На площади Бокьериа Антонио свернул налево, на калле дель Хоспиталь и только теперь заметил, что за ним следят. Рибера мысленно поблагодарил дона Игнасио за предупреждение и от души восхитился его проницательностью. Антонио остановился и закурил. Бравады ради он нарочно как можно дольше держал у лица зажженную спичку — пусть, мол, фараон убедится, что не ошибся. Слежка так забавляла Риберу, что он решил облегчить бедняге работу. Правда, желая продлить удовольствие, Рибера не пошел домой кратчайшим путем, а стал блуждать по улочкам и переулкам квартала. Эта прогулка без всякого видимого толка и смысла наверняка поставит в тупик вынужденного таскаться следом ангела-хранителя. Сейчас, перед рассветом, весь город наконец уснул, и шаги бывшего тореро звонко отдавались на мостовой. Порой Антонио вдруг замирал, пытаясь уловить эхо шагов преследователя, но тот, надо думать, хорошо знал свое дело, ибо Рибера ни разу не услышал ни единого звука. Это злило его, как личное оскорбление. И без того слабую голову потихоньку затуманивала злоба. Забыв о наставлениях дона Игнасио, парень решил оторваться от полицейского. Быстро промчавшись вниз по калле Мендизабаль, он еще быстрее поднялся обратно по параллельной ей калле де Робадор, свернул на калле Сан-Рафаэль и вылетел на калле Сан-Херонимо, но, обернувшись, увидел, что преследователь держится на прежнем расстоянии. Риберу охватила слепая ярость. Юркнув за угол, на Беато Орьоль, он прижался к стене и стал ждать, когда ангел-хранитель на него наткнется. Так и вышло. Антонио не мог устоять перед искушением унизить того, кто так навязчиво шел за ним по пятам.
— Ну? — спросил бандит, поймав его за руку.
Но полицейский и не подумал вырываться, а, напротив, подошел вплотную. Бывший тореро самодовольно рассмеялся.
— Ты хочешь поближе познакомиться с Антонио Риберой, мой мальчик?
И в тот же миг его живот пронзила острая боль. Антонио выпустил руку противника, и тот бросился прочь. Рибера ошарашенно смотрел ему вслед, еще не понимая толком, что произошло. Тронув живот, он увидел, что рука в крови, и недоверчиво уставился на окровавленные пальцы. Фараоны не убивают! Полицейский не мог пырнуть его ножом! Но от живота поднималась волна боли, и Рибера был не в силах осмыслить происшедшее. Бандит хрипло вскрикнул, пытаясь позвать на помощь и чувствуя, как вместе с кровью из него уходит жизнь. Антонио зажал рану руками и с трудом переставляя ноги побрел к калле Сан-Пабло, где наверняка еще должны быть люди. Шаг… еще один… и вдруг ему показалось, что улицу окутал густой туман, мешая видеть и продвигаться вперед. Рибера споткнулся и чуть не упал. Пытаясь сохранить равновесие, он невольно застонал от боли. Очень странный туман… Антонио внезапно понял, что никогда не доберется до калле Сан-Пабло, и перепугался. Он хотел крикнуть, но это причиняло такую боль, что он тут же умолк. Стиснув зубы, Рибера сделал еще два шага. Теперь уже он почти ничего не видел. Никогда еще бывший тореро не сталкивался с таким туманом, даже в Севилье, даже зимой на болотах Гвадалквивира… Намокшие брюки прилипали к рубашке и к коже. Антонио не знал, туман ли так пропитал ткань или его собственная кровь. Впрочем, он и не хотел этого знать. Обессилев, парень упал на колени, попробовал глубоко вздохнуть, но все нутро обожгло, как огнем. Страх заставил Антонио рвануться изо всех сил, и ему почти удалось снова выпрямиться, но в последний момент Рибера пошатнулся и упал ничком.
Когда, на рассвете, Мигель вернулся домой, Конча все еще ждала его в кухне. Усталость привела инспектора в дурное расположение духа.
— Почему ты до сих пор не легла?
— По-твоему, я могла бы уснуть?
Не отвечая, Мигель подвинул себе стул.
— Я бы с удовольствием чего-нибудь выпил, — проговорил он, не глядя на жену.
Конча достала бутылку хереса, хранившуюся в доме для торжественных случаев. Полицейский осушил две рюмки подряд.
— Похоже, я не скоро забуду эту ночь! — вздохнул он.
— Ты его видел? — робко спросила жена.
