Однажды после долгой прогулки по капитанскому лесу я направился к избушке Лекандры. Я брел по заросшей меже, между стенами пшеницы, которая стояла тын-тыном и глухо шумела под напором набегавшего ветерка. Чудно хорош этот летний ветер, который так и обдавал теплой пахучей струей, разбегался по нивам лоснившейся, как переливы атласа, волной и весело гудел в капитанском лесу. В стороне пестрели в траве полевые цветочки, и любопытными детскими глазками выглядывали из пшеницы васильки. Где-то звенел жаворонок, в траве дергал коростель и звонко ковали кузнечики. Я любил бродить по этим нивам, полям и лугам. Чувствуешь, как оживляют эти солнечные лучи, это дыхание матери-земли, эта кипучая жизнь, разлитая в воздухе, на земле и в земле. Каждая былинка вытягивалась из последних сил, чтобы раньше других втянуть в себя первую капельку дождя, солнечную теплоту, ночную росу. А в этой густой зеленой траве, которая издали казалась бархатным ковром, – какая кипучая жизнь совершалась в ней!
Мне оставалось сделать до избушки Лекандры шагов двести. Когда я посмотрел в ее сторону, первое, что бросилось мне в глаза, было белое платье… Да, настоящее белое платье, которое стояло ко мне спиной и нервно помахивало коротким зонтиком. Я сразу узнал Тонечку. Но что она могла делать у Лекандры? Я искал глазами капитана, но его не было. Итак, мне приходилось сделаться невольным свидетелем и разрушителем tete-a-tete. Воротиться назад я не мог, потому что Лекандра уже заметил меня.
– А… здравствуйте, – как сквозь сон протянула девушка, подавая мне свою крошечную ручку.
Тонечку нисколько не смутило мое неожиданное появление, и она, кажется, не думала прибегать к объяснениям того обстоятельства, как попала она сюда. Лекандра был с ней груб и суров сегодня особенно. Меня это удивляло, потому что уж совсем не гармонировало с его добродушием. Из разговора оказалось, что девушка была помощницей в школе Лекандры. Это было для меня новостью.
– Вас, кажется, это удивляет? – спрашивала девушка, улыбаясь своей спокойной улыбкой.
– Да, отчасти…
– Ведь мой отец такой богач, и вы, вероятно, в первый раз имеете удовольствие слышать, что помощницей учителя в Шатрове дама, то есть известная комбинация оборок, бантов и… нервов. Да?
Тонечка громко смеялась своей шутке, а Лекандра кусал губы и смотрел куда-то в сторону.
Мы очень весело провели несколько часов в обществе этой девушки, присутствие которой было именно тем, чего недоставало избушке Лекандры. Учитель вынес на траву свою керосиновую кухню, и Тонечка принялась готовить чай своими белыми детскими ручками.
– И вы пьете из этой гадости? – спрашивала она, заглядывая с ужасом в глубину медного проржавевшего чайника. – Вы когда-нибудь отравитесь…
– Нас не скоро отравишь, – грубил Лекандра. – Это если…
– Хорошо, хорошо. Вы, кажется, сегодня достаточно наговорили мне грубостей, – прервала учителя Тонечка, напрасно стараясь снять кипевший чайник с кухни. – Послушайте, в прошлый раз я оставила у вас перчатку? – обратилась она к Лекандре. – Ручка у чайника расколота, жжет голую руку…
Лекандра был уничтожен и растерялся, как пойманный школьник. Но девушка, кажется, ничего не хотела замечать и все время держала себя непринужденно и просто, как сестра. Причина, мешавшая Лекандре окончательно упроститься, была теперь налицо и, право, была так мила и грациозна, что стыдиться ее решительно не было никакого основания. Лицо Тонечки на свежем воздухе разгорелось слабым румянцем, и на щеках, когда она смеялась, забавно дрожали маленькие ямочки. В темно-серых глазах так и вспыхивали искорки. Вся ее фигурка, с легкими, грациозными движениями, была сегодня необыкновенно хороша, а подобранные юбочки открывали хорошо сложенную ногу в крошечном прюнелевом ботинке.
– Я, кажется, сегодня очень много наглупила, – с милой простотой проговорила Тонечка, надевая на свои белокурые волосы шляпу. – Отчего вы не забредете к нам как-нибудь? – обратилась ко мне девушка, протягивая на прощанье руку.
Я поблагодарил за это любезное приглашение и обещал воспользоваться им при первом удобном случае.
– А вас не смею приглашать, – с улыбкой проговорила Тонечка, поворачивая свою головку к Лекандре. – Вы ведь тоже не приглашаете меня…
– Как не приглашаю: ходите почаще мимо-то, без вас веселее, – отрезал Лекандра, окидывая «оборки» Тонечки уничтожающим взглядом.
Заметив мое намерение провожать ее, Тонечка с улыбкой проговорила:
– Нет, уж вы, пожалуйста, останьтесь при одном вашем намерении… Я настолько ценю его, что освобождаю вас от скучной обязанности тащиться с дамой по такому жару. Я привыкла везде ходить одна.
Скоро Тонечка своими короткими шажками быстро начала удаляться от нашей избушки. Она шла по меже и казалась издали с своим распущенным зонтиком каким-то белым цветком. Мы несколько времени молча курили. Лекандра лежал на траве, что его приводило в некоторое созерцательное настроение, в котором он мог оставаться в одной позе по нескольку часов. Солнце палило. Не слышно было щебетанья птиц, которые теперь сладко дремали в пахучей тени капитанского леса. Над полями раскаленный воздух тихо струился, как нагретая вода. Вдали изредка вставали над нивами легкие желтые облачка и долго тянулись в воздухе желтыми полосами. Это пылила проселочная дорога, по которой проезжали крестьянские телеги.
– А что этот капитан? – спрашивал я, чтобы хоть чем-нибудь нарушить созерцательное настроение Лекандры.
– Скотина!
– То есть?
– Ограбил крестьян, дерет с них за все, а деньги посылает в Петербург сынку-гусару.
– А что, эта Тонечка, должно быть, умная девушка? – опрашивал я Лекандру, впадавшего опять в летаргию.
– Ничего… порядочная дура. С моей мамынькой ей ладно бобы-то разводить. И за каким лешим сюда таскается?!.
Лекандра окончательно «замкнулся в свое я», как выражаются семинарские записки по философии. Разговорчивость и мрачное настроение находили на него полосой, ни с того ни с сего. Так и теперь. Полежав несколько времени в безмолвии, Лекандра вдруг расхохотался.
– Над чем вы смеетесь?
– Как над чем? Да вы разве не замечаете, что любезная мамынька задалась целью женить меня непременно на Тонечке. Ха-ха!.. Вот вышла бы примерная пара!.. Хоть сейчас картину рисуй: зять капитана от артиллерии. Ох-хо-хо-о!..
– Не знаю, по-моему, это не так смешно…
– Да? Отчего же… у всякого барона своя фантазия. Только, по-моему, жениться на Тонечке, это – завести себе лазарет по конец жизни: смотреть на нее, как на красивую куколку – это еще я могу понимать, но представить ее во образе дражайшей половины… Только недостает, чтобы она начала курить папиросы, как моя родительница…
– А все-таки, Тонечка нравится вам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15