С шестьдесят восьмого или шестьдесят девятого?
— Может, даже и раньше. — Блейд наморщил лоб, пристально смотря в воду. — Как я слышал, надo провести здесь долгое время в медитации, чтобы сначала очистить свои мозги. Тогда, если все получается так, как надо, можно что-то увидеть.
— Говорите, эта легенда существует с конца шестидесятых? — Калеб задумчиво смотрел на озерцо. — Как я слышал, в те стародавние золотые денечки видения были довольно обыденным явлением, причем вызывались, как правило, не медитацией и очищением мозгов. Насколько мне известно, хорошее видение или нет, зависело скорее от того, что ты курил.
— Не следует смеяться над тем, чего не понимаешь, — сказал Куинтон. — Нам не дано воспринимать все математические плоскости с помощью пяти обыкновенных органов чувств.
Калеб пожал плечами.
— Возможно, вы правы.
Все опять замолчали.
— Мне однажды было здесь видение, — чуть слышно сказал Монтроуз. — Много лет назад.
— Ну да? — Блейд с любопытством взглянул на него. — И что же это было?
— Трудно объяснить. Помню, в тот день после обеда я давал Сиренити уроки игры на скрипке. Вечером я почему-то пришел сюда, просто подумать. В то время я частенько это делал.
— Я помню, — подтвердил Куинтон.
— Это видение было вроде похоже на сон, только я знал, что не сплю и что это не сон. — Монтроуз покатал свою бутылку в ладонях. — Это было жутковато, если правду сказать. Чисто личная вещь. Я никогда никому об этом не рассказывал до сих пор.
— Думаешь, это было видение какой-то поддающейся проверке математической реальности? — с любопытством спросил Куинтон. — В нем была какая-нибудь символическая логика?
Монтроуз покачал головой.
— Это было просто видение.
Калеб вытянул ноги и сделал очередной глоток из бутылки с «Пойлом».
— Что же все-таки вы видели?
Монтроуз задумчиво смотрел на воду.
— Своего старика. Он слушал, как я упражняюсь на пианино, и говорил мне, какой я молодец. Так же, как и я в тот день, только раньше, говорил Сиренити, какая она молодец. В видении я был маленьким мальчиком. Наверно, девяти или, может, десяти лет. Помню, как здорово было ощущать, что отец гордится мной. Это как-то придало мне больше внутреннего спокойствия.
Пиво показалось Калебу теплым.
— Это похоже скорее на воспоминание, чем на настоящее видение.
— Что бы там это ни было, но уж никак не воспоминание, — сказал Монтроуз. — Мой родитель сбежал еще до того, как я родился. Мы с ним никогда и не встречались.
С минуту никто не произносил ни слова. Все сидели и смотрели в кристально прозрачную воду источника.
— Может, тебе даже повезло. — Блейд свирепо сжал в кулаке свою бутылку. — Вот я бы точно прекрасненько обошелся без знакомства со своим стариком. Он любил охаживать ремнем меня и маму. Иногда переходил на кулаки. Я миллион раз собирался уйти из дому, но всякий раз оставался, потому что понимал: пока он колотит меня, он не трогает маму.
Калеб посмотрел на Блейда.
— Вы ее защищали?
— Наверно, она была не ахти какая мать. Слабая и жалкая. Уйти от отца ей не хватало духу. Вот и позволяла ему нас колошматить. Но это была моя мать. Я чувствовал, что должен что-то делать, понимаете?
Калеб вспомнил о стычке с Роландом у выгула. Не называйте ее шлюхой.
— Понимаю. — Он смотрел, как светится и мерцает вода в источнике. — Вы когда-нибудь поднимали руку на отца?
— В тот день, когда умерла мама. Вернулся с похорон и сказал ему, что ухожу насовсем и никогда больше не вернусь. Он замахнулся на меня. Я вмазал его в стену. Он вырубился. Я вышел за порог, записался в морскую пехоту и больше его не видел. Слышал, он умер пять лет назад. На похоронах я не был.
И опять все какое-то время молчали. Калеб прислонился спиной к нагретому паром валуну.
— Все это очень интересно. Но вы что, парни, привели меня сюда, чтобы просто немного скрепить мужскую дружбу, или же у вас есть ко мне более конкретный разговор?
— Мы привели вас сюда, чтобы поговорить о Сиренити, — сказал Куинтон.
— Джесси и Ариадна считают, что есть необходимость кое-что сказать, — добавил Монтроуз. — И поручили это нам.
Калеб поудобнее устроил голову на камне.
— Говорите. Я слушаю.
— Не знаю, в точности ли вам понятны отношения между Сиренити и многими из нас здесь, в Уиттс-Энде, — заговорил Блейд. — Мы — ее семья. Единственная, которая у нее есть.
— Она говорила мне об этом.
