Когда я наконец встал и собрался идти к себе, была почти полночь. Во дворце царила тишина.
Подойдя к двери моих покоев, я внезапно испугался, что Гекамеда воспользовалась моим отсутствием и сбежала, помня о словах, сказанных мною напоследок.
Я шагнул через порог с бешено колотящимся сердцем.
Но мои опасения были напрасны. В комнате ничего не изменилось — только светильники на подставке из черного дерева почти выгорели. Гекамеда все еще сидела на мраморной скамье в оконной нише, но, подойдя к ней, я увидел, что на ее бархатных щеках белеют полосы, а на ресницах блестят слезы.
— Почему ты плачешь, Гекамеда? — спросил я.
Мой голос звучал мягко, хотя я отнюдь к этому не стремился.
— Прошу прошения, — гордо отозвалась она, не поднимая глаз. — Мои слезы не для тебя.
— Я и не льстил себе подобной надеждой. Но раз ты моя собственность, я не хочу, чтобы ты выглядела некрасивой и заплаканной. — Подойдя к подставке, чтобы погасить светильники, я добавил: — Уже поздно.
— Да. — Помолчав, Гекамеда неохотно сообщила: — Твой слуга был. здесь и расспрашивал меня.
— Ферейн? Что ему было нужно?
— Ничего. Он не передавал никаких сообщений.
— Вот и хорошо. — Я снова подошел к ней. — Пойдем, Гекамеда. Час поздний — пора спать.
Девушка поднялась с явным усилием — в ее глазах мелькнул страх, как у загнанного зверя. Я взял ее за руку — она была холодной и безжизненной — и повел в соседнюю комнату, где зажег светильник, стоящий в оконной нише.
Повернувшись, чтобы взглянуть на нее при свете, я увидел плотно сжатые губы, глаза, превратившиеся в щелочки, и руки, стиснутые в кулаки.
— Прости, что не могу предложить тебе ничего лучшего, — спокойно сказал я, — хотя, если повесить шелковые занавеси и поставить скамьи из черного дерева, здесь будет не так уж плохо. Ложем не пользовался никто, кроме моего друга Киссея, когда он оставался у меня ночевать. Отныне оно твое. Доброй ночи.
Не дав ей времени ответить и даже не взглянув на нее, я вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и направился в свою спальню.
Глава 12
Храм Фамира
Вспоминая первую неделю, которую Гекамеда провела в моих покоях в качестве рабыни, я с трудом удерживаюсь от смеха, ибо меня тревожило то, что по прошествии времени кажется нелепым. К тому же меня постоянно страшило, что Гекамеда убежит из дворца, так как я не присвоил ей номер в списке дворцовой прислуги и она могла свободно уходить и приходить, как сам царь Приам.
Мне было нелегко скрывать правду от друзей, которые навещали меня. Узнай они об истинном положении дел, надо мной потешалась бы вся Троя, в то время как одного взгляда на Гекамеду было для них достаточно, чтобы осыпать меня поздравлениями.
— За еще одну такую Гекамеду, — заявил Эвен, — я готов в одиночку сразиться со всем греческим войском!
Остальные разделяли его мнение, но я мог лишь улыбаться с болью в сердце, ибо Гекамеда по-прежнему держалась со мной холодно и враждебно. Ее полные губы никогда не улыбались, а в глазах постоянно светились гнев и презрение. Часто я заставал девушку плачущей, но больше не пытался предлагать ей свое сочувствие. Я начинал думать, что Гекамеда в самом деле ненавидит меня, хотя не мог забыть ее ласковый взгляд при нашей первой встрече в шатре Нестора. Кроме того, разве она не помогла мне бежать? Впрочем, Гекамеда могла поступить так назло грекам, убившим ее отца и сделавшим ее рабыней.
Мои обязанности вестника в этот период никак нельзя было назвать обременительными. Каждое утро я составлял расписание дневных празднеств и жертвоприношений, а во второй половине дня посещал заседания совета.
Должен заметить, что меня тревожила враждебность Оилея, жреца Фамира. Он не забыл, что я перенес ежегодные жертвоприношения Елены Аргивской из его храма в храм Гефеста, и не простил мне этого. Конечно, Оилей не мог по-настоящему мне навредить, но его тайные попытки дискредитировать меня в глазах царя Приама и посеять раздоры среди жрецов действовали на нервы.
Я подумывал о том, чтобы попросить царя о его удалении.
Осада протекала как обычно — то есть никак. Греки казались обескураженными повторяющимися успехами Гектора и Энея. Было хорошо известно, что они рассчитывали на капитуляцию Трои в течение первого года, но прошло более девяти лет, а они находились дальше от победы, чем в начале войны, — к тому же не было никакой надежды вернуть Ахилла на поле сражения. Большую часть времени они сидели в шатрах, поедая сухари.
— Если они не поторопятся, — сказал мне как-то Кисеей, — Елена умрет от старости, и сражаться будет не из-за чего.
Я не видел Елену с того дня в ее покоях, когда Гортина обратила ее шутку в потрясение. Она не появлялась даже во время утренних собраний на Скейских башнях.
Несколько раз Елена присылала гонца с вопросами о Гекамеде, на которые я отвечал, что дочь Арсиноя здорова и счастлива, как только может быть счастлива изгнанница.
Я знал, что такой ответ должен тронуть сердце Елены.

Как-то раз после очередного заседания совета я лениво бродил по дворцовому саду. В тот день старый Антенор был разговорчивее обычного, и я улыбался, вспоминая его напыщенные фразы. Потом мои мысли переключились на Гекамеду, и я ускорил шаг, снова почувствовав страх не застать ее по прибытии.
Внезапно я услышал позади женский голос, тихо произнесший мое имя.
Повернувшись, я увидел Елену, сопровождаемую Эфрой и Клименой. На ней была небрежно накинутая мантия, поэтому я решил, что она не ходила в город, а просто вышла подышать вечерним воздухом. Я остановился и, когда она подошла на расстояние вытянутой руки, приветствовал ее поклоном. К моему удивлению, Елена не обратила на меня внимания, и я уже было решил, что меня не намерены удостоить ни словом, ни взглядом, но она внезапно обернулась и еле слышно произнесла:
— Берегись Гортины.
Прежде чем я успел опомниться от изумления и ответить, Елена уже двинулась дальше.
Сначала я хотел догнать ее и потребовать объяснений столь странного предупреждения, но потом решил этого не делать. «Если бы она хотела сообщить мне большее, — подумал я, — непременно так бы и поступила».
Кроме того, мне пришлось бы войти в дом Париса, где я мог случайно столкнуться с Гортиной. Елена не могла вступать со мной в беседу на общественной территории.
Что же могло означать это предупреждение? Знала ли Елена о каких-то враждебных намерениях Гортины в отношении меня? Или она всего лишь хотела сообщить, что Гортина одержима мстительными замыслами? Хотя последнее я уже знал — как и то, что Гортина способна на все.
Внезапно мне пришла в голову ужасная мысль. Я повернулся и со всех ног помчался к дворцу — пробежал мимо стражников у входа, по коридорам и вверх по лестнице к моим покоям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63