Вы являлись сознательным, отличным администратором; в Доме, которым вы руководили, всегда был порядок. Что вы могли сделать? Вы же испугались! У каждого есть свой тайный страх. Ктото боится старости, кто-то – пауков и змей, иные оказаться похороненными заживо, попасть в замкнутое пространство. Утонуть, стать всеобщим посмешищем или быть отвергнутым. Каждый трепещет перед чем-нибудь.
– Я не знал, что боюсь огня. Клянусь всеми святыми, я этого не знал. Но когда я спустился вниз, той ночью, и почувствовал запах дыма, меня точно парализовало. Я стоял в холле и смотрел на решетку перед дверью, ведущей в спальню. Мы всегда закрывали ее на ночь. У нас была вовсе не тюрьма… мы делали это ради их безопасности: они ведь были такими старыми, кое-кто любил побродить ночью. Не могли же мы все время караулить их, это было просто нереально.
– Я знаю, знаю, – голос прекрасной женщины звучал успокаивающе. – Вы делали все ради того, чтобы защитить своих подопечных. В спальне стоял телевизор, имелась ванная комната. Там, наверху, было очень уютно, совсем как в отдельных комнатах на нижних этажах. Но они бродили, гуляли по ночам; могли упасть на лестнице или у них мог случиться приступ, и никто не оказал бы им помощи, потому что где бы они нашли кнопку вызова дежурного санитара?.. Я прекрасно понимаю, почему вы закрывали решетку на замок.
Мосс беспомощно развел руки. Огляделся по сторонам, точно в поисках белого света, который избавил бы его от боли воспоминаний.
– Я почувствовал запах дыма и просто-напросто замер, не зная, что предпринять, был почти готов броситься к двери, открыть замок, и в этот момент оттуда вырвались языки пламени… и страшный жар. Я отшатнулся. Но даже и тогда… даже тогда я бы что-нибудь обязательно сделал, если бы не кот…
– Да, именно вид кота, – кивнув, проговорила прекрасная женщина, – навел на вас ужас, заставил неожиданно понять, что страх перед огнем жил в глубинах вашего сознания, дожидаясь подходящего момента, чтобы подчинить вас себе. Я понимаю, это понял бы любой!
– Не знаю, как этому коту удалось продраться сквозь решетки. Он… протиснулся, и его тело охватило пламя, оно вспыхнуло – этот кот принадлежал одной из старушек. Кот полыхал, словно живой факел. Запах паленой шерсти, искры… он плавился, точно жир на сковороде. И выл… о Господи, какие страшные это были вопли… Черный, обугленный хвост, местами в мерзких пузырях…
– Не нужно! – воскликнула женщина, поняв, какую боль испытывает Мосс. – Не истязайте себя. Вы убежали. Я знаю, почему вы это сделали. Вы же ничем не могли помочь.
– Никто не знал, что у меня был выбор. Я стоял на улице и смотрел, увидел лицо в одном из окон. Оно было окутано пламенем-старик с длинными полыхающими волосами. Это было ужасно, отвратительно, я не мог вынести этого зрелища. Я кричал что-то, обращаясь к тем, наверху, а иные, кому удалось спастись, и кое-кто из санитаров попытались вернуться в здание – один из них погиб, на него упал потолок. Но ведь никто не знал, что у меня был шанс, я мог спасти, может быть, кого-нибудь одного, мог попытаться что-нибудь сделать.
– Нет, – возразила женщина. – Вы тоже сгорели бы заживо. Никому не следует ничего знать.
– Но я же знаю!
– Вам удалось спастись. Имеет значение только это.
– Боль. Знание и боль.
– Все пройдет.
– Нет. Никогда.
Один из мужчин снова пошевелился, чтобы дать прекрасной женщине прикурить. Она положила мундштук с сигаретой на стол. Мосс тряхнул головой, словно просыпаясь после жуткого кошмара, и поднялся. Когда он отошел от женщины и ее молчаливых спутников, свет в их глазах потух.
Мосс шел по холлу.
Громадное судно неслось вперед сквозь беснующееся желе мегапотока к конечной точке ощутимого пространства, неумолимо продвигалось к краю мыслимой вселенной, асимптотически приближаясь к границе времени. На пути судна было три остановки: погрузка пассажиров, высадка и путешествие за грань. Молчаливые и равнодушные путешественники сидели, время от времени потягивая напитки, которые заказывали, нажимая на кнопку, встроенную в подлокотники кресел. Тишину нарушал лишь шорох отодвигающихся на столах панелей, через них на поверхность поднимались бокалы, иногда раздавался негромкий звон стекла, когда об него стукались зубы, а еще – шуршание мегапотока, проносившегося мимо корабля. В кипящем желе раздавались какие-то звуки, они проникали сквозь обшивку судна, точно голоса мертвых, умоляющих выслушать их и свершить последний праведный суд. Никаких внятных мыслей, слов или посланий из-за грани, которые могли бы оказаться полезными для тех, кто отправился в это путешествие.
Оказавшиеся вне времени, пространства и мысли, путники безмолвно сидели внутри корабля, глядя в пустоту. Направление не имело значения. Потому что этот корабль всегда двигался в одном и том же направлении. А вместе с ним и они, погребенные в его недрах.
Мосс бродил среди пассажиров… вот присел на несколько минут рядом с каким-то толстяком и рассказал, как отнял у мужа и детей девушку, работавшую у него секретаршей, поселил в дорогой квартире, а затем, когда она ему надоела, оставил без денег, но с правом владения квартирой. Он даже выгнал ее с работы, потому что не следует заводить интрижку с тем, кто находится у тебя в подчинении. В особенности с женщинами, имеющими суицидные наклонности. А потом рассказал толстяку, что открыл счет на имя ее детей после того, как все было кончено, после того, как девушка, работавшая у него секретаршей, исполнила то, что ей было предначертано судьбой. Мосс довольно долго сидел рядом с пожилой женщиной, у которой все пальцы были в кольцах, признался ей в том, как безжалостно воспользовался своим возрастом и болезнью, чтобы привязывать к себе сыновей и дочерей до тех пор, пока не стало слишком поздно и они уже не могли устроить свою жизнь; при этом у него и в мыслях не было оставить им свое состояние. Затем он ненадолго присел рядом с высоким, худым человеком с шоколадного цвета кожей и открыл ему, что предал остальных членов группы, к которой принадлежал, назвал все имена и, сидя на заднем сиденье темного автомобиля, указал на тех, кто возглавлял движение; а потом смотрел, как их заставили опуститься на колени в грязь, под проливным дождем, когда подонки со свинцовыми трубами в руках очень аккуратно, профессионально, одним ударом кончали его товарищей. Еще он. подошел к симпатичной молоденькой девушке и рассказал о хитроумных интеллектуальных играх, в которые играл со своими любовницами, сбивая с толку, заставляя переживать и тратить все свое время на то, чтобы танцевать и петь исключительно для его удовольствия, пока их движения не превращались в бессмысленное дерганье, а песни становились похожими на дребезжание старой погремушки.
1 2 3 4