Глава 7
Пусть меня это не слишком волновало, но на Земле мы стали своего рода знаменитостями. На посадочном поле нас лично встречал сам Генеральный секретарь – невысокий чернокожий человек по имени Якубу Ойукву, – и еще сотни тысяч, если не миллионы зрителей собрались в округе посмотреть на прибытие.
Генеральный секретарь выступил перед собравшимися с речью, потом офицеры «Надежды II» тоже что-то там такое с бумажки пробормотали, пока все мы остальные потели в тропическом зное.
Большущий чоппер доставил нас в Джексонвиль, где находился ближайший международный аэропорт. Сам город был перестроен и выглядел примерно так, как и описывал сержант Шири. Впечатляющее зрелище, должен я вам сказать.
Сначала мы увидели монолитную серую гору, этакий слегка неправильный конус серого цвета, поднимающийся навстречу из-за горизонта. Гора сидела посреди бесконечного пространства, занятого разноцветными заплатками обрабатываемых полей, к основанию ее сходились десятки шоссейных и железных дорог. Видимость была прекрасная, четко выделялись белые ниточки дорог с махонькими жучками машин, ползущих по ним, но мозг отказывался воспринять зрелище в правильном соотношении размеров. Очень уж громадный он был, этот комплекс.
Мы подлетали все ближе и ближе – слегка потряхивало в зонах восходящих потоков, – пока здание-город не превратилось в светло-серую стену, закрывавшую все поле виденья с одной стороны. Приблизившись еще больше, мы начали различать черные точечки людей. Одна точечка была на самом краю балкона, возможно, махала нам рукой.
– Ближе нам не подойти, – сказал пилот по интеркому, – иначе управление перехватит городская система и посадит нас на крышу. Аэропорт находится севернее.
И мы свернули в сторону, пронесясь сквозь тень города.
Аэропорт ничего особенного собой не представлял – таких больших, конечно, мне еще видеть не приходилось, но конструкция была обычной: центральное здание вокзала походило на ступицу гигантского колеса, от него множество монорельсовых дорог вели к расположенным в километре или около того вспомогательным терминалам, где совершалась посадка и высадка пассажиров. Но наш чоппер приземлился прямо на поле рядом с стратолайнером, идущим в Швейцарию. Мы двигались по коридору, который охрана расчистила среди восторженной толпы встречающих. Думаю, имея в запасе шесть миллиардов ничего не делающих, собрать такую толпу труда не составило.
Я боялся, что опять придется терпеливо выслушивать чьи-нибудь речи, но мы поднялись сразу на борт лайнера. Стюардессы и стюарды угощали нас сандвичами и напитками, пока поле очищали от посторонних. Просто слов нет, какой вкус у сандвича с цыпленком после двух-то лет на дерьмовой сое, а про холодное пиво и говорить нечего.
Мистер Ойукву объяснил, что мы направляемся в Женеву, в резиденцию ООН, где нас сегодня вечером будет приветствовать Генеральная Ассамблея. Будет глазеть на нас скорее, подумал я. Он сказал, что родственники большинства из нас уже находятся в Женеве.
Пока мы набирали высоту, я обратил внимание, что вода в Атлантике кажется неестественно зеленой, и решил позже спросить стюардессу. Но тут все стало ясно – мы пролетали над океанской фермой – четыре больших плота, – я не знал, на какой высоте мы находимся, и не мог оценить их размеры, – двигались цепью, оставляя за собой полосы чистой голубой воды, которые постепенно исчезали, затягивались зеленью. Еще до посадки мне удалось узнать, что плоты собирают какой-то вид тропической хлореллы, ею откармливают скот.
Женева тоже представляла собой здание-город, похожее на Джексонвиль, но поменьше размерами. Возможно, окружавшие ее настоящие горы создавали такую иллюзию. Внешние стены и крыша были покрыты снегом. Было очень красиво.
Сквозь вихри снежинок – как здорово, оказывается, под открытым небом! – мы перешли из лайнера в чоппер, он доставил нас на крышу города, потом мы опустились лифтом, проехали на движущейся дорожке, снова спустились на лифте, снова дорожка, потом уже нормальный коридор, и вот мы на Трансштрассе, 2818, комната 45 – так сказано было на адресной карточке у меня в руке. Мой палец задержался на кнопке звонка, я вдруг оробел.
Я уже свыкся с мыслью, что отца больше нет на свете – подобного рода информация была заботливо приготовлена для нас на Старгейте, – и меня куда больше волновала сейчас перспектива увидеть маму, которая стала вдруг восьмидесятичетырехлетней. Я едва не рванул в сторону, чтобы отыскать местный бар и немного приглушить чувства, но решил идти напролом и нажал кнопку.
Дверь тут же открылась. Мама постарела, конечно, но внешне почти не изменилась, только больше стало морщин и волосы были совсем седые. Мы посмотрели друг на друга и обнялись, и мне стало удивительно хорошо, что я так рад снова ее видеть.
Она взяла у меня шапку и проводила в гостиную номера, и тут я встал на пороге как вкопанный: там стоял мой отец, улыбался, но лицо серьезное, в руке – неизменная трубка. На мгновенье я послал проклятье армейским растяпам, неправильно меня информировавшим, но тут же понял, что это не мог быть мой отец, что таким я видел его еще в детстве.
– Майк? Это ты, Майк? – Он засмеялся.
– А кто же еще, Уилли?
Это был мой младший брат, теперь уже солидный мужчина среднего возраста. Последний раз я видел его в 1993-м, когда закончил колледж. Ему было тогда шестнадцать, через два года он был уже на Луне в составе программы ИСООН.
– Ну как, Луна надоела? – спросил я, пожимая руку брата.
– Нет, нет, Уилли, я теперь каждый год на месяц-два возвращаюсь на «большую землю». Теперь не то, что раньше. – Когда его завербовали, человек получал право только одного проезда назад – в случае, если рассчитывался: топливо стоило слишком дорого для ежегодных отпусков.
Мы все трое уселись вокруг мраморного кофейного столика, и мама предложила мне сигарету.
– Все так переменилось, – сказал я прежде, чем они могли спросить что-нибудь про войну. – Расскажите мне, как живете, расскажите обо всем. Брат замахал руками и рассмеялся:
– Однако длинная будет история. У тебя как, пара недель в запасе имеется? – Он явно еще не решил, какого тона придерживаться со мной. Кто я ему, племянник или как? Во всяком случае, я уже не старший брат.
– Майкла можешь не спрашивать, во всяком случае, – сказала мама. – Все селениты разбираются в жизни на Земле не больше, чем девственницы в поцелуях и прочем.
– Ну, мама…
– Огромный энтузиазм и никакого опыта. Я закурил сигарету, у нее был странный сладкий привкус, и глубоко затянулся.
– Луняне каждый год по пять недель проводят на Земле. Половину времени они тратят на советы, как земляне должны вести дела.
– Возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61