По этому делу имелось свидетельство детектива Бенито Монтеса. Посетив коллег в Майами, он сообщил, что на месте преступления в Форт-Лодердейле из радиоприемника неслись такие громкие звуки рока, что он сам себя не слышал.
Затем убийство Ласаро и Луизы Урбино в Майами. Здесь сосед выключил радио, чтобы позвонить в полицию, но не сбил настройку. Это была все та же “Металл, 105”.
Радио играло громко и на месте убийства Густава и Эленор Эрнст. Их мажордом Тео Паласио приемник выключил, но запомнил, что настроен он был на волну 93,1 FM, на WTMI — “любимую станцию миссис Эрнст”, поскольку передавала она классику и мелодии из кинофильмов. Тяжелый рок — никогда!
Стоило ли придавать значение несовпадению музыкальных жанров? Эйнсли склонялся к мысли, что да. Особенно в сочетании с другим несовпадением в деле Эрнстов. Дохлый кролик на месте преступления не мог быть апокалипсическим символом; в этом Эйнсли был уверен с самого начала.
А не выходит ли так, спрашивал он сам себя, что убийца Эрнстов каким-то образом узнал про четырех дохлых кошек в деле Фростов и ошибочно заключил, что подойдет любая другая мертвая зверушка? Ответ снова напрашивался утвердительный.
И еще одна знаменательная деталь: “апокалипсическая версия” Эйнсли стала известна узкой группе сыщиков на следующий день после убийства Эрнстов, а до того времени странный набор предметов-символов оставался для всех таинственной бессмыслицей.
Вызывал вопросы и еще один хронологический фактор.
Между каждым из двойных убийств: Фростов, Ларсенов, Хенненфельдов и Урбино всегда проходило не меньше двух месяцев (в среднем два месяца и десять дней). А вот убийства Урбино и Эрнстов разделяли всего три дня.
Похоже, размышлял Эйнсли, что механизм убийства Эрнстов был кем-то запущен с таким расчетом, чтобы оно произошло через подходящий промежуток времени, но тут вмешалось преступление, жертвами которого стали супруги Урбино. И хотя новость об их страшной смерти распространилась стремительно, вполне возможно, что было уже невозможно предотвратить убийство Эрнстов.
Неожиданная и мимолетная идея осенила Эйнсли, но он мгновенно отверг ее.
Сразу по завершении двухдневной работы с делами Эйнсли нанес визит в хранилище вещественных доказательств управления полиции Майами. Это столь необходимое подразделение располагалось в полуподвале главного здания. Командовал им капитан Уэйд Якоун — плотно сложенный, седеющий ветеран с почти тридцатилетним стажем, который широченной улыбкой приветствовал появление Малколма Эйнсли.
— Ты-то мне и нужен, Малколм! Как жизнь?
— Спасибо, сэр, неплохо.
— Оставь субординацию, — отмахнулся Якоун. — Я как раз собирался послать тебе служебную записку по поводу этого твоего серийного убийцы. Приговор приведен в исполнение, дело закрыто, а тут у нас сложена гора всякой всячины, от которой хорошо бы избавиться. Нам катастрофически не хватает места.
— Забудь свою писанину, Уэйд, — усмехнулся Эйнсли. — Расследование одного из убийств возобновлено.
Писаниной в управлении называли служебные записки Якоуна, которые он с упорной регулярностью рассылал детективам, направившим на хранение вещественные доказательства; иногда до суда, но нередко лишь с минимальной надеждой уличить виновного когда-нибудь в будущем. Обычно содержание такой записки от Якоуна сводилось примерно к следующему: “Эй, приятель! Мы уже долго держим твое барахло, а хранилище не резиновое. Пора решать, нужно ли оно тебе еще, а если нет, давай избавимся от него и освободим драгоценное пространство на наших стеллажах”. И все равно в большинстве случаев от вещдоков удавалось избавиться только по специальному распоряжению суда.
То, что на жаргоне Якоуна называлось “барахлом”, состояло из самых разнообразных материальных улик. В их число входили, например, наркотики — кокаин и марихуана в пронумерованных пакетах, — которых в хранилище лежало на несколько миллионов долларов. Здесь складировались сотни стволов огнестрельного оружия — пистолеты, винтовки, автоматы и боеприпасы к ним. “Хватит, чтобы поднять небольшое вооруженное восстание”, — не раз хвастался Якоун; в обширных холодильниках дожидались своего часа образцы человеческой крови и тканей, взятые по делам об убийствах или изнасилованиях. Но более всего было здесь самых прозаических вещей. Краденые телевизоры, магнитофоны, микроволновые печи и высокие штабеля обычных с виду, хотя и опечатанных, картонных коробок, в которые складывалась всякая мелочевка, изъятая с мест преступлений, включая и убийства.
