Если вы не совершили преступления, не будет и обвинения.
— Мы не доберемся до штаба, — шепнул Серкумбрайт Шорну.
Шорн мрачно кивнул. Он пытался разглядеть за прожекторами Доминиона — узнает ли тот Клуча Кургилла, которого сделал телеком?
Голос впереди крикнул:
— Сопротивление бесполезно! Идите вперед! В группе заговорщиков возникло волнение, словно от ветра в вершинах сосен. Голос сказал:
— Так-то лучше. Теперь марш вперед, по одному! Тереби первый.
Тереби медленно развернулся, словно бык на арене, и двинулся за солдатом, который освещал дорогу фонариком.
Серкумбрайт вновь шепнул Шорну:
— Попробуй что-нибудь сделать.
— Не могу, пока Доминион здесь.
Один за другим пленники шли вслед за Тереби. Впереди смутно вырисовывался силуэт самолета. Задний люк зиял, как вход в подземелье.
— Поднимайтесь по трапу!
Грузовой отсек с металлическими стенами служил камерой. Дверь с лязгом захлопнулась. Наступило тягостное молчание.
Возле борта раздался голос Тереби:
— Лихо сработано! Всех взяли?
— Похоже, да, — глухо отозвался Серкумбрайт.
— Это отбросит движение лет на десять назад, — произнес кто-то, стараясь сохранить твердость в голосе.
— Скорее, уничтожит полностью.
— Но в чем нас можно обвинить? Они ничего не докажут.
Тереби мрачно усмехнулся:
— Мы не доберемся до Трэна. Думаю, это будет газ. Тревожный ропот прошел по камере: “Газ”.
— Ядовитый газ пустят через вентилятор. А потом нас просто выбросят в море, и никто ничего не узнает. Даже не сообщат: “Убиты при попытке к бегству”.
Самолет задрожал и поднялся в воздух.
— Серкумбрайт, — тихо окликнул Шорн.
— Я здесь.
— Зажги свет.
Стены камеры озарились желтым светом карманного фонарика: бледные, потные лица напоминали лягушачьи животы, глаза блестели, отражая огонь фонарика.
Все двери были надежно заперты. Шорн соображал, сможет ли он открыть такую дверь. С подобной проблемой он еще не сталкивался. Похоже, эта задача была на порядок сложнее, чем перемещение предметов. Закрытая дверь представляла для Шорна и чисто психологическую проблему: что, если он попытается и ничего не выйдет? Сохранится ли его способность к телекинезу?
Тереби приложил ухо к вентилятору и через некоторое время отпрянул:
— Я слышу шипение…
Фонарик стал гаснуть. В темноте Шорн был беспомощен так же, как остальные. В отчаянии он устремил все силы своего ума на дверь грузового люка. Она распахнулась в ночное небо. Шорн поймал ее, прежде чем она успела улететь во мрак, и перенес через дверной проем внутрь.
Фонарик погас. Шорн едва различал черную массу двери. Стараясь перекричать рев ветра, он приказал:
— Отойдите к стене! Отойдите к стене! Он больше не мог ждать, он чувствовал, как реальность ускользает во мглу. Дверь смутно темнела в хвосте. Шорн сосредоточился и, с силой ударив ею о фюзеляж, пробил большую дыру. Свежий воздух устремился в отсек, унося ядовитый газ.
Шорн выбрался из самолета и заглянул в иллюминатор. Человек двенадцать в черно-золотой униформе сидели в салоне, беспокойно оглядываясь на грузовой отсек, откуда шел пронзительный вой. Адлари Доминиона среди них не было. Луби, связной с бронзовыми волосами и лицом как на медальоне, забился в угол. “Луби сохранили жизнь, — подумал Шорн, — значит, он предатель”.
У Шорна не было ни времени, ни желания к полумерам. Он оторвал всю верхнюю часть самолета. Солдаты и Луби застыли, в ужасе глядя вверх. Если бы они увидели Шорна, он показался бы им белолицым демоном, мчащимся верхом на ветре. Они высыпались из салона, словно горох из стручка, и улетели в ночную тьму. Рев ветра заглушил их крики.
Шорн забрался в кабину, заглушил мотор, отбросил баллон с газом от вентиляционной системы и повернул машину на восток, к горам Монагхилл.
Луна выплыла из-за туч. Внизу Шорн увидел поле. Подходящее место для посадки.
Самолет сел. Пятьдесят мужчин и женщин выбрались из грузового отсека, обессиленные, дрожащие, изумленные.
Шорн нашел Тереби. Прислонившись спиной к фюзеляжу, Тереби смотрел на Шорна, как ребенок на единорога. Шорн усмехнулся:
— Удивлены? Я все объясню, как только мы устроимся.
Тереби прищурился:
— Едва ли имеет смысл возвращаться домой, будто ничего не случилось. Черно-золотые сделали снимки, и, потом, некоторые из нас.., им известны.
Серкумбрайт вынырнул из тьмы, как бурая сова:
— В штабе черно-золотых будет большой переполох, когда они недосчитаются летающей тюрьмы.
