При этом ей показалось, что из квартиры доносятся какие-то странные звуки.
Решив, что у соседей работает телевизор, она вошла в прихожую, скинула плащ, туфли и потянулась за своими домашними тапочками.
Однако ее любимых тапочек на месте не оказалось.
Это были замечательные мягкие тапочки в форме двух очаровательных собачек – с глазами, ушами и темным носом. Эти тапочки подарила ей в прошлом году на Восьмое марта подруга Марианна. Утром Людмила Ивановна оставила их на привычном месте, в коридоре под вешалкой, она была в этом совершенно уверена, но теперь их на этом месте не было.
Больше того, вместо любимых мягких тапочек под вешалкой стояли совершенно незнакомые уличные туфли примерно тридцать девятого размера.
Людмила Ивановна не сразу поверила своим глазам. Ее сознание в целях самосохранения некоторое время не допускало до нее страшную истину.
И тут до нее снова донеслись те же странные звуки, которые она слышала перед дверью квартиры.
Звуки доносились из спальни четы Откусенко.
Людмила Ивановна, как была без тапочек, двинулась на эти звуки.
Дверь спальни была полуоткрыта.
На широкой супружеской кровати находились муж Людмилы Ивановны Сергей Петрович и паспортистка из жилконторы Елизавета. Причем они находились в такой сложной акробатической позиции, какую смог бы повторить далеко не всякий цирковой артист.
Людмила Ивановна застыла как громом пораженная.
Больше всего возмутил ее не сам факт супружеской измены. И даже не то, что ее муж, обычно предпочитавший заниматься beginitэтимendit в темноте и под одеялом, а из всех известных позиций практиковавший только самую традиционную, развлекается с Елизаветой при свете дня и в такой невероятной цирковой позе. И даже не те возмутительные звуки, которые он при этом издает.
Больше всего ее возмутил вид любимых мягких тапочек, тапочек с трогательными висячими ушами и выразительными собачьими глазами, небрежно брошенных возле кровати. У этих тапочек был такой невинный, такой растерянный и оскорбленный вид, что Людмила Ивановна окончательно лишилась дара речи. Заниматься такими безобразиями при этих тапочках казалось ей таким же возмутительным, как… как делать это при детях.
– Козел! – завопила Людмила, когда прошло первое оцепенение и она смогла двигаться и говорить. – Я тебя кормлю, пою и воспитываю, а ты приводишь в дом девок! Мало того что ты кувыркаешься с ними в нашей супружеской постели, так они еще надевают мои тапочки! Мои любимые тапочки!
– Ка… какие тапочки? – пробормотал Сергей Петрович, с трудом выкарабкавшись из объятий Елизаветы и безуспешно пытаясь натянуть на себя одеяло. – При чем здесь тапочки? Людмила, ты все неправильно поняла… и почему ты говоришь о ней во множественном числе? Елизавета… она зашла, чтобы объяснить нам порядок перерасчета платы за механическое обслуживание дома…
– За техническое обслуживание, – басом поправила Елизавета, приняв горизонтальное положение и натянув одеяло до подбородка. – Эта плата рассчитывается исходя из специального норматива…
– У нее, наверное, сороковой размер ноги! Она наверняка разорвала мои тапочки! – вопила Людмила, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого.
– Всего только тридцать восьмой! – возмущенно отозвалась Елизавета, выпустив конец одеяла, которое тут же перетянул на себя Сергей. – Нужны мне ее тапочки!
– При чем здесь какие-то тапочки? – недоуменно воскликнул неверный муж. – Я не понимаю… и потом, ты же знаешь, я вовсе не иждивенец! Я сам работаю… у меня собственный бизнес!
– Да я только и делаю, что выплачиваю твои долги! Этот твой бизнес у меня уже вот где! Лучше бы ты дома сидел и хозяйством занимался! – взвизгнула Людмила. Наконец на глаза ей попалась дорогая немецкая ваза, она схватила ее и с размаху швырнула на пол. Паркет покрылся мелкими осколками цветного фарфора, как земля в саду покрывается цветочными лепестками.
– Я, пожалуй, пойду, – пробасила Елизавета, осторожно выбираясь из кровати и собирая с пола свою разбросанную одежду. – Я, кажется, не вовремя… вы тут разговаривайте, а мне еще в семнадцатую квартиру нужно зайти… по поводу перерасчета…
Она попыталась всунуть ноги в сиротливо валяющиеся тапочки, но Людмила коршуном бросилась на нее, вцепилась в волосы и принялась таскать по комнате, приговаривая:
– Вот тебе техническое обслуживание дома! Вот тебе расчет по нормативу! Вот тебе «Камасутра»! Вот тебе чужие тапочки!
