Мост был уложен мешками с песком. Внизу стояла серая зимняя вода. У выезда с моста на мирный берег стояли серые танки.
Пяндж
Через линзы бинокля были видны низкие островки на Пяндже, хижины из камыша. Смуглые женщины, дети, мужчины, не прячась они занимались бытом: готовили пищу, стирали, мочились. Наш берег был высоким, обрывистым, потому мы смотрели на них сверху. Изредка в поле зрения бинокля попадала колючка проволоки. За островами опять блестел Пяндж, а берег представлял из себя низкие сгустки зелени. Общий рисунок реки напоминал разветвляющиеся от локтя вены, очень рабочего человека идущие к кисти руки. В локтевом сгибе как раз и располагались острова. Подполковник Александр Рамазанов рекомендовал мне повернуть бинокль влево, там горел вдалеке родной город Гельбутдина Хекматьяра, сказал он Мазар - Шериф.
Я перевёл. Клубы дыма возвышались далеко на горизонте. Загадочные фанатичные талибы "ученики" вели бои против исламистов средней крепости. Потому что партия Хекматьяра называлась с приставкой "ислам" (что-то плюс "ислам"). Мы стояли у государственной границы СССР с государством Афганистан. Был май 1997 года. Колючая проволока в два ряда, взрыхлённая контрольная полоса между двумя рядами проволоки.
Саша Бурыгин поднял черепаху приползшую по своим среднеазиатским делам из Афганистана в Таджик. А кобры тут у Вас есть? Полковник Ушаков радостно ответил что есть черноголовые кобры и обычные кобры и пошёл перечислять ядовитых гадов. Бурыгин, - наш, энбэпэшный майор понимал толк в гадах, когда-то служил помощником начальника погранзаставы в Казахстане. Майор приехал со мною добрался в Таджик в составе моего отряда из девяти человек. Мы со страшными приключениями прибыли по экстремальному маршруту Петропавловск - Кокчетав - Алма-Ата - Ташкент - Самарканд - Денау Душанбе - Курган-Тюбе - Колхоз-Абад, во всех вышеозначенных местах останавливаясь не по своей воле. Сверху палило нещадное солнце. Вкопаны были в песок рядом с границей танки и даже "Шилка" отряда полковника Ушакова. В палатках под тентами лежали босиком трое офицеров в тельняшках и читали книжки. На жару они не реагировали, заметив что это ещё не жара. Что жара, это когда термометр зашкаливает, а на термометре нанесены деления до +50 градусов. Лежали офицеры в синих трогательных советских майках.
Почему-то наш берег был обрывистый, а их - пологий. Чтобы удобнее было защищаться от них и смотреть на них сверху? Чтобы я сравнил Пяндж с венами на руке рабочего человека? Мне объяснили что есть места, где как раз напротив, - они ходят поверху над нами. Объяснил Рамазанов - классный специалист по Средней Азии. Он ходил в Афган ещё в 1980 году с 40й Армией и с тех пор служит здесь. У него странное для русского уха имя Алескандер, тат звучит в Азии имя Великого Македонца, а его отчество - Энверович, он дагестанец, и вот забыл лишь узнать у него какой он дагестанец - аварец, даргинец, лакец. Бритая наголо голова, таких в английских колониальных романах называют "old colonial hands", как-нибудь так, Рамазанов уже тогда говорил мне, что чечены скоро выступят в Дагестане. Дело в том, что он побывал в отпуске на родине и всё там понял, чего не понимают аналитики и предсказатели власти.