Понятно, что в хранилище всегда было тесно. “Мы завалены от пола до потолка”, — постоянно жаловался Якоун, но как-то ухитрялся втискивать в свой склад все новые вещи и коробки.
— И что же произошло? — спросил он Эйнсли.
— Выяснилось, что одно из серийных убийств нуждается в доследовании, поэтому вещдоки придется пока оставить. Однако ты сказал “гора”. Неужели действительно так много?
— Было всего ничего, пока не случилось убийства комиссара Эрнста и его жены, — ответил Якоун. — Вот тогда нам и правда навезли целую груду. Мне объяснили, что это из-за особой важности дела.
— Позволишь взглянуть?
— Конечно.
Хозяин провел Эйнсли через несколько помещений, где работали двадцать человек — пятеро офицеров полиции плюс вольнонаемные. Оставалось только удивляться, в каком исключительном порядке ухитрялись они содержать этот склад. Любую единицу хранения, независимо от давности (а улика двадцатилетней давности не была здесь редкостью), с помощью компьютера можно было разыскать в считанные минуты по номеру дела, именам или дате принятия на хранение.
Якоун продемонстрировал, как это делается, без колебаний указав на дюжину объемистых коробок, каждая из которых была запечатана широкой клейкой лентой с надписью: ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА — Вот эти нам доставили сразу же после убийства Эрнстов, — сказал капитан. — Как я понял, ваши ребята основательно порылись в их доме и собрали много всего, больше — бумаг, чтобы изучить их позже, по-моему, ими так никто и не занимался.
Эйнсли не пришлось гадать, почему так случилось. Сразу после убийства Эрнстов его спецподразделение целиком сосредоточилось на слежке за подозреваемыми. Вещи и документы из дома убитых оставили на потом. Когда же Дойл был арестован и признан виновным, дело Эрнстов закрыли, и до этих коробок ни у кого руки не дошли.
— Извини, что не могу пока избавить тебя от них, — сказал Эйнсли Якоуну. — Мы будем брать по несколько коробок, изучать содержимое и возвращать.
— Твое право, Малколм, — пожал плечами капитан.
— Спасибо, — кивнул Эйнсли. — Это может оказаться крайне важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Затем убийство Ласаро и Луизы Урбино в Майами. Здесь сосед выключил радио, чтобы позвонить в полицию, но не сбил настройку. Это была все та же “Металл, 105”.
Радио играло громко и на месте убийства Густава и Эленор Эрнст. Их мажордом Тео Паласио приемник выключил, но запомнил, что настроен он был на волну 93,1 FM, на WTMI — “любимую станцию миссис Эрнст”, поскольку передавала она классику и мелодии из кинофильмов. Тяжелый рок — никогда!
Стоило ли придавать значение несовпадению музыкальных жанров? Эйнсли склонялся к мысли, что да. Особенно в сочетании с другим несовпадением в деле Эрнстов. Дохлый кролик на месте преступления не мог быть апокалипсическим символом; в этом Эйнсли был уверен с самого начала.
А не выходит ли так, спрашивал он сам себя, что убийца Эрнстов каким-то образом узнал про четырех дохлых кошек в деле Фростов и ошибочно заключил, что подойдет любая другая мертвая зверушка? Ответ снова напрашивался утвердительный.
И еще одна знаменательная деталь: “апокалипсическая версия” Эйнсли стала известна узкой группе сыщиков на следующий день после убийства Эрнстов, а до того времени странный набор предметов-символов оставался для всех таинственной бессмыслицей.
Вызывал вопросы и еще один хронологический фактор.
Между каждым из двойных убийств: Фростов, Ларсенов, Хенненфельдов и Урбино всегда проходило не меньше двух месяцев (в среднем два месяца и десять дней). А вот убийства Урбино и Эрнстов разделяли всего три дня.
Похоже, размышлял Эйнсли, что механизм убийства Эрнстов был кем-то запущен с таким расчетом, чтобы оно произошло через подходящий промежуток времени, но тут вмешалось преступление, жертвами которого стали супруги Урбино. И хотя новость об их страшной смерти распространилась стремительно, вполне возможно, что было уже невозможно предотвратить убийство Эрнстов.
Неожиданная и мимолетная идея осенила Эйнсли, но он мгновенно отверг ее.