— Забеспокоятся и в павильоне “Кларьетта”. Шорн стал считать на пальцах.
— Сегодня двадцать третье. До первого июля девять дней.
— А что будет первого июня?
— Первая ежегодная телекинетическая олимпиада на новом стадионе в Сванскомской долине. Кстати, за горой Матиас есть старая шахта. Там можно разместить человек двести — триста.
— Но нас только пятьдесят…
— Нужно больше. Еще человек двести. И чтобы избежать недоразумений, — он оглянулся в поисках рыжеволосого, утверждавшего, что здоровье — понятие субъективное, — будем считать здоровьем; волю к жизни, сохранению своей семьи, человеческой культуры и традиций.
— Это достаточно широко, — заметил Тереби. — Подойдет почти каждому. Но каков будет практический критерий отбора?
— Практически мы выберем тех, кто нам понравится, — сказал Шорн.
Глава 8
Воскресное утро первого июня было пасмурным и хмурым. С деревьев капала холодная роса. Густой туман окутывал берега реки Сванском, которая текла в новом русле по зеленеющей долине.
В восемь часов с неба прилетел человек в роскошных одеждах пурпурного, черного и белого цветов. Он приземлился на краю стадиона и посмотрел на небо. Облачная пелена прорвалась, и обрывки облаков понеслись во все стороны. Вскоре небо очистилось, солнце согрело Сванскомскую долину.
Черные глаза оглядели стадион беспокойным острым взглядом. На противоположной стороне стоял человек в черно-золотой полицейской форме. Телек перенес его по воздуху и поставил перед собой.
— Доброе утро, сержант. Заметили что-нибудь подозрительное?
— Ничего, мистер Доминион.
— А как внизу?
— Не могу сказать, сэр. Я отвечаю только за внешнюю часть, но у меня всю ночь горели прожекторы. Ни одна муха не пролетала.
— Хорошо. — Доминион еще раз оглядел большую чашу стадиона. — Если до сих пор посторонних не было, их и не будет. По земле здесь не пройти.
Появились еще двое в униформе.
— Доброе утро, — сказал Доминион, — заметили что-нибудь подозрительное?
— Нет, сэр. Ничего.
— Любопытно. — Доминион потер бледный остроконечный подбородок, — И под стадионом ничего?!
— Ничего, сэр. Мы дюйм за дюймом осмотрели каждый угол и каждую трещину до самой коренной породы.
— А детекторы что-нибудь показали?
— Нет, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Мы не доберемся до штаба, — шепнул Серкумбрайт Шорну.
Шорн мрачно кивнул. Он пытался разглядеть за прожекторами Доминиона — узнает ли тот Клуча Кургилла, которого сделал телеком?
Голос впереди крикнул:
— Сопротивление бесполезно! Идите вперед! В группе заговорщиков возникло волнение, словно от ветра в вершинах сосен. Голос сказал:
— Так-то лучше. Теперь марш вперед, по одному! Тереби первый.
Тереби медленно развернулся, словно бык на арене, и двинулся за солдатом, который освещал дорогу фонариком.
Серкумбрайт вновь шепнул Шорну:
— Попробуй что-нибудь сделать.
— Не могу, пока Доминион здесь.
Один за другим пленники шли вслед за Тереби. Впереди смутно вырисовывался силуэт самолета. Задний люк зиял, как вход в подземелье.
— Поднимайтесь по трапу!
Грузовой отсек с металлическими стенами служил камерой. Дверь с лязгом захлопнулась. Наступило тягостное молчание.
Возле борта раздался голос Тереби:
— Лихо сработано! Всех взяли?
— Похоже, да, — глухо отозвался Серкумбрайт.
— Это отбросит движение лет на десять назад, — произнес кто-то, стараясь сохранить твердость в голосе.
— Скорее, уничтожит полностью.
— Но в чем нас можно обвинить? Они ничего не докажут.
Тереби мрачно усмехнулся:
— Мы не доберемся до Трэна. Думаю, это будет газ. Тревожный ропот прошел по камере: “Газ”.
— Ядовитый газ пустят через вентилятор. А потом нас просто выбросят в море, и никто ничего не узнает. Даже не сообщат: “Убиты при попытке к бегству”.
Самолет задрожал и поднялся в воздух.
— Серкумбрайт, — тихо окликнул Шорн.
— Я здесь.
— Зажги свет.
Стены камеры озарились желтым светом карманного фонарика: бледные, потные лица напоминали лягушачьи животы, глаза блестели, отражая огонь фонарика.
Все двери были надежно заперты. Шорн соображал, сможет ли он открыть такую дверь. С подобной проблемой он еще не сталкивался. Похоже, эта задача была на порядок сложнее, чем перемещение предметов. Закрытая дверь представляла для Шорна и чисто психологическую проблему: что, если он попытается и ничего не выйдет? Сохранится ли его способность к телекинезу?