Там в песках на границе с Пянджем внизу у нас была с Рамазановым одна проблема. Дело в том что на пути туда, в Колхозабаде на рынке напились два наших человека: мой Влад Волгин, и начальник разведки Курган-тюбинского м/с полка, капитан. Два наших бэтээра стояли и ждали их на против рынка, вдоль арыка. Я послал своих ребят, Рамазанов - пару своих солдат. Наконец показались эти уроды. Капитан с мордой вырожденца, качался, но самоуверенно попытался перепрыгнуть арык и ёбнулся в воду. Таджики от рынка всё видели. Мне было стыдно за Россию, Российскую армию и наши два бэтээра. "Вы старший по званию, арестуйте этого козла! Алескандер Эневерович!" - взмолился я. Оказалось, он не может, капитан не был его подчинённым. Своего пьяницу с мордой молочного поросёнка, я приказал загнать на дно бэтээра и не выпускать. Ребята так и сделали. Однако по прибытии на заставу Волгин выбрался из брюха бэтээра попросился отлить и пропал. Капитан, проехавший на броне, его чуть продуло, неловко спрыгнул и заковылял к офицерской палатке. Я обратился к полковнику Ушакову, как к старшему по званию и хозяину на заставе с просьбой арестовать наших пьяных. Увы, Ушаков сказал что не может. Капитана жалко, а его слабости к спиртному знает вся дивизия, но ему осталось дослужить полгода, его терпят, куда его девать. Выгнать его сейчас, уйдёт без пенсии. Волгина же мы должны будем увести с собой. На заставе не должны находиться нештатные лишние люди. По правде говоря, добавил Ушаков он лично посадил бы алкашей под арест, он разделяет моё негодование. Начальник разведки, подумать только, тем более таджики видели как он в арык! Но это не оказалось концом истории. Когда мы пошли обедать, выяснилось что алкаш капитан уже там, восседает за столом и рядом с ним бутылка водки! Я подошёл и злобно заорав на него, что он позорит честь русского офицера, отобрал у него водку. Пришлось офицерам убирать водку и с других столов. Они хотели отметить наше прибытие, но вот не удалось. Когда мы собрались покинуть заставу, мы не смогли найти нашего алкаша. Я радостно высказал предположение, что алкаш уполз в Афган, и выразил пожелание, чтобы талибы его за пьянство повесили, козла. Волгин был член НБП, из Волгограда он пристал к нам где-то не то в Челябинске, не то в Магнитогорске. По происхождению мент - оперативник он был - когда трезв, - начитанный сумасшедший, когда пьян - тихий маньяк. Но мы-то не знали что он паршивая овца, когда брали его, мы его знали по письмам в штаб, но мы его первый раз видели. Позже мы забрали его с заставы, - на обратном пути, он нашёлся спал пьяный под танком. Впоследствии, добравшись до Курган-Тюбе я сдал его на гауптвахту. А уже из Душанбе мы отправили его поездом "Душанбе - Москва" одного. Очевидно в пути он попал в переделку, потому что через сезон его нашли на московской улице менты и сдали в психдом. С тех пор следы его оборвались.
Страна по которой как вена рабочего, толчками струит свои воды Пяндж, горячая и богатая страна. Воинственное и экзотическое сверх всякой меры. Прекрасны её горы, розовые здания Душанбе. Кровав и героичен её народ. И говорит на древнем языке фарси, персидском. Собирают в том котельном климате несколько урожаев пшеницы в год, пекут из неё восточные хлеба. Баран в 1997 году стоил жалкие 50 рублей. Растут там гранаты, лимоны, любые простые и сложные, лёгкие и трудоёмкие фрукты. Запах бараньего жира и мяса, пекущегося хлеба, солдатского пота, машинного масла и оружия и острый запах цветов наполняет Таджикистан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Пяндж
Через линзы бинокля были видны низкие островки на Пяндже, хижины из камыша. Смуглые женщины, дети, мужчины, не прячась они занимались бытом: готовили пищу, стирали, мочились. Наш берег был высоким, обрывистым, потому мы смотрели на них сверху. Изредка в поле зрения бинокля попадала колючка проволоки. За островами опять блестел Пяндж, а берег представлял из себя низкие сгустки зелени. Общий рисунок реки напоминал разветвляющиеся от локтя вены, очень рабочего человека идущие к кисти руки. В локтевом сгибе как раз и располагались острова. Подполковник Александр Рамазанов рекомендовал мне повернуть бинокль влево, там горел вдалеке родной город Гельбутдина Хекматьяра, сказал он Мазар - Шериф.
Я перевёл. Клубы дыма возвышались далеко на горизонте. Загадочные фанатичные талибы "ученики" вели бои против исламистов средней крепости. Потому что партия Хекматьяра называлась с приставкой "ислам" (что-то плюс "ислам"). Мы стояли у государственной границы СССР с государством Афганистан. Был май 1997 года. Колючая проволока в два ряда, взрыхлённая контрольная полоса между двумя рядами проволоки.
Саша Бурыгин поднял черепаху приползшую по своим среднеазиатским делам из Афганистана в Таджик. А кобры тут у Вас есть? Полковник Ушаков радостно ответил что есть черноголовые кобры и обычные кобры и пошёл перечислять ядовитых гадов. Бурыгин, - наш, энбэпэшный майор понимал толк в гадах, когда-то служил помощником начальника погранзаставы в Казахстане. Майор приехал со мною добрался в Таджик в составе моего отряда из девяти человек. Мы со страшными приключениями прибыли по экстремальному маршруту Петропавловск - Кокчетав - Алма-Ата - Ташкент - Самарканд - Денау Душанбе - Курган-Тюбе - Колхоз-Абад, во всех вышеозначенных местах останавливаясь не по своей воле. Сверху палило нещадное солнце. Вкопаны были в песок рядом с границей танки и даже "Шилка" отряда полковника Ушакова. В палатках под тентами лежали босиком трое офицеров в тельняшках и читали книжки. На жару они не реагировали, заметив что это ещё не жара. Что жара, это когда термометр зашкаливает, а на термометре нанесены деления до +50 градусов. Лежали офицеры в синих трогательных советских майках.