Работа в жилконторе закаляет морально и физически, поэтому Елизавета довольно быстро сумела вырваться из рук Людмилы Ивановны и с боем пробилась к выходу из квартиры. Правда, одеваться ей пришлось на лестничной площадке под восхищенным взглядом бабушки Никифоровой, которая припала к глазку соседней двери. Так что через несколько часов событие стало известно всей общественности дома и даже целого микрорайона.
Для Людмилы Ивановны происшествие имело следующие серьезные последствия.
Во-первых, ей приходилось проскальзывать домой и из дома тайком, как агенту иностранной разведки, поскольку все окрестные кумушки провожали ее пристальными взглядами и шушукались за спиной. Во-вторых, ей пришлось выбросить любимые тапочки с трогательными ушами, потому что надеть их после случившегося она больше не могла. И в-третьих, она решила не праздновать день рождения проштрафившегося мужа и не делать ему ценных подарков.
Собственно говоря, только это последнее Людмила Ивановна и сообщила капитану Несгибайло, здраво рассудив, что ее семейные неурядицы совершенно не касаются сотрудника загадочного седьмого отдела.
– Значит, часы остались у вас, – констатировал настойчивый капитан.
– Нет… – протянула Людмила Ивановна. – А вообще почему вас так интересуют эти часы?
– Потому что они краденые! – строго проговорил капитан и отогнул верхнюю часть журнального листа, которая до этого не была видна Людмиле.
– «Перечень экспонатов, похищенных из Музея ювелирного искусства», – прочитала она набранный крупным шрифтом текст.
– Вы же знаете, какое внимание сейчас уделяется музейным кражам, – проговорил Несгибайло, перегнувшись через стол. – Извиняюсь, тут никакие связи не помогут!
– Ой! – воскликнула Людмила, отшатнувшись.
– Но если вы поможете нам вернуть часы в музей, мы пойдем вам навстречу, – пообещал капитан. – Мы ведь тоже люди… понимаем, что у вас семейные неприятности…
– Но у меня нет этих часов! – выдохнула Людмила.
– То есть как нет? – строго проговорил капитан. – Ведь вы приобрели их для мужа…
– Ну да, а когда передумала дарить ему, хотела получить обратно свои деньги… а тут ко мне зашла двоюродная сестра, сказала, что ее Лешенька хорошо сдал экзамены и она хочет сделать ему подарок… ну, я ей и предложила эти часы…
– Лешенька?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Решив, что у соседей работает телевизор, она вошла в прихожую, скинула плащ, туфли и потянулась за своими домашними тапочками.
Однако ее любимых тапочек на месте не оказалось.
Это были замечательные мягкие тапочки в форме двух очаровательных собачек – с глазами, ушами и темным носом. Эти тапочки подарила ей в прошлом году на Восьмое марта подруга Марианна. Утром Людмила Ивановна оставила их на привычном месте, в коридоре под вешалкой, она была в этом совершенно уверена, но теперь их на этом месте не было.
Больше того, вместо любимых мягких тапочек под вешалкой стояли совершенно незнакомые уличные туфли примерно тридцать девятого размера.
Людмила Ивановна не сразу поверила своим глазам. Ее сознание в целях самосохранения некоторое время не допускало до нее страшную истину.
И тут до нее снова донеслись те же странные звуки, которые она слышала перед дверью квартиры.
Звуки доносились из спальни четы Откусенко.
Людмила Ивановна, как была без тапочек, двинулась на эти звуки.
Дверь спальни была полуоткрыта.
На широкой супружеской кровати находились муж Людмилы Ивановны Сергей Петрович и паспортистка из жилконторы Елизавета. Причем они находились в такой сложной акробатической позиции, какую смог бы повторить далеко не всякий цирковой артист.
Людмила Ивановна застыла как громом пораженная.
Больше всего возмутил ее не сам факт супружеской измены. И даже не то, что ее муж, обычно предпочитавший заниматься beginitэтимendit в темноте и под одеялом, а из всех известных позиций практиковавший только самую традиционную, развлекается с Елизаветой при свете дня и в такой невероятной цирковой позе. И даже не те возмутительные звуки, которые он при этом издает.
Больше всего ее возмутил вид любимых мягких тапочек, тапочек с трогательными висячими ушами и выразительными собачьими глазами, небрежно брошенных возле кровати. У этих тапочек был такой невинный, такой растерянный и оскорбленный вид, что Людмила Ивановна окончательно лишилась дара речи. Заниматься такими безобразиями при этих тапочках казалось ей таким же возмутительным, как… как делать это при детях.
– Козел! – завопила Людмила, когда прошло первое оцепенение и она смогла двигаться и говорить. – Я тебя кормлю, пою и воспитываю, а ты приводишь в дом девок! Мало того что ты кувыркаешься с ними в нашей супружеской постели, так они еще надевают мои тапочки! Мои любимые тапочки!
