К дверям тянулась длинная очередь: все без исключения - судьи, адвокаты, истцы и ответчики - после личного досмотра проходили под аркой металлодетектора. На четырех этажах у залов для заседаний толпились взволнованные люди.
Наше дело рассматривал достопочтенный Норман Киснер. На дверях зала 114 висел перечень двенадцати обвиняемых, дела которых были назначены сегодня к предварительному слушанию. Я нашел свое имя. По пустоватому залу с озабоченными физиономиями сновали судейские чиновники. Мордехай исчез; в ожидании его я уселся во втором ряду и раскрыл журнал.
- Доброе утро, Майкл!
В центральном проходе Дональд Рафтер обеими руками прижимал к груди кожаный кейс. Рядом стоял сотрудник фирмы, лицо которого я еще помнил, а имя уже забыл.
Я кивнул тому и другому:
- Привет.
В данных обстоятельствах этого было более чем достаточно.
Парочка заняла места в противоположном конце зала.
Как представители потерпевшей стороны, они имели право присутствовать на каждой стадии рассмотрения моего дела.
Но ведь сейчас только предварительное слушание! Я предстану перед судьей, он зачитает обвинения, я откажусь признать себя виновным, под внесенный залог меня отпустят на свободу. Все. Зачем явился Рафтер?
Стараясь сохранять спокойствие, глядя в журнал, я внезапно понял: Дональда послали в суд в качестве грозного предупреждения. Фирма расценивает кражу досье как тяжкое преступление и следит за каждым моим шагом. Из сотрудников, занимающихся защитой интересов фирмы в судебных разбирательствах, Рафтер считался наиболее опытным и агрессивным. В его присутствии мне, похоже, полагалось дрожать от страха.
В половине десятого невесть откуда появившийся Мордехай помахал мне рукой: пора. Мы прошли в кабинет судьи, где после взаимных представлений расселись вокруг заурядного круглого стола. Частная встреча?
Норману Киснеру было по крайней мере семьдесят. Густая снежно-белая шевелюра и того же цвета аккуратная бородка; карие глаза, взгляд, кажется, прожигает собеседника насквозь. С моим адвокатом дружит долгие годы.
- Я только что сказал Мордехаю,- рука Киснера описала в воздухе плавный полукруг,- что в вашем случае столкнулся с весьма необычным делом.
В знак смиренного согласия я наклонил голову. И для меня оно было таким.
- Артура Джейкобса я знаю лет тридцать, как, собственно, и многих других в "Дрейк энд Суини". Там работают очень грамотные юристы.
И с этим нельзя было не согласиться. Фирма всегда брала на работу лучших и отшлифовывала до совершенства.
Восхищение, которое судья испытывал к потерпевшим, начало внушать мне опасения за благополучный исход дела.
- Ущерб, нанесенный кражей досье, чрезвычайно трудно выразить в денежных единицах. В конце концов, пропала пачка бумаг, не представляющих ценности ни для кого, кроме владельца. Продать их кому-то на улице невозможно. Другими словами, обвинять вас в присвоении чужой собственности я не собираюсь.
- Понимаю, ваша честь.
Однако, не будучи в том уверенным, я хотел лишь одного: пусть судья продолжает.
- Давайте исходить из предположения, что досье находится у вас, что из фирмы его вынесли именно вы. Если вы согласитесь в моем присутствии вернуть досье законному владельцу, то я склонен оценить ущерб долларов в сто. Для улаживания дела хватит двух подписей. Естественно, вам придется начисто забыть почерпнутую информацию.
- А если я не верну досье?
- В таком случае ценность его значительно возрастет, а вы предстанете перед судом по обвинению в краже со взломом. Если прокурор убедит присяжных в своей правоте и они признают вас виновным, то от меня будет зависеть только выбор меры наказания.
Суровая складка на лбу, потяжелевший взгляд подтверждали: виновный понесет заслуженную кару.
- Кроме того, вы потеряете право на занятие юридической деятельностью.
- Ясно, сэр.- Я почувствовал себя загнанным в тупик.
Откинувшись на спинку кресла, Мордехай впитывал каждое слово.
- В отличие от остальных дел, назначенных к слушанию на сегодня, в вашем ключевую роль играет фактор времени,- заявил Киснер.- Похищенная информация может стать предметом судебного разбирательства по гражданскому иску. Данный вопрос находится в ведении другого судьи. Мне бы хотелось разрешить уголовный аспект проблемы до того, как вы погрузитесь в дебри гражданского процесса. Опять-таки, повторяю, если исходить из предположения, что досье у вас.
