Меритамон оживилась и заплакала.
— Пусть принесут статую богини Опет, — приказал Сетау. — Я возвращаюсь в лабораторию. Доктор, смачивайте губы ребенка и больше ничего не делайте!
Опет, самка гиппопотама, была покровительницей знахарок и кормилиц. На небе она, приняв форму созвездия, не давала Большой Медведице, воплощению Сета, обладавшей большой силой, нарушать спокойствие возродившегося Осириса. Наполненную материнским молоком и наделенную магами Дома Жизни положительной энергией статую Опет поставили у изголовья колыбели.
Ее присутствие успокоило ребенка, Меритамон уснула.
Сетау снова появился, держа в каждой руке по грубо вырезанной из кости фигурке.
— Этого должно быть достаточно, — сказал он и положил первую фигурку на живот ребенка, а вторую к ногам.
Меритамон не шевельнулась.
— Сейчас ее защищают добрые силы. Порча разбита, зло обездвижено.
— Она спасена? — спросил царь.
— Лишь молоко вырвет ее из когтей смерти. Если ее желудок и рот будут оставаться запертыми, она умрет.
— Дай ей снадобье.
— Дай ей его сам.
С нежностью Рамзес раздвинул губы глубоко спящей дочери и вылил благоухающую жидкость в ротик. Доктор Париамакху отвернулся.
Через несколько секунд Меритамон открыла глаза и закричала.
— Быстро, — сказал Сетау, — вымя статуи!
Рамзес поднял дочь, Сетау снял металлический наконечник, закрывавший сосок, и царь приложил рот ребенка к отверстию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73