Я еще раз осмотрела гвоздики — теперь они не казались мне такими уж безобидными. Напротив, их растрепанные головки вдруг ожили, резные лепестки свернулись в трубочки и вытянулись в мою сторону.
Ничего опасного на первый взгляд.
Ни пистолетного дула, ни кинжального ребра. А что, если цветы обработаны каким-нибудь ядом?! Чем-нибудь вроде ртути или таллия? А я даже не знаю, как они выглядят. И можно ли ими хоть что-нибудь обработать…
Господи, ну почему у меня в школе была тройка по химии?!
Несколько секунд я прислушивалась к себе: нет, ни тошноты, ни головокружения. И волосы не лезут пучками. И никаких резей в желудке, а о других симптомах отравления я не слышала и не читала. Да и в книгах метрессы злодеи никогда не использовали яды. Удавки из манильской пеньки, струнные карнизы, холодное оружие всевозможных размеров и модификаций — от мачете и самурайских мечей до вязальной спицы; и старые добрые “Макаровы”, которыми так славно проделать дырку в черепе, — все это было. А вот ядов — не было.
Нужно избавиться от цветов. И чем быстрее, тем лучше.
Аглая накрыла меня, когда я тащила охапку гвоздик к двери.
— Все-таки решились? — сочувственно спросила она.
Я покраснела и пролепетала что-то невнятное в духе:
"Вот, решила забрать их с собой, если вы не возражаете”.
Она не возражала.
…В последующие полтора месяца — до самой середины декабря — были присланы еще два букета желтых гвоздик — братья-близнецы первого. Борьба с цветами стала неотъемлемой частью моего существования. А бороться было с чем: телепередачи с участием Аглаи Канунниковой пошли косяком. В каждом уважающем себя эфире ей торжественно вручали традиционный букет роз. На творческих встречах выбор оказывался более широким: корзины хризантем от устроителей, связки гвоздик от любителей ее ранних — жестких — вещей. И задумчивые анемоны от ценителей поздней Аглаи — мастера детектива “закрытой комнаты”.
Справляться с бесконечным потоком флоры было достаточно легко — Аглая не питала к цветам никакой любви. За все это время мы схлестнулись лишь однажды — по поводу симпатяги-бонсая.
Карликовое деревце было преподнесено “любимой писательнице” недавно вернувшимся из Токио чинушей. Чинуша служил в одном из департаментов, еще не погорел на взятках и по самому малейшему поводу мотался за границу. Книги Аглаи стали для него чем-то вроде “самолетного чтива”, с которым даже перелет Москва — Сидней оказывался не более продолжительным, чем перегон Планерная — Новоподрезково.
Бонсай умилил Аглаю и насторожил меня: еще бы, на деревце красовались мелкие цветочки, а лицо чинуши не вызывало никакого доверия. Это было лицо садиста, поднаторевшего на порке розгами социально не обеспеченных слоев населения.
Аглая так крепко прижала бонсай к груди, что я сразу же поняла: мне придется туго.
— Прелесть, не правда ли, Алиса? — сказала она, когда мы вернулись в квартиру на метро “Аэропорт”.
Я пожала плечами.
— Пожалуй, я поставлю его у себя в кабинете…
Только этого не хватало!
— Не думаю, что это хорошая идея. — Я ухватилась за горшок и потянула бонсай к себе.
— Уберите руки. — Голос Аглаи не предвещал ничего хорошего.
— Не уберу.
— Уберите.
— Не уберу.
Мы тащили деревце в разные стороны, и никто не мог одержать полной и окончательной победы. Пока в дело не вмешалась Ксоло. Собачонка подпрыгнула, ухватила меня за рукав и, шлепнувшись на пол, громко залаяла. От неожиданности Аглая выпустила горшок, а я, лишившись опоры, рухнула на пол. Вместе с бонсаем.
— Вы сошли с ума? — через секунду поинтересовалась Аглая, осматривая обнаженные корни деревца.
— Почти. — Я тяжело дышала.
— Что происходит?
— Вы не должны… Не должны были приносить его домой.
— Подите к черту.
— Я пойду. Но хочу предупредить вас. Вы не должны принимать никаких цветов. Ни от кого. И не должны оставлять их в квартире.
— Она сошла с ума, Ксоло. — За неимением других собеседников Аглая апеллировала к собаке, которая пыталась лизнуть ее в лицо. — Я приняла на работу шизофреничку с манией преследования.
— Пусть так… Но вы не знаете…
Путаясь и сбиваясь, я рассказала Аглае о письме, максимально смягчив эпистолярные угрозы и опустив слово “сука”. Аглая терпеливо выслушала меня до конца и рассмеялась.
— Так вот что вас взволновало, девочка? Покажите мне его!
— Я… Я его выбросила. Невозможно хранить такую гадость в доме.