- Каким временем мы располагаем?- поинтересовался Мордехай.
- Думаю, двух недель вам хватит для принятия решения.
Мы с Мордехаем вернулись в зал, где провели час, в течение которого ровным счетом ничего не произошло.
С группой юристов в зале появился Тим Клаузен. Нас он заметил сразу, но не подошел. Мордехай встал, как он выразился, поразмять кости и минут через пять загнал журналиста в угол, где объяснил, что здесь находятся представители "Дрейк энд Суини", которые, наверное, жаждут поделиться впечатлениями с прессой.
Клаузен устремился к последней скамье. Послышались громкие голоса. Рафтер, его подчиненный и журналист двинулись на выход, чтобы закончить спор в коридоре.
Предварительное слушание, как я и предполагал, закончилось. Киснер изложил суть предъявленных обвинений, я отказался от признания вины, подписал какие-то документы и торопливо покинул зал. Рафтера простыл и след.
- О чем вы говорили с Киснером до того, как мы вошли в кабинет?спросил я Мордехая в машине.
- О том же, что он сказал тебе сам.
- С ним трудно иметь дело.
- Он отличный судья, много лет был адвокатом по уголовным делам. Вряд ли стоило ожидать, что он проявит сочувствие к юристу, совершившему кражу, тем более у коллеги.
- Какой срок мне грозит, если жюри признает меня виновным?
- Он не сказал. Но срок будет.
На перекрестке вспыхнул красный, за рулем, слава Богу, был я.
- Хорош защитничек! Что же делать?
- В нашем распоряжении две недели. Не нужно пороть горячку. Слишком рано.
Глава 33
В утреннем выпуске "Вашингтон пост" на первых двух полосах поместила впечатляющие статьи.
Первая статья представляла обещанное продолжение - полную трагизма историю жизни Лонти Бертон, написанную главным образом со слов бабки, хотя, помимо нее, журналисты допросили двух теток, последнего работодателя, служащую социальной сферы, бывшего учителя, а также мать и братьев, находящихся в тюрьме. С типичной для солидной газеты напористостью не стесненная в средствах "Вашингтон пост" проделала огромную работу, собрав именно те факты, которые были нам необходимы в суде.
Никогда не знавшая замужества мать родила Лонти в шестнадцать лет. Старший брат появился на свет годом раньше, младший - годом позже. Отцы у детей были разные, причем мать категорически отказывалась назвать имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Наше дело рассматривал достопочтенный Норман Киснер. На дверях зала 114 висел перечень двенадцати обвиняемых, дела которых были назначены сегодня к предварительному слушанию. Я нашел свое имя. По пустоватому залу с озабоченными физиономиями сновали судейские чиновники. Мордехай исчез; в ожидании его я уселся во втором ряду и раскрыл журнал.
- Доброе утро, Майкл!
В центральном проходе Дональд Рафтер обеими руками прижимал к груди кожаный кейс. Рядом стоял сотрудник фирмы, лицо которого я еще помнил, а имя уже забыл.
Я кивнул тому и другому:
- Привет.
В данных обстоятельствах этого было более чем достаточно.
Парочка заняла места в противоположном конце зала.
Как представители потерпевшей стороны, они имели право присутствовать на каждой стадии рассмотрения моего дела.
Но ведь сейчас только предварительное слушание! Я предстану перед судьей, он зачитает обвинения, я откажусь признать себя виновным, под внесенный залог меня отпустят на свободу. Все. Зачем явился Рафтер?
Стараясь сохранять спокойствие, глядя в журнал, я внезапно понял: Дональда послали в суд в качестве грозного предупреждения. Фирма расценивает кражу досье как тяжкое преступление и следит за каждым моим шагом. Из сотрудников, занимающихся защитой интересов фирмы в судебных разбирательствах, Рафтер считался наиболее опытным и агрессивным. В его присутствии мне, похоже, полагалось дрожать от страха.
В половине десятого невесть откуда появившийся Мордехай помахал мне рукой: пора. Мы прошли в кабинет судьи, где после взаимных представлений расселись вокруг заурядного круглого стола. Частная встреча?
Норману Киснеру было по крайней мере семьдесят. Густая снежно-белая шевелюра и того же цвета аккуратная бородка; карие глаза, взгляд, кажется, прожигает собеседника насквозь. С моим адвокатом дружит долгие годы.
- Я только что сказал Мордехаю,- рука Киснера описала в воздухе плавный полукруг,- что в вашем случае столкнулся с весьма необычным делом.
В знак смиренного согласия я наклонил голову. И для меня оно было таким.
