– Никакого риска? – переспрашивает Пал Палыч, изумлен­ный признанием.
– А что? Государство само установило. Порядок, нормы. Официально же.
В дверь стучат.
– Ну что? – сердито оборачивается Малахов. – У меня обед!
– Выйди на пару слов, – слышится голос.
– А-а… Разрешите?
– Пожалуйста.
Малахов выходит. И в третий раз мы видим человека, который прячется от Пал Палыча. Он плотно прикрывает дверь, которую Малахов оставил приотворенной, тянет его в сторонку и понижа­ет голос:
– Это у тебя – фамилия «Знаменский»?
– Вроде да.
– Интересно. Ирония судьбы… Слушай, придет Васькин, ска­жи, чтоб меня нашел. Сразу, понял?
– А что?
– Надо, Малаховка, надо. Ну, пока.
– Кто это был? – спрашивает Знаменский, когда Малахов возвращается. Кого-то смутно напомнил услышанный голос.
– Бригадир грузчиков. Просил тут передать… да так, мелочи жизни.
– Ну ладно, хотел спросить, как вы попали на должность кладовщика?
– Да мы с Котей еще пацанами, – охотно рассказывает Мала­хов. – В одном дворе. Я раньше в телевизионном ателье работал. Не сложились отношения. Нервничал сильно… А где наш двор был, стадион построили. Нас с мамой – в Текстильщики, Котю – в Черемушки. Однажды встретились, посидели и позвал к себе. За ним-то спокойно.
– А… Котя как попал сюда?
– Драма! Учителем Котя был. Дочка академика влюбилась. Из девятого класса. А он в нее. Рыдания. Академик заскандалил. Я перед Котей преклоняюсь. Пожертвовал образованием, все бро­сил. Академик потом прощения просил. Да уж поздно. Такой Котя человек!
– Вы помните массу всяких историй. – Пал Палычу немножко смешно. – Только про вагоны начисто забыли. Три вагона с помидорами в конце апреля. А?
Видно, что Малахов задет.
– Товарищ следователь, я, может, с придурью, – хмуро говорит он. – Не все упомню. Возможно. Устаю как собака. Но учет я веду. Все оки-доки. Десять классов. Вы учет проверяли? Вагоны есть?
– Нету.
– Значит, не было. – Какая-то мысль мелькает в глазах, и он легко забывает обиду. – Вот вы кого – вы Лобова еще спросите! Он от железной дороги весовщик. За вагоны мы ему расписываем­ся.
– Сказали – Лобов сегодня на учебе.
– А-а, верно. – И добавляет с гордостью за Лобова: – Кончит вуз – начальником станции будет.

* * *
По бульвару шагает Томин. Тут почти всегда встречается кто-то из своих. Одному – приветственный жест, другому кивок.
Человек, избегавший Знаменского на базе, сейчас хорошо одетый и имеющий преуспевающий вид, при приближении Томина расп­лывается в радушнейшей улыбке:
– Ба, Томин!
– Викулов? – спрашивает Томин без особой радости.
– Собственной персоной! – отвечает тот и с таким сияющим лицом тянет руку, что Томин невольно подает свою.
– На Петровку? Ты там? – частит он, не отпуская ладонь Томина. – А я – не угадаешь, где! Такое могу порассказать!..
Издалека кто-то целится в здоровающихся телеобъективом и щелкает затвором фотоаппарата.
– Позвони мне в «Космос», а? Нет, ты обещай! Встретимся, поболтаем, вспомянем. Номер 2-08, ладно? Я еще три дня в Москве.
– Работы невпроворот, вряд ли.
– Жалко. Ну, в другой раз. Всяческих тебе успехов. Будь здоров! – и снова протягивает руку. Томин торопливо жмет ее, чтобы поскорее отделаться. И идет дальше, выбросив Викулова из голо­вы.