Сразу по завершении двухдневной работы с делами Эйнсли нанес визит в хранилище вещественных доказательств управления полиции Майами. Это столь необходимое подразделение располагалось в полуподвале главного здания. Командовал им капитан Уэйд Якоун — плотно сложенный, седеющий ветеран с почти тридцатилетним стажем, который широченной улыбкой приветствовал появление Малколма Эйнсли.
— Ты-то мне и нужен, Малколм! Как жизнь?
— Спасибо, сэр, неплохо.
— Оставь субординацию, — отмахнулся Якоун. — Я как раз собирался послать тебе служебную записку по поводу этого твоего серийного убийцы. Приговор приведен в исполнение, дело закрыто, а тут у нас сложена гора всякой всячины, от которой хорошо бы избавиться. Нам катастрофически не хватает места.
— Забудь свою писанину, Уэйд, — усмехнулся Эйнсли. — Расследование одного из убийств возобновлено.
Писаниной в управлении называли служебные записки Якоуна, которые он с упорной регулярностью рассылал детективам, направившим на хранение вещественные доказательства; иногда до суда, но нередко лишь с минимальной надеждой уличить виновного когда-нибудь в будущем. Обычно содержание такой записки от Якоуна сводилось примерно к следующему: “Эй, приятель! Мы уже долго держим твое барахло, а хранилище не резиновое. Пора решать, нужно ли оно тебе еще, а если нет, давай избавимся от него и освободим драгоценное пространство на наших стеллажах”. И все равно в большинстве случаев от вещдоков удавалось избавиться только по специальному распоряжению суда.
То, что на жаргоне Якоуна называлось “барахлом”, состояло из самых разнообразных материальных улик. В их число входили, например, наркотики — кокаин и марихуана в пронумерованных пакетах, — которых в хранилище лежало на несколько миллионов долларов. Здесь складировались сотни стволов огнестрельного оружия — пистолеты, винтовки, автоматы и боеприпасы к ним. “Хватит, чтобы поднять небольшое вооруженное восстание”, — не раз хвастался Якоун; в обширных холодильниках дожидались своего часа образцы человеческой крови и тканей, взятые по делам об убийствах или изнасилованиях. Но более всего было здесь самых прозаических вещей. Краденые телевизоры, магнитофоны, микроволновые печи и высокие штабеля обычных с виду, хотя и опечатанных, картонных коробок, в которые складывалась всякая мелочевка, изъятая с мест преступлений, включая и убийства.
Понятно, что в хранилище всегда было тесно. “Мы завалены от пола до потолка”, — постоянно жаловался Якоун, но как-то ухитрялся втискивать в свой склад все новые вещи и коробки.
— И что же произошло? — спросил он Эйнсли.
— Выяснилось, что одно из серийных убийств нуждается в доследовании, поэтому вещдоки придется пока оставить. Однако ты сказал “гора”. Неужели действительно так много?
— Было всего ничего, пока не случилось убийства комиссара Эрнста и его жены, — ответил Якоун. — Вот тогда нам и правда навезли целую груду. Мне объяснили, что это из-за особой важности дела.
— Позволишь взглянуть?
— Конечно.
Хозяин провел Эйнсли через несколько помещений, где работали двадцать человек — пятеро офицеров полиции плюс вольнонаемные. Оставалось только удивляться, в каком исключительном порядке ухитрялись они содержать этот склад. Любую единицу хранения, независимо от давности (а улика двадцатилетней давности не была здесь редкостью), с помощью компьютера можно было разыскать в считанные минуты по номеру дела, именам или дате принятия на хранение.
Якоун продемонстрировал, как это делается, без колебаний указав на дюжину объемистых коробок, каждая из которых была запечатана широкой клейкой лентой с надписью: ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА — Вот эти нам доставили сразу же после убийства Эрнстов, — сказал капитан. — Как я понял, ваши ребята основательно порылись в их доме и собрали много всего, больше — бумаг, чтобы изучить их позже, по-моему, ими так никто и не занимался.
Эйнсли не пришлось гадать, почему так случилось. Сразу после убийства Эрнстов его спецподразделение целиком сосредоточилось на слежке за подозреваемыми. Вещи и документы из дома убитых оставили на потом. Когда же Дойл был арестован и признан виновным, дело Эрнстов закрыли, и до этих коробок ни у кого руки не дошли.
— Извини, что не могу пока избавить тебя от них, — сказал Эйнсли Якоуну. — Мы будем брать по несколько коробок, изучать содержимое и возвращать.
— Твое право, Малколм, — пожал плечами капитан.
— Спасибо, — кивнул Эйнсли. — Это может оказаться крайне важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140