Тереби приложил ухо к вентилятору и через некоторое время отпрянул:
— Я слышу шипение…
Фонарик стал гаснуть. В темноте Шорн был беспомощен так же, как остальные. В отчаянии он устремил все силы своего ума на дверь грузового люка. Она распахнулась в ночное небо. Шорн поймал ее, прежде чем она успела улететь во мрак, и перенес через дверной проем внутрь.
Фонарик погас. Шорн едва различал черную массу двери. Стараясь перекричать рев ветра, он приказал:
— Отойдите к стене! Отойдите к стене! Он больше не мог ждать, он чувствовал, как реальность ускользает во мглу. Дверь смутно темнела в хвосте. Шорн сосредоточился и, с силой ударив ею о фюзеляж, пробил большую дыру. Свежий воздух устремился в отсек, унося ядовитый газ.
Шорн выбрался из самолета и заглянул в иллюминатор. Человек двенадцать в черно-золотой униформе сидели в салоне, беспокойно оглядываясь на грузовой отсек, откуда шел пронзительный вой. Адлари Доминиона среди них не было. Луби, связной с бронзовыми волосами и лицом как на медальоне, забился в угол. “Луби сохранили жизнь, — подумал Шорн, — значит, он предатель”.
У Шорна не было ни времени, ни желания к полумерам. Он оторвал всю верхнюю часть самолета. Солдаты и Луби застыли, в ужасе глядя вверх. Если бы они увидели Шорна, он показался бы им белолицым демоном, мчащимся верхом на ветре. Они высыпались из салона, словно горох из стручка, и улетели в ночную тьму. Рев ветра заглушил их крики.
Шорн забрался в кабину, заглушил мотор, отбросил баллон с газом от вентиляционной системы и повернул машину на восток, к горам Монагхилл.
Луна выплыла из-за туч. Внизу Шорн увидел поле. Подходящее место для посадки.
Самолет сел. Пятьдесят мужчин и женщин выбрались из грузового отсека, обессиленные, дрожащие, изумленные.
Шорн нашел Тереби. Прислонившись спиной к фюзеляжу, Тереби смотрел на Шорна, как ребенок на единорога. Шорн усмехнулся:
— Удивлены? Я все объясню, как только мы устроимся.
Тереби прищурился:
— Едва ли имеет смысл возвращаться домой, будто ничего не случилось. Черно-золотые сделали снимки, и, потом, некоторые из нас.., им известны.
Серкумбрайт вынырнул из тьмы, как бурая сова:
— В штабе черно-золотых будет большой переполох, когда они недосчитаются летающей тюрьмы.
— Забеспокоятся и в павильоне “Кларьетта”. Шорн стал считать на пальцах.
— Сегодня двадцать третье. До первого июля девять дней.
— А что будет первого июня?
— Первая ежегодная телекинетическая олимпиада на новом стадионе в Сванскомской долине. Кстати, за горой Матиас есть старая шахта. Там можно разместить человек двести — триста.
— Но нас только пятьдесят…
— Нужно больше. Еще человек двести. И чтобы избежать недоразумений, — он оглянулся в поисках рыжеволосого, утверждавшего, что здоровье — понятие субъективное, — будем считать здоровьем; волю к жизни, сохранению своей семьи, человеческой культуры и традиций.
— Это достаточно широко, — заметил Тереби. — Подойдет почти каждому. Но каков будет практический критерий отбора?
— Практически мы выберем тех, кто нам понравится, — сказал Шорн.
Глава 8
Воскресное утро первого июня было пасмурным и хмурым. С деревьев капала холодная роса. Густой туман окутывал берега реки Сванском, которая текла в новом русле по зеленеющей долине.
В восемь часов с неба прилетел человек в роскошных одеждах пурпурного, черного и белого цветов. Он приземлился на краю стадиона и посмотрел на небо. Облачная пелена прорвалась, и обрывки облаков понеслись во все стороны. Вскоре небо очистилось, солнце согрело Сванскомскую долину.
Черные глаза оглядели стадион беспокойным острым взглядом. На противоположной стороне стоял человек в черно-золотой полицейской форме. Телек перенес его по воздуху и поставил перед собой.
— Доброе утро, сержант. Заметили что-нибудь подозрительное?
— Ничего, мистер Доминион.
— А как внизу?
— Не могу сказать, сэр. Я отвечаю только за внешнюю часть, но у меня всю ночь горели прожекторы. Ни одна муха не пролетала.
— Хорошо. — Доминион еще раз оглядел большую чашу стадиона. — Если до сих пор посторонних не было, их и не будет. По земле здесь не пройти.
Появились еще двое в униформе.
— Доброе утро, — сказал Доминион, — заметили что-нибудь подозрительное?
— Нет, сэр. Ничего.
— Любопытно. — Доминион потер бледный остроконечный подбородок, — И под стадионом ничего?!
— Ничего, сэр. Мы дюйм за дюймом осмотрели каждый угол и каждую трещину до самой коренной породы.
— А детекторы что-нибудь показали?
— Нет, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18