— О чем еще я не знаю? — Аглая сменила гнев на милость. — Сколько их было, подобных писем?
— Одно. Только одно.
— Когда вы его получили?.. Подождите, попробую догадаться сама… Незадолго до того, как в доме появились желтые гвоздики, да?
Я кивнула головой.
— И вы решили взять на себя функции телохранителя? Я вас недооценивала…
Неужели прибавит жалованье?
Но ни о чем подобном Аглая даже не заикнулась. Совсем напротив, прочла мне лекцию о том, что каждый популярный человек должен быть готов к такого рода неожиданностям. И что это — всего лишь необременительная мзда. Копеечный билетик за проезд к станции под названием “Слава”.
— И вы даже не знаете, кто мог вам послать цветочную метку?
— Понятия не имею. Слишком изысканно, чтобы подозревать первого встречного. Может быть, коллеги по цеху забавляются…
— Коллеги по цеху? — удивилась я.
— Мы, деятели масскульта, люди тяжелые. Не самых лучших душевных качеств, уверяю вас. Чужая популярность для нас — кость в горле. Стоит появиться кому-то свеженькому… Кому-то, кто чуть лучше перелицевал сюжеты Агаты Кристи… Или Чейза… Или красавчика Жапризо… И все. Конец карьере. Имя забыто. А ничего более тоскливого, чем забытый кумир, человечество не придумало.
— Так вы думаете…
— Лучше об этом не думать. — Аглая подмигнула мне. — И вообще скоро вы с ними познакомитесь.
— С кем?
— С моими коллегами по цеху. Под Питером намечаются съемки одной любопытной передачи… Вы едете со мной. Так что повеселимся.
Я едва не упала от удивления. До этого Аглая не выказывала никакого желания пастись на одном лугу с прочими авторессами, даже больше — все ее публичные отзывы о них были окрашены легкой брезгливостью.
— А цветы? Что делать с цветами? А вдруг это не пустая угроза?
— Это пустая угроза. Не берите в голову.
— Но….
— Ничего страшного не случится… Ведь до сих пор же не случалось, правда? Но если вдруг… Если вдруг я паду, пронзенная стрелами молодого бамбука, обещайте мне, что присмотрите за Ксоло…
— Глупости.
— Обещайте.
Я пообещала.
Я пообещала, и бонсай был торжественно установлен в кабинете Аглаи. Больше я его не видела.
Впрочем, Аглаю я тоже почти не видела: она заканчивала роман. Тот самый, который должен был явить широкой литературной общественности новую Канунникову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Ничего опасного на первый взгляд.
Ни пистолетного дула, ни кинжального ребра. А что, если цветы обработаны каким-нибудь ядом?! Чем-нибудь вроде ртути или таллия? А я даже не знаю, как они выглядят. И можно ли ими хоть что-нибудь обработать…
Господи, ну почему у меня в школе была тройка по химии?!
Несколько секунд я прислушивалась к себе: нет, ни тошноты, ни головокружения. И волосы не лезут пучками. И никаких резей в желудке, а о других симптомах отравления я не слышала и не читала. Да и в книгах метрессы злодеи никогда не использовали яды. Удавки из манильской пеньки, струнные карнизы, холодное оружие всевозможных размеров и модификаций — от мачете и самурайских мечей до вязальной спицы; и старые добрые “Макаровы”, которыми так славно проделать дырку в черепе, — все это было. А вот ядов — не было.
Нужно избавиться от цветов. И чем быстрее, тем лучше.
Аглая накрыла меня, когда я тащила охапку гвоздик к двери.
— Все-таки решились? — сочувственно спросила она.
Я покраснела и пролепетала что-то невнятное в духе:
"Вот, решила забрать их с собой, если вы не возражаете”.
Она не возражала.
…В последующие полтора месяца — до самой середины декабря — были присланы еще два букета желтых гвоздик — братья-близнецы первого. Борьба с цветами стала неотъемлемой частью моего существования. А бороться было с чем: телепередачи с участием Аглаи Канунниковой пошли косяком. В каждом уважающем себя эфире ей торжественно вручали традиционный букет роз. На творческих встречах выбор оказывался более широким: корзины хризантем от устроителей, связки гвоздик от любителей ее ранних — жестких — вещей. И задумчивые анемоны от ценителей поздней Аглаи — мастера детектива “закрытой комнаты”.
Справляться с бесконечным потоком флоры было достаточно легко — Аглая не питала к цветам никакой любви. За все это время мы схлестнулись лишь однажды — по поводу симпатяги-бонсая.
Карликовое деревце было преподнесено “любимой писательнице” недавно вернувшимся из Токио чинушей. Чинуша служил в одном из департаментов, еще не погорел на взятках и по самому малейшему поводу мотался за границу. Книги Аглаи стали для него чем-то вроде “самолетного чтива”, с которым даже перелет Москва — Сидней оказывался не более продолжительным, чем перегон Планерная — Новоподрезково.