- Артура Джейкобса я знаю лет тридцать, как, собственно, и многих других в "Дрейк энд Суини". Там работают очень грамотные юристы.
И с этим нельзя было не согласиться. Фирма всегда брала на работу лучших и отшлифовывала до совершенства.
Восхищение, которое судья испытывал к потерпевшим, начало внушать мне опасения за благополучный исход дела.
- Ущерб, нанесенный кражей досье, чрезвычайно трудно выразить в денежных единицах. В конце концов, пропала пачка бумаг, не представляющих ценности ни для кого, кроме владельца. Продать их кому-то на улице невозможно. Другими словами, обвинять вас в присвоении чужой собственности я не собираюсь.
- Понимаю, ваша честь.
Однако, не будучи в том уверенным, я хотел лишь одного: пусть судья продолжает.
- Давайте исходить из предположения, что досье находится у вас, что из фирмы его вынесли именно вы. Если вы согласитесь в моем присутствии вернуть досье законному владельцу, то я склонен оценить ущерб долларов в сто. Для улаживания дела хватит двух подписей. Естественно, вам придется начисто забыть почерпнутую информацию.
- А если я не верну досье?
- В таком случае ценность его значительно возрастет, а вы предстанете перед судом по обвинению в краже со взломом. Если прокурор убедит присяжных в своей правоте и они признают вас виновным, то от меня будет зависеть только выбор меры наказания.
Суровая складка на лбу, потяжелевший взгляд подтверждали: виновный понесет заслуженную кару.
- Кроме того, вы потеряете право на занятие юридической деятельностью.
- Ясно, сэр.- Я почувствовал себя загнанным в тупик.
Откинувшись на спинку кресла, Мордехай впитывал каждое слово.
- В отличие от остальных дел, назначенных к слушанию на сегодня, в вашем ключевую роль играет фактор времени,- заявил Киснер.- Похищенная информация может стать предметом судебного разбирательства по гражданскому иску. Данный вопрос находится в ведении другого судьи. Мне бы хотелось разрешить уголовный аспект проблемы до того, как вы погрузитесь в дебри гражданского процесса. Опять-таки, повторяю, если исходить из предположения, что досье у вас.
- Каким временем мы располагаем?- поинтересовался Мордехай.
- Думаю, двух недель вам хватит для принятия решения.
Мы с Мордехаем вернулись в зал, где провели час, в течение которого ровным счетом ничего не произошло.
С группой юристов в зале появился Тим Клаузен. Нас он заметил сразу, но не подошел. Мордехай встал, как он выразился, поразмять кости и минут через пять загнал журналиста в угол, где объяснил, что здесь находятся представители "Дрейк энд Суини", которые, наверное, жаждут поделиться впечатлениями с прессой.
Клаузен устремился к последней скамье. Послышались громкие голоса. Рафтер, его подчиненный и журналист двинулись на выход, чтобы закончить спор в коридоре.
Предварительное слушание, как я и предполагал, закончилось. Киснер изложил суть предъявленных обвинений, я отказался от признания вины, подписал какие-то документы и торопливо покинул зал. Рафтера простыл и след.
- О чем вы говорили с Киснером до того, как мы вошли в кабинет?спросил я Мордехая в машине.
- О том же, что он сказал тебе сам.
- С ним трудно иметь дело.
- Он отличный судья, много лет был адвокатом по уголовным делам. Вряд ли стоило ожидать, что он проявит сочувствие к юристу, совершившему кражу, тем более у коллеги.
- Какой срок мне грозит, если жюри признает меня виновным?
- Он не сказал. Но срок будет.
На перекрестке вспыхнул красный, за рулем, слава Богу, был я.
- Хорош защитничек! Что же делать?
- В нашем распоряжении две недели. Не нужно пороть горячку. Слишком рано.
Глава 33
В утреннем выпуске "Вашингтон пост" на первых двух полосах поместила впечатляющие статьи.
Первая статья представляла обещанное продолжение - полную трагизма историю жизни Лонти Бертон, написанную главным образом со слов бабки, хотя, помимо нее, журналисты допросили двух теток, последнего работодателя, служащую социальной сферы, бывшего учителя, а также мать и братьев, находящихся в тюрьме. С типичной для солидной газеты напористостью не стесненная в средствах "Вашингтон пост" проделала огромную работу, собрав именно те факты, которые были нам необходимы в суде.
Никогда не знавшая замужества мать родила Лонти в шестнадцать лет. Старший брат появился на свет годом раньше, младший - годом позже. Отцы у детей были разные, причем мать категорически отказывалась назвать имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81