Почему-то наш берег был обрывистый, а их - пологий. Чтобы удобнее было защищаться от них и смотреть на них сверху? Чтобы я сравнил Пяндж с венами на руке рабочего человека? Мне объяснили что есть места, где как раз напротив, - они ходят поверху над нами. Объяснил Рамазанов - классный специалист по Средней Азии. Он ходил в Афган ещё в 1980 году с 40й Армией и с тех пор служит здесь. У него странное для русского уха имя Алескандер, тат звучит в Азии имя Великого Македонца, а его отчество - Энверович, он дагестанец, и вот забыл лишь узнать у него какой он дагестанец - аварец, даргинец, лакец. Бритая наголо голова, таких в английских колониальных романах называют "old colonial hands", как-нибудь так, Рамазанов уже тогда говорил мне, что чечены скоро выступят в Дагестане. Дело в том, что он побывал в отпуске на родине и всё там понял, чего не понимают аналитики и предсказатели власти.
Там в песках на границе с Пянджем внизу у нас была с Рамазановым одна проблема. Дело в том что на пути туда, в Колхозабаде на рынке напились два наших человека: мой Влад Волгин, и начальник разведки Курган-тюбинского м/с полка, капитан. Два наших бэтээра стояли и ждали их на против рынка, вдоль арыка. Я послал своих ребят, Рамазанов - пару своих солдат. Наконец показались эти уроды. Капитан с мордой вырожденца, качался, но самоуверенно попытался перепрыгнуть арык и ёбнулся в воду. Таджики от рынка всё видели. Мне было стыдно за Россию, Российскую армию и наши два бэтээра. "Вы старший по званию, арестуйте этого козла! Алескандер Эневерович!" - взмолился я. Оказалось, он не может, капитан не был его подчинённым. Своего пьяницу с мордой молочного поросёнка, я приказал загнать на дно бэтээра и не выпускать. Ребята так и сделали. Однако по прибытии на заставу Волгин выбрался из брюха бэтээра попросился отлить и пропал. Капитан, проехавший на броне, его чуть продуло, неловко спрыгнул и заковылял к офицерской палатке. Я обратился к полковнику Ушакову, как к старшему по званию и хозяину на заставе с просьбой арестовать наших пьяных. Увы, Ушаков сказал что не может. Капитана жалко, а его слабости к спиртному знает вся дивизия, но ему осталось дослужить полгода, его терпят, куда его девать. Выгнать его сейчас, уйдёт без пенсии. Волгина же мы должны будем увести с собой. На заставе не должны находиться нештатные лишние люди. По правде говоря, добавил Ушаков он лично посадил бы алкашей под арест, он разделяет моё негодование. Начальник разведки, подумать только, тем более таджики видели как он в арык! Но это не оказалось концом истории. Когда мы пошли обедать, выяснилось что алкаш капитан уже там, восседает за столом и рядом с ним бутылка водки! Я подошёл и злобно заорав на него, что он позорит честь русского офицера, отобрал у него водку. Пришлось офицерам убирать водку и с других столов. Они хотели отметить наше прибытие, но вот не удалось. Когда мы собрались покинуть заставу, мы не смогли найти нашего алкаша. Я радостно высказал предположение, что алкаш уполз в Афган, и выразил пожелание, чтобы талибы его за пьянство повесили, козла. Волгин был член НБП, из Волгограда он пристал к нам где-то не то в Челябинске, не то в Магнитогорске. По происхождению мент - оперативник он был - когда трезв, - начитанный сумасшедший, когда пьян - тихий маньяк. Но мы-то не знали что он паршивая овца, когда брали его, мы его знали по письмам в штаб, но мы его первый раз видели. Позже мы забрали его с заставы, - на обратном пути, он нашёлся спал пьяный под танком. Впоследствии, добравшись до Курган-Тюбе я сдал его на гауптвахту. А уже из Душанбе мы отправили его поездом "Душанбе - Москва" одного. Очевидно в пути он попал в переделку, потому что через сезон его нашли на московской улице менты и сдали в психдом. С тех пор следы его оборвались.
Страна по которой как вена рабочего, толчками струит свои воды Пяндж, горячая и богатая страна. Воинственное и экзотическое сверх всякой меры. Прекрасны её горы, розовые здания Душанбе. Кровав и героичен её народ. И говорит на древнем языке фарси, персидском. Собирают в том котельном климате несколько урожаев пшеницы в год, пекут из неё восточные хлеба. Баран в 1997 году стоил жалкие 50 рублей. Растут там гранаты, лимоны, любые простые и сложные, лёгкие и трудоёмкие фрукты. Запах бараньего жира и мяса, пекущегося хлеба, солдатского пота, машинного масла и оружия и острый запах цветов наполняет Таджикистан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53