— Этот городок вырастил ее, — медленно объяснил Куинтон. — Я был здесь в тот день, когда пришла ее мать, беременная и без единой родной души на свете. Она сказала, что ее зовут Эмили Смит и что отец Сиренити погиб в результате несчастного случая. Ей некуда было больше идти. Семьи нет. И вообще никого.
— Она осталась жить здесь, с нами, нам тоже было некуда идти, — продолжил рассказ Монтроуз. — Куинтон, Ариадна, Джулиус, Джесси, Блейд и я — все тогда были здесь.
— Мы были здесь и тогда, когда родилась Сиренити. — Куинтон потер подбородок. — Боже мой. Никогда не забуду, сколько было крови. Это испугало нас. Мы тогда были все такие молодые. Никто не знал, что делать.
Калеб нахмурился.
— Мать Сиренити родила ее прямо здесь? Никто не отвез ее в больницу?
— Схватки начались неожиданно. — Куинтон сжал губы. — Ариадна сказала, что не все идет как надо. Мы вызвали «скорую помощь», но была середина зимы, дороги сплошь покрыты ледяной коркой. Машине из Буллингтона потребовалась целая вечность, чтобы добраться до нас. Сами мы не решились попробовать спустить ее вниз — из-за этого ужасного кровотечения. При малейшем движении оно усиливалось.
— Однако медики приехали вовремя, — медленно произнес Монтроуз. — Во всяком случае, мы так думали. Они остановили кровотечение, и Сиренити благополучно появилась на свет. Все, даже сами медики, думали, что Эмили выкарабкается.
— Она лежала на носилках, — сказал Куинтон. — Медики готовили ее к транспортировке. Она попросила, чтобы ей на несколько минут дали подержать ее ребенка, и один из медиков положил ей малышку на руки. Эмили поцеловала ее и сказала, что нарекает ее Сиренити. Потом отдала ребенка Джулиусу. Возможно, по той причине, что он оказался ближе всех к носилкам.
— Она сняла с шеи цепочку и отдала ее Ариадне. — Монтроуз глотнул еще пива и уставился в глубину озерца. — Сказала, что это подарок от отца Сиренити, и она хочет, чтобы цепочка обязательно перешла к дочери.
— Эмили посмотрела на всех нас, кто окружал носилки, — продолжил Блейд. — Стала умолять нас позаботиться о ее малышке. Мы думали, она имела в виду то время, пока будет выздоравливать в больнице. Мы ей это обещали. Сказали, чтобы не беспокоилась.
— Она умерла по дороге, пока они спускались с горы, — закончил рассказ Монтроуз. — Медики сказали, она впала в состояние шока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Может, даже и раньше. — Блейд наморщил лоб, пристально смотря в воду. — Как я слышал, надo провести здесь долгое время в медитации, чтобы сначала очистить свои мозги. Тогда, если все получается так, как надо, можно что-то увидеть.
— Говорите, эта легенда существует с конца шестидесятых? — Калеб задумчиво смотрел на озерцо. — Как я слышал, в те стародавние золотые денечки видения были довольно обыденным явлением, причем вызывались, как правило, не медитацией и очищением мозгов. Насколько мне известно, хорошее видение или нет, зависело скорее от того, что ты курил.
— Не следует смеяться над тем, чего не понимаешь, — сказал Куинтон. — Нам не дано воспринимать все математические плоскости с помощью пяти обыкновенных органов чувств.
Калеб пожал плечами.
— Возможно, вы правы.
Все опять замолчали.
— Мне однажды было здесь видение, — чуть слышно сказал Монтроуз. — Много лет назад.
— Ну да? — Блейд с любопытством взглянул на него. — И что же это было?
— Трудно объяснить. Помню, в тот день после обеда я давал Сиренити уроки игры на скрипке. Вечером я почему-то пришел сюда, просто подумать. В то время я частенько это делал.
— Я помню, — подтвердил Куинтон.
— Это видение было вроде похоже на сон, только я знал, что не сплю и что это не сон. — Монтроуз покатал свою бутылку в ладонях. — Это было жутковато, если правду сказать. Чисто личная вещь. Я никогда никому об этом не рассказывал до сих пор.
— Думаешь, это было видение какой-то поддающейся проверке математической реальности? — с любопытством спросил Куинтон. — В нем была какая-нибудь символическая логика?
Монтроуз покачал головой.
— Это было просто видение.
Калеб вытянул ноги и сделал очередной глоток из бутылки с «Пойлом».
— Что же все-таки вы видели?
Монтроуз задумчиво смотрел на воду.
— Своего старика. Он слушал, как я упражняюсь на пианино, и говорил мне, какой я молодец. Так же, как и я в тот день, только раньше, говорил Сиренити, какая она молодец. В видении я был маленьким мальчиком. Наверно, девяти или, может, десяти лет. Помню, как здорово было ощущать, что отец гордится мной. Это как-то придало мне больше внутреннего спокойствия.
Пиво показалось Калебу теплым.
— Это похоже скорее на воспоминание, чем на настоящее видение.