Бонсай умилил Аглаю и насторожил меня: еще бы, на деревце красовались мелкие цветочки, а лицо чинуши не вызывало никакого доверия. Это было лицо садиста, поднаторевшего на порке розгами социально не обеспеченных слоев населения.
Аглая так крепко прижала бонсай к груди, что я сразу же поняла: мне придется туго.
— Прелесть, не правда ли, Алиса? — сказала она, когда мы вернулись в квартиру на метро “Аэропорт”.
Я пожала плечами.
— Пожалуй, я поставлю его у себя в кабинете…
Только этого не хватало!
— Не думаю, что это хорошая идея. — Я ухватилась за горшок и потянула бонсай к себе.
— Уберите руки. — Голос Аглаи не предвещал ничего хорошего.
— Не уберу.
— Уберите.
— Не уберу.
Мы тащили деревце в разные стороны, и никто не мог одержать полной и окончательной победы. Пока в дело не вмешалась Ксоло. Собачонка подпрыгнула, ухватила меня за рукав и, шлепнувшись на пол, громко залаяла. От неожиданности Аглая выпустила горшок, а я, лишившись опоры, рухнула на пол. Вместе с бонсаем.
— Вы сошли с ума? — через секунду поинтересовалась Аглая, осматривая обнаженные корни деревца.
— Почти. — Я тяжело дышала.
— Что происходит?
— Вы не должны… Не должны были приносить его домой.
— Подите к черту.
— Я пойду. Но хочу предупредить вас. Вы не должны принимать никаких цветов. Ни от кого. И не должны оставлять их в квартире.
— Она сошла с ума, Ксоло. — За неимением других собеседников Аглая апеллировала к собаке, которая пыталась лизнуть ее в лицо. — Я приняла на работу шизофреничку с манией преследования.
— Пусть так… Но вы не знаете…
Путаясь и сбиваясь, я рассказала Аглае о письме, максимально смягчив эпистолярные угрозы и опустив слово “сука”. Аглая терпеливо выслушала меня до конца и рассмеялась.
— Так вот что вас взволновало, девочка? Покажите мне его!
— Я… Я его выбросила. Невозможно хранить такую гадость в доме.
— О чем еще я не знаю? — Аглая сменила гнев на милость. — Сколько их было, подобных писем?
— Одно. Только одно.
— Когда вы его получили?.. Подождите, попробую догадаться сама… Незадолго до того, как в доме появились желтые гвоздики, да?
Я кивнула головой.
— И вы решили взять на себя функции телохранителя? Я вас недооценивала…
Неужели прибавит жалованье?
Но ни о чем подобном Аглая даже не заикнулась. Совсем напротив, прочла мне лекцию о том, что каждый популярный человек должен быть готов к такого рода неожиданностям. И что это — всего лишь необременительная мзда. Копеечный билетик за проезд к станции под названием “Слава”.
— И вы даже не знаете, кто мог вам послать цветочную метку?
— Понятия не имею. Слишком изысканно, чтобы подозревать первого встречного. Может быть, коллеги по цеху забавляются…
— Коллеги по цеху? — удивилась я.
— Мы, деятели масскульта, люди тяжелые. Не самых лучших душевных качеств, уверяю вас. Чужая популярность для нас — кость в горле. Стоит появиться кому-то свеженькому… Кому-то, кто чуть лучше перелицевал сюжеты Агаты Кристи… Или Чейза… Или красавчика Жапризо… И все. Конец карьере. Имя забыто. А ничего более тоскливого, чем забытый кумир, человечество не придумало.
— Так вы думаете…
— Лучше об этом не думать. — Аглая подмигнула мне. — И вообще скоро вы с ними познакомитесь.
— С кем?
— С моими коллегами по цеху. Под Питером намечаются съемки одной любопытной передачи… Вы едете со мной. Так что повеселимся.
Я едва не упала от удивления. До этого Аглая не выказывала никакого желания пастись на одном лугу с прочими авторессами, даже больше — все ее публичные отзывы о них были окрашены легкой брезгливостью.
— А цветы? Что делать с цветами? А вдруг это не пустая угроза?
— Это пустая угроза. Не берите в голову.
— Но….
— Ничего страшного не случится… Ведь до сих пор же не случалось, правда? Но если вдруг… Если вдруг я паду, пронзенная стрелами молодого бамбука, обещайте мне, что присмотрите за Ксоло…
— Глупости.
— Обещайте.
Я пообещала.
Я пообещала, и бонсай был торжественно установлен в кабинете Аглаи. Больше я его не видела.
Впрочем, Аглаю я тоже почти не видела: она заканчивала роман. Тот самый, который должен был явить широкой литературной общественности новую Канунникову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95