– Ка… какие тапочки? – пробормотал Сергей Петрович, с трудом выкарабкавшись из объятий Елизаветы и безуспешно пытаясь натянуть на себя одеяло. – При чем здесь тапочки? Людмила, ты все неправильно поняла… и почему ты говоришь о ней во множественном числе? Елизавета… она зашла, чтобы объяснить нам порядок перерасчета платы за механическое обслуживание дома…
– За техническое обслуживание, – басом поправила Елизавета, приняв горизонтальное положение и натянув одеяло до подбородка. – Эта плата рассчитывается исходя из специального норматива…
– У нее, наверное, сороковой размер ноги! Она наверняка разорвала мои тапочки! – вопила Людмила, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого.
– Всего только тридцать восьмой! – возмущенно отозвалась Елизавета, выпустив конец одеяла, которое тут же перетянул на себя Сергей. – Нужны мне ее тапочки!
– При чем здесь какие-то тапочки? – недоуменно воскликнул неверный муж. – Я не понимаю… и потом, ты же знаешь, я вовсе не иждивенец! Я сам работаю… у меня собственный бизнес!
– Да я только и делаю, что выплачиваю твои долги! Этот твой бизнес у меня уже вот где! Лучше бы ты дома сидел и хозяйством занимался! – взвизгнула Людмила. Наконец на глаза ей попалась дорогая немецкая ваза, она схватила ее и с размаху швырнула на пол. Паркет покрылся мелкими осколками цветного фарфора, как земля в саду покрывается цветочными лепестками.
– Я, пожалуй, пойду, – пробасила Елизавета, осторожно выбираясь из кровати и собирая с пола свою разбросанную одежду. – Я, кажется, не вовремя… вы тут разговаривайте, а мне еще в семнадцатую квартиру нужно зайти… по поводу перерасчета…
Она попыталась всунуть ноги в сиротливо валяющиеся тапочки, но Людмила коршуном бросилась на нее, вцепилась в волосы и принялась таскать по комнате, приговаривая:
– Вот тебе техническое обслуживание дома! Вот тебе расчет по нормативу! Вот тебе «Камасутра»! Вот тебе чужие тапочки!
Работа в жилконторе закаляет морально и физически, поэтому Елизавета довольно быстро сумела вырваться из рук Людмилы Ивановны и с боем пробилась к выходу из квартиры. Правда, одеваться ей пришлось на лестничной площадке под восхищенным взглядом бабушки Никифоровой, которая припала к глазку соседней двери. Так что через несколько часов событие стало известно всей общественности дома и даже целого микрорайона.
Для Людмилы Ивановны происшествие имело следующие серьезные последствия.
Во-первых, ей приходилось проскальзывать домой и из дома тайком, как агенту иностранной разведки, поскольку все окрестные кумушки провожали ее пристальными взглядами и шушукались за спиной. Во-вторых, ей пришлось выбросить любимые тапочки с трогательными ушами, потому что надеть их после случившегося она больше не могла. И в-третьих, она решила не праздновать день рождения проштрафившегося мужа и не делать ему ценных подарков.
Собственно говоря, только это последнее Людмила Ивановна и сообщила капитану Несгибайло, здраво рассудив, что ее семейные неурядицы совершенно не касаются сотрудника загадочного седьмого отдела.
– Значит, часы остались у вас, – констатировал настойчивый капитан.
– Нет… – протянула Людмила Ивановна. – А вообще почему вас так интересуют эти часы?
– Потому что они краденые! – строго проговорил капитан и отогнул верхнюю часть журнального листа, которая до этого не была видна Людмиле.
– «Перечень экспонатов, похищенных из Музея ювелирного искусства», – прочитала она набранный крупным шрифтом текст.
– Вы же знаете, какое внимание сейчас уделяется музейным кражам, – проговорил Несгибайло, перегнувшись через стол. – Извиняюсь, тут никакие связи не помогут!
– Ой! – воскликнула Людмила, отшатнувшись.
– Но если вы поможете нам вернуть часы в музей, мы пойдем вам навстречу, – пообещал капитан. – Мы ведь тоже люди… понимаем, что у вас семейные неприятности…
– Но у меня нет этих часов! – выдохнула Людмила.
– То есть как нет? – строго проговорил капитан. – Ведь вы приобрели их для мужа…
– Ну да, а когда передумала дарить ему, хотела получить обратно свои деньги… а тут ко мне зашла двоюродная сестра, сказала, что ее Лешенька хорошо сдал экзамены и она хочет сделать ему подарок… ну, я ей и предложила эти часы…
– Лешенька?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64