— Что бы там это ни было, но уж никак не воспоминание, — сказал Монтроуз. — Мой родитель сбежал еще до того, как я родился. Мы с ним никогда и не встречались.
С минуту никто не произносил ни слова. Все сидели и смотрели в кристально прозрачную воду источника.
— Может, тебе даже повезло. — Блейд свирепо сжал в кулаке свою бутылку. — Вот я бы точно прекрасненько обошелся без знакомства со своим стариком. Он любил охаживать ремнем меня и маму. Иногда переходил на кулаки. Я миллион раз собирался уйти из дому, но всякий раз оставался, потому что понимал: пока он колотит меня, он не трогает маму.
Калеб посмотрел на Блейда.
— Вы ее защищали?
— Наверно, она была не ахти какая мать. Слабая и жалкая. Уйти от отца ей не хватало духу. Вот и позволяла ему нас колошматить. Но это была моя мать. Я чувствовал, что должен что-то делать, понимаете?
Калеб вспомнил о стычке с Роландом у выгула. Не называйте ее шлюхой.
— Понимаю. — Он смотрел, как светится и мерцает вода в источнике. — Вы когда-нибудь поднимали руку на отца?
— В тот день, когда умерла мама. Вернулся с похорон и сказал ему, что ухожу насовсем и никогда больше не вернусь. Он замахнулся на меня. Я вмазал его в стену. Он вырубился. Я вышел за порог, записался в морскую пехоту и больше его не видел. Слышал, он умер пять лет назад. На похоронах я не был.
И опять все какое-то время молчали. Калеб прислонился спиной к нагретому паром валуну.
— Все это очень интересно. Но вы что, парни, привели меня сюда, чтобы просто немного скрепить мужскую дружбу, или же у вас есть ко мне более конкретный разговор?
— Мы привели вас сюда, чтобы поговорить о Сиренити, — сказал Куинтон.
— Джесси и Ариадна считают, что есть необходимость кое-что сказать, — добавил Монтроуз. — И поручили это нам.
Калеб поудобнее устроил голову на камне.
— Говорите. Я слушаю.
— Не знаю, в точности ли вам понятны отношения между Сиренити и многими из нас здесь, в Уиттс-Энде, — заговорил Блейд. — Мы — ее семья. Единственная, которая у нее есть.
— Она говорила мне об этом.
— Этот городок вырастил ее, — медленно объяснил Куинтон. — Я был здесь в тот день, когда пришла ее мать, беременная и без единой родной души на свете. Она сказала, что ее зовут Эмили Смит и что отец Сиренити погиб в результате несчастного случая. Ей некуда было больше идти. Семьи нет. И вообще никого.
— Она осталась жить здесь, с нами, нам тоже было некуда идти, — продолжил рассказ Монтроуз. — Куинтон, Ариадна, Джулиус, Джесси, Блейд и я — все тогда были здесь.
— Мы были здесь и тогда, когда родилась Сиренити. — Куинтон потер подбородок. — Боже мой. Никогда не забуду, сколько было крови. Это испугало нас. Мы тогда были все такие молодые. Никто не знал, что делать.
Калеб нахмурился.
— Мать Сиренити родила ее прямо здесь? Никто не отвез ее в больницу?
— Схватки начались неожиданно. — Куинтон сжал губы. — Ариадна сказала, что не все идет как надо. Мы вызвали «скорую помощь», но была середина зимы, дороги сплошь покрыты ледяной коркой. Машине из Буллингтона потребовалась целая вечность, чтобы добраться до нас. Сами мы не решились попробовать спустить ее вниз — из-за этого ужасного кровотечения. При малейшем движении оно усиливалось.
— Однако медики приехали вовремя, — медленно произнес Монтроуз. — Во всяком случае, мы так думали. Они остановили кровотечение, и Сиренити благополучно появилась на свет. Все, даже сами медики, думали, что Эмили выкарабкается.
— Она лежала на носилках, — сказал Куинтон. — Медики готовили ее к транспортировке. Она попросила, чтобы ей на несколько минут дали подержать ее ребенка, и один из медиков положил ей малышку на руки. Эмили поцеловала ее и сказала, что нарекает ее Сиренити. Потом отдала ребенка Джулиусу. Возможно, по той причине, что он оказался ближе всех к носилкам.
— Она сняла с шеи цепочку и отдала ее Ариадне. — Монтроуз глотнул еще пива и уставился в глубину озерца. — Сказала, что это подарок от отца Сиренити, и она хочет, чтобы цепочка обязательно перешла к дочери.
— Эмили посмотрела на всех нас, кто окружал носилки, — продолжил Блейд. — Стала умолять нас позаботиться о ее малышке. Мы думали, она имела в виду то время, пока будет выздоравливать в больнице. Мы ей это обещали. Сказали, чтобы не беспокоилась.
— Она умерла по дороге, пока они спускались с горы, — закончил рассказ Монтроуз. — Медики сказали, она впала в состояние шока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90