— Риберу? Нет… Должно быть, он остался в баррио. Я ужасно устал. Пойду лягу.
Мигель встал и по дороге ласково положил руку на плечо жены.
— Прости, что заставил тебя волноваться… Боюсь, я уже ни на что не годен… Только и делаю, что ошибку за ошибкой, а из-за этого Пако…
Конча перебила мужа.
— Не думай больше о Пако, Мигель. Мы не должны о нем говорить…
— Но ты одобряешь мое решение отомстить за него, правда?
— Возможно, но, повторяю, лучше бы ты оставил эту заботу другим. У тебя и без того неприятности.
— Хорошо, Кончита, — немного поколебавшись, сказал он, — раз ты так хочешь… Мы немного поспим, а потом уедем в Сопейру.
Их разбудил телефонный звонок. Оба проспали всего несколько часов. Конча с трудом открыла глаза. Мигель же погрузился в такое оцепенение, что не мог двинуться с места.
— Пусть себе звонят, — проворчал он.
Инспектор снова уснул, а его жена натянула на голову одеяло, чтобы больше не слышать пронзительного звонка. Однако, надо думать, тот, кто хотел с ними поговорить, отличался большим упрямством, ибо телефон продолжал трезвонить. В конце концов Конча не выдержала и подошла к телефону.
— Алло!
— Донья Конча?
— Да.
— Это Мартин… Так вы не поехали в Сопейру?
— Мы слишком поздно легли, дон Альфонсо, и решили сесть на дневной поезд.
— Мигель дома?
— Да, спит.
— Разбудите его! Нечего валяться в постели в десять часов утра!
— Послушайте, дон Альфонсо, не могли бы вы дать Мигелю еще немного отдохнуть? Он совсем недавно вернулся…
— А ведь я не так уж поздно привел его домой, верно, донья Конча? Или Мигель опять куда-нибудь ходил?
По тону комиссара Конча поняла, что для него очень важно получить ответ на этот, вроде бы безобидный вопрос. Лгать дону Альфонсо она не решилась, но попробовала уклониться.
— Вообще-то…
Но голос комиссара на том конце провода вдруг зазвучал необычайно сухо.
— Я хочу знать, выходил ли Мигель из дому. Так да или нет?
Пришлось отвечать.
— Да.
Дон Альфонсо совсем посуровел.
— Немедленно разбудите мужа, донья Конча, и передайте ему, чтобы сейчас же ехал в управление. Слышите? Сейчас же!
И, забыв попрощаться с собеседницей, комиссар повесил трубку. Это так не походило на всегда любезного Мартина, что Конча встревожилась. Мигель спросонок очень плохо принял распоряжение начальства и, сердито ворча, побрел в ванную. Увидев в зеркале собственное отражение, он подумал, что не раз задерживал людей, куда меньше смахивающих на висельника, нежели он сам в данную минуту. Из дома инспектор вышел с мучительной мигренью, однако он надеялся, что пока доберется пешком до управления, боль несколько поутихнет.
Когда Мигель вошел в кабинет комиссара Мартина, тот поглядел на часы и сухо заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Ну? — спросил бандит, поймав его за руку.
Но полицейский и не подумал вырываться, а, напротив, подошел вплотную. Бывший тореро самодовольно рассмеялся.
— Ты хочешь поближе познакомиться с Антонио Риберой, мой мальчик?
И в тот же миг его живот пронзила острая боль. Антонио выпустил руку противника, и тот бросился прочь. Рибера ошарашенно смотрел ему вслед, еще не понимая толком, что произошло. Тронув живот, он увидел, что рука в крови, и недоверчиво уставился на окровавленные пальцы. Фараоны не убивают! Полицейский не мог пырнуть его ножом! Но от живота поднималась волна боли, и Рибера был не в силах осмыслить происшедшее. Бандит хрипло вскрикнул, пытаясь позвать на помощь и чувствуя, как вместе с кровью из него уходит жизнь. Антонио зажал рану руками и с трудом переставляя ноги побрел к калле Сан-Пабло, где наверняка еще должны быть люди. Шаг… еще один… и вдруг ему показалось, что улицу окутал густой туман, мешая видеть и продвигаться вперед. Рибера споткнулся и чуть не упал. Пытаясь сохранить равновесие, он невольно застонал от боли. Очень странный туман… Антонио внезапно понял, что никогда не доберется до калле Сан-Пабло, и перепугался. Он хотел крикнуть, но это причиняло такую боль, что он тут же умолк. Стиснув зубы, Рибера сделал еще два шага. Теперь уже он почти ничего не видел. Никогда еще бывший тореро не сталкивался с таким туманом, даже в Севилье, даже зимой на болотах Гвадалквивира… Намокшие брюки прилипали к рубашке и к коже. Антонио не знал, туман ли так пропитал ткань или его собственная кровь. Впрочем, он и не хотел этого знать. Обессилев, парень упал на колени, попробовал глубоко вздохнуть, но все нутро обожгло, как огнем. Страх заставил Антонио рвануться изо всех сил, и ему почти удалось снова выпрямиться, но в последний момент Рибера пошатнулся и упал ничком.