* * *
В кабинете Знаменского сидит Саша – студент университета. С виду простецкий, «русопятый». Он – один из тех, кто в конце апреля работал на базе в четвертом цехе.
– Не обязательно было приезжать, Саша, ведь сессия на носу. Продиктовали бы по телефону.
– Я хотел лично.
Что-то в его тоне заставляет Знаменского посмотреть на парня внимательнее, но тот отводит взгляд.
– Может, понадобится? – говорит он, передавая Знаменскому два листка, – я захватил списки ребят. Это физматовцы… это наши… А сколько машин… – Знаменский берется за авторучку. – Да я вырву, что вам переписывать… Здесь отмечено по дням: двадцать восьмое, двадцать девятое, тридцатое.
– Спасибо, спасибо, Саша. – Знаменский скрепляет листки вместе.
– Это вам что-то дает?
– Да, эти листочки могут сослужить хорошую службу.
– Там что-нибудь серьезное… на базе?
– Просто любопытно или есть причина? – осторожно выясня­ет Пал Палыч.
– Ну… – Саша колеблется, – в общем, я знаком с Леной Чугунниковой и потому… – неловко замолкает.
У Знаменского на минуту портится настроение: парень ему симпатичен.
– Хорошая девушка? – по-доброму спрашивает он.
– Лучше всех. – Саша за иронией с трудом скрывает беспокой­ство.
– Да, тесен мир… Но я не вправе рассказывать.

* * *
Саша бегом спускается по экскалатору – спешит на свидание.
Как всякая девушка, которой пришлось ждать, Лена в некото­рой досаде:
– Ты так во мне уверен, что уже начинаешь опаздывать?
– Ленуся, разве плохо, что уверен?
– Хорошо, хорошо… только не зазнавайся.
– Никогда! – клятвенно произносит Саша. – Это твоя приви­легия на всю жизнь!
Лена смеется.
– Где ты, негодяй, застрял?
– У следователя.
– За тобой водятся преступления?
– Масса, – отзывается Саша легким тоном, но невольно хму­рится.
– Рассказывай!
– Не хочется отравлять вечер.
– Но я обожаю страшные истории!
– Ничего страшного… я надеюсь.
– Все равно! Признавайся сейчас же!
– Только ты не расстраивайся… На базе идет какая-то провер­ка. Помнишь, мы там работали, а теперь нас как свидетелей…
– У мамы?
– Да. Следователь не сказал, в чем дело, но какой-то неприят­ный осадок…
– Ну-у, за маму можно не беспокоиться! – беспечно говорит Лена. – Больших безобразий не допустит. Не забывай, она все-таки генеральша. Она всех держит вот так! – сжимает кулак. – К ней даже иностранцев возят.

* * *
На пустых ящиках, валяющихся около одноколейной дороги, проходящей по территории четвертого цеха, размещаются Зна­менский, Васькин, Малахов и новая фигура – весовщик Лобов. Это молодой человек из «модерновых». Ухоженный, трезвый, спортивный. Одет элегантно, чего не скрывает наброшенный на плечи рабочий халат. Часы у него, конечно, электронные, курит он «Мальборо», бумаги носит в «дипломате».
Кладовщики и Лобов препираются. Знаменский доволен, что удалось их стравить: в споре проскальзывают интересные детали.
– Просто дурная привычка – за все железные дороги ругать! – с апломбом говорит Лобов.
– Железные, выдержат, – примирительно вставляет Малахов.
Но Васькин мрачен.
– Вас не бить – ни вагона не дождешься! – перекрикивает он шум подходящего состава.
– Ну-ну-ну, я попрошу! – надсаживается и Лобов. – Претен­зии должны быть обоснованы. Если по воде или самолетом, то при грузе обязательно сопровождающий. Кто в воздухе украдет? Смешно! Но положен конвой. Тогда нам на каждый вагон надо по солдату, а разъезды и сортировочные стеной обнести!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17