Когда, на рассвете, Мигель вернулся домой, Конча все еще ждала его в кухне. Усталость привела инспектора в дурное расположение духа.
— Почему ты до сих пор не легла?
— По-твоему, я могла бы уснуть?
Не отвечая, Мигель подвинул себе стул.
— Я бы с удовольствием чего-нибудь выпил, — проговорил он, не глядя на жену.
Конча достала бутылку хереса, хранившуюся в доме для торжественных случаев. Полицейский осушил две рюмки подряд.
— Похоже, я не скоро забуду эту ночь! — вздохнул он.
— Ты его видел? — робко спросила жена.
— Риберу? Нет… Должно быть, он остался в баррио. Я ужасно устал. Пойду лягу.
Мигель встал и по дороге ласково положил руку на плечо жены.
— Прости, что заставил тебя волноваться… Боюсь, я уже ни на что не годен… Только и делаю, что ошибку за ошибкой, а из-за этого Пако…
Конча перебила мужа.
— Не думай больше о Пако, Мигель. Мы не должны о нем говорить…
— Но ты одобряешь мое решение отомстить за него, правда?
— Возможно, но, повторяю, лучше бы ты оставил эту заботу другим. У тебя и без того неприятности.
— Хорошо, Кончита, — немного поколебавшись, сказал он, — раз ты так хочешь… Мы немного поспим, а потом уедем в Сопейру.
Их разбудил телефонный звонок. Оба проспали всего несколько часов. Конча с трудом открыла глаза. Мигель же погрузился в такое оцепенение, что не мог двинуться с места.
— Пусть себе звонят, — проворчал он.
Инспектор снова уснул, а его жена натянула на голову одеяло, чтобы больше не слышать пронзительного звонка. Однако, надо думать, тот, кто хотел с ними поговорить, отличался большим упрямством, ибо телефон продолжал трезвонить. В конце концов Конча не выдержала и подошла к телефону.
— Алло!
— Донья Конча?
— Да.
— Это Мартин… Так вы не поехали в Сопейру?
— Мы слишком поздно легли, дон Альфонсо, и решили сесть на дневной поезд.
— Мигель дома?
— Да, спит.
— Разбудите его! Нечего валяться в постели в десять часов утра!
— Послушайте, дон Альфонсо, не могли бы вы дать Мигелю еще немного отдохнуть? Он совсем недавно вернулся…
— А ведь я не так уж поздно привел его домой, верно, донья Конча? Или Мигель опять куда-нибудь ходил?
По тону комиссара Конча поняла, что для него очень важно получить ответ на этот, вроде бы безобидный вопрос. Лгать дону Альфонсо она не решилась, но попробовала уклониться.
— Вообще-то…
Но голос комиссара на том конце провода вдруг зазвучал необычайно сухо.
— Я хочу знать, выходил ли Мигель из дому. Так да или нет?
Пришлось отвечать.
— Да.
Дон Альфонсо совсем посуровел.
— Немедленно разбудите мужа, донья Конча, и передайте ему, чтобы сейчас же ехал в управление. Слышите? Сейчас же!
И, забыв попрощаться с собеседницей, комиссар повесил трубку. Это так не походило на всегда любезного Мартина, что Конча встревожилась. Мигель спросонок очень плохо принял распоряжение начальства и, сердито ворча, побрел в ванную. Увидев в зеркале собственное отражение, он подумал, что не раз задерживал людей, куда меньше смахивающих на висельника, нежели он сам в данную минуту. Из дома инспектор вышел с мучительной мигренью, однако он надеялся, что пока доберется пешком до управления, боль несколько поутихнет.
Когда Мигель вошел в кабинет комиссара Мартина, тот поглядел на часы и сухо заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47